– С какой целью ты мне это рассказал? Я всего лишь железнодорожник.
– Вот именно как железнодорожник ты нам и нужен. А также как человек, желающий, чтобы Россия превратилась из плохой страны в хорошую.
– Какое отношение имеют железные дороги к задаче, которую вы перед собой поставили?
– Прямое. Слушай. – Мишель придвинулся. – Самое удобное место для акции – железная дорога. Это мы давно вычислили. И уже три раза попробовали. В минувшем октябре хотели подорвать царя, когда он возвращался из Крыма через Одессу. Сорвалось, потому что на море началась буря, и яхта не приплыла. Ладно, отложили. В следующем месяце подготовили сразу две мины, под Александровском и на подъезде к Москве. Первая не сработала, бывает. Но со второй осечки не вышло. Рванула ого-го как, и отлично пустила поезд под откос. Да не тот поезд! Нам вовремя не сообщили об изменении графика. Теперь ты понимаешь, к чему я?
Ларцев кивнул.
– По Николаевской дороге царский поезд ходит чаще всего. Вице-директор в точности знает порядок и расписание всех рейсов. Ты хочешь, чтобы я передал вам сведения.
– Не только, не только! – воскликнул Мишель. – Ты человек действия. Ты можешь всё. Помнишь, как было тогда, в пятьдесят четвертом? Если бы не появился ты, мы бы только болтали.
– Со мной тоже ничего не вышло.
– Потому что у тебя были дерьмовые помощники! Не удосужились выяснить, что один из слуг отпивает чай, проверяя его температуру. – Питовранов скривился от тягостного воспоминания. – Но теперь делом занялись люди отборные, хронометрической точности. И знай, что среди них честолюбцев нет. Когда я сведу тебя с ними, они увидят, что ты лучше всех сможешь возглавить предприятие. Ах, Адриан, что это за люди! Наивысший продукт национальной селекции. Подумай только, на какое великое дело я тебя зову. Хорошенько подумай!
И Ларцев хорошенько подумал.
– Нет, – сказал он минуты через полторы. – Ничего из этого не выйдет. В шестьдесят первом, в Орегоне, на прокладке был очень плохой начальник дистанции. Жестокий, жадный, грубый. Однажды собралась группа – вроде вашего Исполнительного Комитета. Решили, что надо гада кончить. Подстерегли, пристрелили. Но оказалось, что лучше плохая власть, чем никакой власти. Назавтра друг в дружку пуляли уже по всему лагерю, а еще через неделю остались только пустые палатки и трупы – все разбрелись кто куда. Строительство прекратилось, компания обанкротилась. То же будет и с Россией. Я не революционер, я строитель. Никогда больше на эту тему со мной не говори.
– …Ладно. Не буду, – погасшим голосом произнес Питовранов. – Прошу забыть об этом нашем разговоре.
– Уже забыл, – ответил Адриан.
Но скоро, на следующий же день, пришлось об этом разговоре вспомнить.
В семь часов, как назначено, он был у Шилейко. На сей раз Ларцеву вышло повышение – хозяйка принимала его не в прихожей, а в кабинете. За дверью находилась спальня, визитом в которую завершилось предыдущее посещение кабинета, но в ту сторону Адриан старался не смотреть. Воспоминание было неприятным.
– Вы довольны должностью? – спросила хозяйка. – Ее вам устроила я.
– Нет. Скучная работа. Николаевская дорога – самая организованная в России. И к тому же короткая – всего 604 версты, 34 станции. Впрочем, оно и к лучшему, что скучная. Останется много времени для главного дела.
– Про то, скучная ли это работа, мы поговорим чуть позже, – таинственно заметила Варвара Ивановна. – Начну же с того, что вы в моих глазах полностью реабилитированы. Мы начинаем отношения с чистого лица. Но не повторяйте прежней ошибки. Сами видите – вам от меня никуда не деться. Это не просто случайность. Мы с вами похожи. Я особенная женщина, вы особенный мужчина. Мы оба не признаем невозможного. Всегда добиваемся своего. И живем не так, как остальные. – Она пренебрежительно махнула в сторону окна. – Без правил.
«Это ты живешь без правил, – подумал Адриан. – Я-то по правилам. Просто они у меня не чьи-то, а свои собственные».
– Вы ценный человек, – продолжила особенная женщина. – Это огромная редкость, когда кто-то может все задачи решать сам, без исполнителей. Обычно ведь идея и действие идут поврозь. Посмотрите, какую мы могли бы образовать пару. По части идей сильнее я, по части действий – вы. Если нам соединиться, эти силы не сложатся, а перемножатся одна на другую. И я сейчас говорю не о барышах. Деньги для меня не цель, а всего лишь средство. У вас своя мечта – эта ваша дорога. У меня своя. Никому о ней я не рассказывала. А вам скажу. Потому что вы не испугаетесь. Вы, подобно мне, не ведаете страха.
После такого вступления следовало ожидать чего-то из ряда вон выходящего. Адриан слушал с интересом.
– В чем заключается план Лориса? Как только испустит дух императрица, царь сочетается с моей подругой морганатическим браком и узаконит детей. По прошествии некоторого времени статус Кати повысится. Она будет коронована. Для того, чтобы страна не пришла в волнение из-за столь небывалого брака, произойдет событие еще более эффектное, которое полностью завладеет вниманием общества: выборы в народное представительство. Лорис полагает, что в учреждении парламентского органа и заключается главный смысл всей интриги. Но он ошибается. Главный смысл в том, что, когда Катя станет императрицей, мой воспитанник Георгий превратится в великого князя и займет место в очередности наследия.
– Ну и что? – удивился Ларцев, когда Шилейко сделала многозначительную паузу. – У царя пятеро живых сыновей от нынешней супруги, и все старше вашего питомца.
– Именно что «живых», – тихо молвила Варвара Ивановна.
– Вы что, собираетесь их всех убить? – недоверчиво поинтересовался он. – Устроить пять покушений?
– Нет. Одно. – Поразительная женщина слегка улыбнулась. – Произойдет крушение на Николаевской железной дороге, движение по которой теперь находится в вашем ведении. На тезоименитство государя, 30 августа, все сыновья каждый год ездят в Ливадию поздравлять отца. Это главный семейный праздник. Я позабочусь о том, чтобы все пятеро оказались в одном поезде. Вы обеспечите остальное… Не в этом году. Катя еще не успеет стать императрицей. В следующем.
На что Адриан был невозмутим, но тут оторопел. Бедные Романовы! Все мечтают пустить их под откос.
Видя его изумление, Шилейко царственно рассмеялась.
– Как человек умный вы понимаете, что теперь оставить вас в живых я могу только в одном случае – если вы со мной, – небрежным тоном продолжила она. – Выдавать меня кому-нибудь, тому же Лорису, бессмысленно. Это не принесет вам никакой выгоды, да никто и не поверит, что женщина способна вынашивать замыслы подобного масштаба. Мужчины ведь уверены, что миром могут править только они.
«До 30 августа 1881 года еще много чего произойдет, – размышлял Ларцев. – Пусть она лучше помогает в моей работе, а не мешается под ногами. С таким врагом никакого дела не сделаешь, только и будешь, что по сторонам оглядываться. А там видно будет. Вероятно, эту гору все-таки придется взорвать. Очень уж она высоко вознеслась, заслоняет небо».
– Вы совершенно поразительная особа, – искренне сказал он.
Варвара Ивановна восприняла эти слова как согласие. Снова засмеялась, но уже по-другому – не царственно, а зазывно, по-женски.
– Есть отличный способ скрепить наш союз, – тихо проговорила она, искоса поглядев на дверь в спальню. – Может быть, второй раз будет удачней первого? Как говорят гусары, «первая – колóм, вторая соколóм».
Очень довольная своим остроумием, звонко рассмеялась.
«Сказать, что люблю жену? Так она это препятствие в два счета устранит», – мелькнуло в голове у Ларцева.
– Не ждал от вас, – сурово сказал он. – Какое дело замыслили, а ведете себя по-бабьи. Это вы, мадам, не повторяйте той своей ошибки. Не смешивайте личное с деловым. Ничем хорошим это не заканчивается. Особенно в великом проекте.
– Вы совершенно правы, – со вздохом признала она. – Отвечу вам комплиментом на комплимент. Вы поразительный мужчина.
Двадцать четвертого мая граф Лорис-Меликов собрал близких соратников по случаю ста дней нахождения в должности главы правительства. Позавчера скончалась императрица, поэтому собрание не имело праздничного вида, а у Михаила Тариэловича на рукаве чернел траурный креп, но тон и атмосфера были мажорные.
В особняке на Большой Морской собрались три десятка людей штучного отбора, как шутливо выразился хозяин. Многие видели друг друга впервые и теперь знакомились, обсуждали будущие совместные действия. Для того и были призваны.
Правитель государства произнес энергичную речь.
– Идет война, – говорил он. – Но война не против террористов, их-то мы победим. И не война государственнической идеологии против либеральной. Среди вас есть приверженцы обеих позиций, и вам незачем враждовать – надобно искать средний путь. Самое же главное – надо вести войну не против чего-то, а за что-то. Не ради разрушения, а ради созидания. Наша война – за будущее России. Наши союзники – все честные русские люди. Наши враги – подлецы, воры и разрушители. Да-да, нарушители закона и взяточники своими преступлениями пособничают революционерам и пропагандируют революцию. С ними мы будем обходиться так же жестко, как с террористами.
Погрозив твердо сжатым кулаком хрустальной люстре, великий человек обвел глазами собравшихся и душевно улыбнулся.
– Прошло всего сто дней, а сколь многое уже сделано. Подготовительный этап работы благополучно завершен. Общество успокоилось, господа народовольцы поджали хвост, завиляли. Попытались убить вашего покорного слугу, а когда не вышло, немедленно отмежевались от покушения. Выпустили беспрецедентную прокламацию, в которой заявили, что несостоявшийся убийца действовал в одиночку, что смертный приговор мне пока не вынесен и они ко мне «присматриваются». Чуют, что ветер задул не в их сторону. Террор начинает выходить из моды. Новая, доселе небывалая Россия еще не родилась, но зачатие уже состоялось. Когда ждать ее рождения, спросите вы?