– А про дальнейшее?
Взгляд Варвары Ивановны был жаден.
– Дайте срок. Будет и дальнейшее. Полагаю, через год, а то и раньше, когда двор привыкнет видеть рядом с государем морганатическую супругу, можно будет ставить вопрос и о короновании. Приведем в пример Петра Великого, короновавшего другую Екатерину. Притом та была служанка, а эта – княжна Долгорукая. Есть и второй аргумент, который подействует еще сильней. Вы все время говорите, что, склоняя государя в сторону народного представительства, работаете на меня, а между тем, дорогая Варвара Ивановна, это и в интересах вашей подруги. То, на что трудно решиться самодержавному царю, сможет себе позволить царь конституционный. Требования общества к такому монарху менее строги. Да и возведение морганатической супруги в венценосный статус не является чем-то беспрецедентным. Наполеон Третий сделал императрицей Евгению Монтихо. Шведский Карл XIV воздел королевскую корону на голову дочери торговца. Два года назад только внезапная смерть помешала итальянскому Виктору-Эммануилу короновать прекрасную Розину Верчеллано. Когда в России произойдет то же самое, вы наконец сможете выйти из тени и занять близ новой государыни то положение, которого заслуживаете по уму и дарованиям. Я сделаю для этого всё возможное.
«Ишь жмурится. Сейчас замурлыкает», – подумал Михаил Тариэлович. И решил, что пора.
– Но у меня к вам просьба, выполнить которую – предупреждаю – вам будет неприятно.
– Какая? – моментально насторожилась чертовски умная женщина.
– Прошу у вас амнистии для одного человека, которого вы очень не любите. Притом полной. Вы должны пообещать, что не станете даже втайне предпринимать против него враждебных действий, а то я знаю вашу изобретательность.
– О ком вы говорите?
– Об известном вам Ларцеве. Он понадобится мне для большого дела.
В кошачьих глазах под вуалью сверкнули злые огоньки.
– Это человек бесчестный! Негодяй!
– Он мне нужен для дела, – повторил Михаил Тариэлович. – И не где-нибудь, а здесь, в Петербурге.
– Никогда! Пусть только сунется!
Граф решил, что следует поменять тон. С такими особами необходимо перемежать «жоу» и «ган». Чтоб не забывали, кто сверху.
– Давайте не будем ставить под угрозу наше сотрудничество, – тихо сказал Михаил Тариэлович. – Иначе я задумаюсь, полезно ли для меня способствовать возвышению персоны, которая в дальнейшем может создавать мне помехи.
Возникла пауза, довольно продолжительная. Ход мысли госпожи Шилейко легко угадывался. «Понимает, что без меня ей не обойтись, но безоговорочной капитуляции не будет – не тот характер», – думал граф.
– Ладно. Но одно условие. – Глаза под ажурной сеткой сузились. – Сначала вы устроите мне с ним встречу. И решение я приму в зависимости от того, как эта встреча пройдет.
Кажется, еще и улыбнулась? Вот теперь Михаил Тариэлович уже не знал, что у нее на уме.
Интересная женщина, очень интересная.
Необычные предложения
– Если вы хотите со мной мира, его придется заработать. Вы передо мной в долгу.
Они стояли друг напротив друга в прихожей. Дальше Ларцева не пригласили.
За минувшие годы дом в Мошкове переулке сильно переменился. Теперь, когда Екатерина Долгорукая перебралась в Зимний, Варвара Ивановна Шилейко имела возможность обустроиться по собственному вкусу. Вкус ее, кажется, основывался на принципе «чем роскошней, тем лучше», а доходы позволяли от этого завета ни в чем не отклоняться. Адриан не видывал ни в одной прихожей, невеликом по размеру и скромном по назначению пространстве, столько позолоты, порфира и мрамора.
– В долгу за то, что вы меня не убили? – спросил Ларцев хозяйку этого великолепия.
– За то, что вы меня сначала смертельно оскорбили, а затем нанесли серьезный финансовый ущерб. Ни первого, ни тем более второго я никому никогда не спускаю. Это будет первый случай в моей практике. Если будет…
Опасная женщина замолчала, ожидая, что он задаст ей вопрос. Но Адриан просто смотрел на нее, ожидая продолжения. Ах ты, гремучая змея, думал он. Точно так же – неподвижно, с металлическим блеском – глядела на него рэттл-снейк в пустыне Мохаве перед броском. Левую руку удалось спасти только чудом, ее до сих пор иногда сводила судорога.
– Вы неразговорчивы, я забыла, – усмехнулась Шилейко. – Что ж, назову условия мира. Вы поедете со мной в Москву и поможете в одном деле. Назовем это репарацией. И второе: об этом потом никому ни слова. Если вы когда-нибудь нарушите второй пункт, наш мирный договор будет расторгнут. Со всеми последствиями.
– Какую я могу оказать помощь вам? Тем более в Москве? – удивился Ларцев. – Я понимаю еще в Кавказских горах или где-нибудь на железной дороге.
Бесшумно вошел лакей в ливрее, напоминающей парадный мундир гвардейского генерала. На сверкающем подносе стоял хрустальный графин с густо-красной жидкостью.
– Время крюшона, – сказала хозяйка. – Не угодно ли? Он у меня особенный.
– Благодарю, – качнул головой Адриан. Эта может и отравить, с нее станется.
Варвара Ивановна поднесла к губам рюмку, отпила, слизнула с губы каплю алым язычком. Надо же, не раздвоенный, удивился Ларцев.
– Конечно, я могла бы обратиться к вашему покровителю Лорис-Меликову, ему не составило бы труда оказать мне эту небольшую услугу. Но не хочется давать ему лишний козырь против меня. Мало ли как всё обернется в будущем. Поэтому так важен второй пункт: полное молчание.
Он кивнул в знак согласия.
– Тогда перехожу к предложению. Оно… несколько необычно, но если вы его примете и исполните, мы квиты.
Ларцев опять ограничился наклоном головы, теперь это означало: слушаю.
– …Как вы знаете, в Первопрестольной уже много лет возводится, никак не возведется храм Спасителя, памятник Отечественной войне. На этом строительстве обогатилось несколько поколений. Чем я хуже? Хохряков, нынешний подрядчик, за свое назначение обещал выплатить моей дорогой подруге благодарность. И отдельно отблагодарить меня. С Катей он рассчитался, а со мной нет. Когда я стала требовать, пригрозил передать лично государю мою записку довольно откровенного содержания. В общем, ситуация примерно та же, что возникла у нас с вами шесть лет назад, но только еще неприятней. – Варвара Ивановна допила крюшон. – Катя не знала, что у меня будет отдельный гонорар и… что он существенно крупнее, чем ее собственный. Это может омрачить наши отношения.
Совсем обнаглела от алчности, подумал Ларцев. На этом когда-нибудь и свернет себе шею.
– Чего вы хотите? – сказал он вслух. – Отомстить или получить свои деньги? И то, и другое вряд ли получится.
Шилейко скорбно вздохнула.
– Вы правы. Нужно выбирать. Как я вам уже сказала, финансовый ущерб ранит меня еще больнее, чем оскорбление. От покойника, увы, денег не получишь. А сумма весьма значительная. Вы должны помочь мне получить мои деньги. И, разумеется, компрометирующую записку. Отказываться от этого предложения не советую, – тихо закончила Варвара Ивановна. – Сведения, которые я вам сообщила, чересчур чувствительны и не предполагают отрицательного ответа.
– Когда едем? – спросил Адриан.
Он был взволнован. Не угрозой, прозвучавшей в словах собеседницы, а тем, что мечта всей жизни, кажется, переставала быть мечтой.
Ехали в отдельном вагоне, который предназначался для августейших особ и высших сановников империи. По поведению мадам Шилейко было понятно, что этакие путешествия ей привычны. На Ларцева, правда, сафьяновые диваны и шторки с коронами впечатления не произвели. На Северо-Кавказской дороге у него был дом на колесах хоть без мишуры, зато много удобней – с кабинетом, горячим душем и отдельным отсеком для верховой лошади.
Варвара Ивановна очень беспокоилась, что проныра Хохряков узнает о приезде, поэтому попросила начальника петербургско-московской телеграфной линии устроить ремонтные работы. Связь между двумя столицами на десять часов прервалась. Это лишний раз показало, сколь велики возможности скромной воспитательницы незаконных детей государя императора.
Время в дороге Ларцев коротал, штудируя книгу о реках южной Сибири. На вопросы спутницы о том, что он намерен делать, если Хохряков спрячется, пустится в бега или заупрямится, Адриан отвечал: «Там видно будет». Это и в самом деле был его основной принцип.
Тревожилась Варвара Ивановна напрасно. Подрядчик не подумал прятаться. Поезд прибыл в древнюю столицу в десять часов вечера. Прямо с вокзала поехали на Пречистенские ворота, где напротив великой стройки находилась контора, она же квартира Хохрякова. Несмотря на позднее время, москвич принял нежданную посетительницу безо всякого промедления.
Встретил в дверях кабинета, широко расставив руки, словно собирался заключить Варвару Ивановну в объятья.
– Ба, какая гостья! Большущая, большущая честь!
Э, да тут коса на камень, подумал Ларцев, заметив в глазах низенького, юркого человечка с пушистой длинной бородой азартные, насмешливые огоньки. Сюртук у подрядчика был с искрой, в галстуке сияла брильянтовая булавка. Прямо Черномор из пушкинской сказки, которую Адриану в детстве читала мать: «Разряжен карлик бородатый».
Эту породу он хорошо знал. Среди американских предпринимателей она весьма распространена. Люди, которые не боятся конфликта, а наоборот воодушевляются им.
Ринулась в лобовую атаку и Шилейко:
– Я к вам за моими деньгами. И учтите, это ваш последний шанс окончить дело добром.
– Добро и Богу угодно, – согласился Хохряков, вопросительно оглядывая спутника воинственной дамы. – Однако желательно было бы знать, дражайшая Варвара Ивановна, имя и, так сказать, назначение вашего компаньона?
Адриану стало интересно, как Шилейко его представит.
– Это господин Ларцев, вице-директор Николаевской железной дороги, сопровождает меня в поездке, – сказала Вава. – Можете его не стесняться.
– Конечно, такую важную особу обязательно должен сопровождать в путешествии представитель железной дороги, – с преувеличенным почтением поклонился разбитной подрядчик и обращать на Адриана внимание перестал – счел фигурой незначительной.