Чрезвычайно заинтригованный, великий князь придвинулся.
– Да о чем я должен думать?
– О том, что произойдет, если… если террористы убьют императора, – одними губами, беззвучно произнес Воронин.
– Это невозможно при таких мерах предосторожности!
– А взорвать Зимний дворец было возможно? Народовольцы – сущие дьяволы, способные пролезть в любую щель. Поверьте, я знаю, что говорю. Я ведь состоял в Следственной комиссии. Вообразите, что произошло ужасное – новый государь тоже убит. Наследнику Николаю двенадцатый год. Значит, править империей будет регент. В ситуации еще более тяжелой, чем нынешняя. А кто будет регентом, не определено. Все боятся говорить об этом с его величеством. Случись беда – начнется безвластие, смута. Страшнее этого ничего не бывает.
– Разве не очевидно, что регентом должен быть старший родственник, я? – спросил Константин Николаевич, сдвигая брови. Кажется, перед ним только сейчас открылась подобная перспектива.
– Закон прямо этого не устанавливает, но по династической логике регентом скорее станет следующий по возрасту брат императора.
– Владимир?! Но он для этого совершенно негоден!
– Вот и я об этом, – многозначительно молвил Виктор Аполлонович, а больше ничего говорить не стал.
Великий князь пришел в волнение.
– Нет, я с Сашей про это говорить не могу… – прошептал он, подумав. – Лорис? Чересчур осторожен, не захочет расстраивать царя…
– Если позволите, заговорить с его величеством на эту тему могу я, улучив правильный момент, – предложил тогда Вика. – Я не боюсь вызвать на себя гнев. Вы меня знаете много лет. Наши пути сходились и расходились, но вам известно, что я никогда не дорожил карьерой. Я до сих пор в том же чине, который получил еще при вас.
– Это верно, – кивнул Константин. – Я знаю, мой дорогой Арамис, что вы всегда были паладином империи.
– Пусть государь на меня рассердится. Пусть выгонит. Но кто-то должен поселить эту мысль в его голову. Всё, что мне нужно, – ваше соизволение.
На глазах у великого князя выступили растроганные слезы.
– Когда вы это сделаете, мой верный мушкетер? – прошептал Константин.
– Завтра же. Приезжайте к обеду. Если у нас не будет возможности перекинуться словом, я подам вам вот такой знак. – Воронин почесал подбородок. – Это будет означать, что разговор состоялся и прошел успешно. Можете без опасений беседовать об этом с его величеством с глазу на глаз.
Из приемной генерал Черевин с любопытством наблюдал за загадочным перешептыванием.
– Благодарю вас, благодарю, – с чувством сказал великий князь и пошел к выходу.
– Вы уверены, ваше высочество? – громко спросил вслед Вика.
– Абсолютно, – обернулся Константин. – Обязательно сделайте это. Tâtez le terrain.[9]
Тряхнул кулаком, что, очевидно, должно было придать секретарю твердости. Удалился.
– О чем это он? – с любопытством спросил генерал.
– Не спрашивайте, – озабоченно отвечал Воронин. – Это важное дело, касающееся только государя.
На следующий день, после обычного доклада по корреспонденции, перед самым обедом, Воронин, кашлянув, сказал царю:
– Ваше величество, я провел бессонную ночь… Я долго колебался, но в конце концов понял, что мой долг… Я… я считаю бесчестным кривить душой перед монархом. Мой долг всё вам рассказать.
Царь смотрел на бормочущего невнятицу секретаря, всегда такого четкого и бесстрастного, с удивлением.
– В чем дело?
– Вчера у меня состоялся разговор с его высочеством… Я оказался в очень трудном положении… У меня ведь с великим князем Константином Николаевичем многолетние отношения, я из «константиновцев»…
– Я знаю. И что же?
– Его высочество удостоил меня своим доверием, и мне очень нелегко. Но долг перед государем выше, чем личные чувства…
– Да говорите же, черт бы вас побрал! – рявкнул не на шутку обеспокоенный император. – Что затеял дядя?
– Он заботится о государстве, я понимаю. И в сущности, прав. Просто мне тяжело, что он попросил меня выяснить этот… вопрос околичным образом. Попросил – это его выражение – «прозондировать почву».
– Какую почву?
– Касательно регентства.
– Регентства?
– Да. В случае, если… если вас постигнет участь августейшего родителя… – Виктор Аполлонович опустил глаза. – Мне был очень тяжел этот разговор. Генерал Черевин отчасти при нем присутствовал и может подтвердить, что настойчивость его высочества повергла меня в смятение.
Царь насупился.
– Что ж, это правда. О регентстве надо позаботиться заранее. Только ведь дядя Костя, конечно же, считает наилучшей кандидатурой себя, а я не уверен… Как вы полагаете, Воронин, хорош ли он будет в качестве регента? Спрашиваю вас как человека честного и откровенного.
– Поэтому я и не мог уснуть, – мрачно ответил Виктор Аполлонович. – Представлял себе… всякие ужасы. А также вспомнил прошлогоднюю историю, со взрывом во дворце. Константин Николаевич тогда отсутствовал.
– Да, я помню. Он был нездоров.
– Не совсем так. Он сказался нездоровым. Я участвовал в расследовании и выяснил, что великого князя убедили не ходить во дворец. Сделал это английский медиум на спиритическом сеансе. У нас возникло подозрение, впоследствии не доказанное, но вполне правдоподобное, что британцы от своей агентуры знали о предстоящем покушении и почему-то решили спасти именно великого князя Константина…
– Так-так, – поторопил император умолкшего секретаря. Все-таки помазанник был очень небыстр умом. Нужно всё разжевывать и класть в рот.
– Причина может быть только одна. Британская империя заинтересована в том, чтобы в России к власти пришел именно такой правитель. И у меня как у русского человека возникает вопрос: выгодно ли мне то, что выгодно нашему главному политическому противнику?
– Дело не только в британцах! – крикнул царь, раскрасневшись. – Сейчас-то они явно ни при чем! Я знаю, чьи это апроши! Клика, которая свела в могилу бедную матушку и затирала меня в бытность наследником, плетет интриги с видом на будущее!
Тугодумный, тяжеловесный монарх постепенно распалялся. Ему в голову приходили всё новые мысли, одна страшнее другой.
– Надо было не высылать из страны гнусную интриганку Шилейко, а арестовать ее! Клянусь, это ее козни! Не удивлюсь, если они сами хотят меня ухлопать, а свалить вину на террористов! И зря я миндальничаю с Юрьевской! Сама она – ничтожество, но вокруг нее гнездятся мои враги!
Виктор Аполлонович лишь вздыхал и горько кивал, соглашаясь.
В этот идеальный момент в комнату заглянул прибывший к обеду Константин Николаевич. Увидел, что царь у Воронина, вопросительно приподнял брови.
Вика почесал подбородок.
– Саша, это мудрое и ответственное решение! – с чувством воскликнул великий князь. – Не мальчика, но мужа.
Император обернулся. Со спины было видно, как багровеет бычья шея. Констатин не придал значения грозному молчанию племянника, а его лица не видел – промокал платком глаза.
– Пойдем в кабинет, я изложу тебе все свои соображения, – сказал его высочество. – Поверь, мне этот разговор еще тягостней, чем тебе, но у нас долг перед Россией.
– Да. Пойдем. Поговорим, – отрывисто, еле сдерживаясь, ответил племянник.
Они ушли. Менее чем через минуту из кабинета донесся рев. Он не прекращался довольно долго. Изредка прерывался – должно быть, великий князь пытался оправдываться, но его голоса было не слышно.
Черевин с Белоземским стояли под дверью, пытаясь понять, из-за чего скандал. Воронин сидел у себя за столом, просматривал бумаги с резолюциями императора.
Константин Николаевич вышел, пошатываясь. Он был бледен, пенсне болталось на шнурке, близорукие глаза заплаканы.
– Что ж, я уеду… Уеду… – горько сказал великий князь в пустоту. – Боже, боже… – Схватился руками за виски, побрел прочь.
Над столом Воронина яростно зазвонил электрический звонок. Это был вызов к императору.
– Пишите указ, – приказал царь. Его лицо было не красным, а каким-то пятнистым – кровь отливала от щек и лба неравномерно. – О назначении регентом на случай моей внезапной кончины великого князя Владимира Александровича.
Поклонившись, Вика сел к столу и окунул стальное перо в чернильницу.
– …Белые делают удачный ход, взяв ладью черных и затем проведя пешку в ферзи, – такими словами закончил Вика рассказ жене о превосходно разыгранном этюде.
Разговор происходил день спустя, во время очередного визита Корнелии Львовны.
– Сегодня о назначении великого князя Владимира и об опале Константина говорит весь Петербург, – сказал она, любуясь мужем. – И только мы с тобой знаем, что это целиком твоя заслуга. Давай наградим себя. Прогуляемся немного? Проводи меня.
Они прошли через четыре караула к выходу из дворцового парка.
– Еще немного. Вон до того угла, – попросила жена.
За углом стояла карета. В окошке виднелась костлявая физиономия обер-прокурора.
– Хотела сделать тебе сюрприз, – лукаво усмехнулась Корнелия Львовна. – Получилось? Садись. Я побуду снаружи. Женщине незачем присутствовать при важном государственном разговоре.
– Кто настоящий шахматист – это ты, – покачал головой Вика. – И, знаешь, я совершенно не против быть фигурой в твоих пальцах.
Константин Петрович сказал помощнику:
– Случившееся – промысел Божий. Это Он лишил Константина последних остатков разума и побудил вырыть себе яму.
Воронин скромно промолчал. Знать подоплеку случившегося начальнику было необязательно.
– Один из главных либеральных столпов рухнул, – продолжил Победоносцев. – Регентство Владимира Александровича – тоже превосходная новость. Если, не приведи Господь, с государем что-то случится, из его брата получится сильный самодержец…
«И на престол сядет еще один ваш воспитанник», – подумал Воронин.
– А встретиться с вами столь таинственным образом, дорогой Виктор Аполлонович, мне понадобилось вот зачем. Эта неудача повергнет либеральную камарилью в панику. Лорис немедленно начнет готовить какой-нибудь контрудар. Надобно погладить их по шерстке, чтобы они вновь уверились в своем превосходстве. Но это, так сказать, соображение теоретическое. Как сего добиться на практике – уже ваша компетенция. Нужно срочно что-то придумать. Кинуть либералам аппетитный кусок. Только знаете что… – Победоносцев слегка улыбнулся. – Две головы хорошо, а три лучше. Особенно если третья такая, как у Корнелии Львовны. Приведите вашу супругу. Полно ей изображать слабый пол.