Свита понимающе заулыбалась, а Ратников с сарказмом подумал: «И где ж это там тебя овсянкой кормили, ведь ни в солдатах, ни в курсантах не был. И чтобы твой сын овсянку не жрал, тоже все что мог сделал». Ратников доподлинно знал, что Стрепетов немало постарался, пристраивая сына в московский ВУЗ с военной кафедрой, лишь бы в солдатах не оказался.
– Так если пять кормить не можешь, зачем завел столько? – снова нахохлился Стрепетов.
Процессия тем временем двинулась к автопарку.
– Это, товарищ полковник не мне решать, план спущен начальником тыла – пять и не меньше, – перенаправил вопрос Ратников.
Вельможные взоры обратились на Боярчука. Тот лишь беспомощно развел руками и пояснил, что ему, в свою очередь, такой план спустили с окружного «тыла»… Прошли автопарк с недействующим отоплением в боксах (батареи полопались в прошлую крайне морозную зиму, а новые так и не завезли) и вернулись к казарме.
Да тут буквально все надо ремонтировать, или сносить и строить заново, – Агеев в недоумении поднимал и опускал плечи, увеньчанные трехзвездными погонами. – На других дивизионах так же? – вопрос адресовался командиру полка.
Нефедов мученически поморщился, и чуть дрогнувшим голосом ответил:
– В общем, да. На некоторых еще хуже. Средств, товарищ полковник, на ремонт почти нет. А если и есть, то стройматериалы за безналичный расчет у нас тут достать почти невозможно. Но и в этих условиях мы боеготовность поддерживаем. Вот сегодня утром по нарушителю государственной границы оперативно сработали…
Съездили «на верх», посмотрели станцию наведения ракет, пусковые с ракетами. Комкор не выразил желания присутствовать на проверке функционирования зенитно-ракетного комплекса, перепоручив это дело, как и ожидалось, главному инженеру корпуса подполковнику Кулагину… Подполковник Кулагин Борис Михайлович, за время всей проверки дивизиона оставался не у дел. Наконец, получив команду проверить боеготовность комплекса, он с радостью устремился в кабину управления СНР, подальше от корпусных главковерхов. Впрочем, больше всего он сейчас не хотел встречаться со старшим лейтенантом Харченко.
С отцом Харченко Кулагин был знаком с 60-х годов. Тогда он, еще будучи лейтенантом, служил под началом старшего Харченко. Борис Михайлович, еврей по отцу, в те времена носил другую фамилию. Получилось так, что старший Харченко и его супруга, которая и в те годы не чуралась сводничества, посодействовали женитьбе Бориса Михайловича на русской девушке, они же посоветовали взять ее фамилию. Помогло это или нет, не ведал и сам Кулагин, но при поступлении в инженерную радиотехническую академию препятствий ему не чинили, впрочем, специалист-технарь он был отличный. Успешно окончив академический курс, он вновь оказался в войсках на инженерных должностях. Однако, то ли отсутствие большого блата, то ли все-таки национальность отца не позволяла ему подняться выше ныне занимаемой должности. Отлично осознавал что достиг «потолка» и сам Борис Михайлович.
Пришедший в управление корпуса два года назад Кулагин, тогда даже не знал, что в одном из полков этого корпуса на отдаленной «точке» служит сын его давнего сослуживца. Но старший Харченко, вовремя определил, что подполковник Кулагин, возглавивший службу вооружения корпуса в который угораздило попасть его сыну, не кто иной, как его бывший подчиненный, которому он когда-то помог. Связи восстановили сначала по женской линии. Мать Петра Харченко написала письмо жене Кулагина, той самой некогда сосватанной ею. Ну, уж а потом, когда «почва» оказалась подготовлена и сам старший Харченко написал письмо своему бывшему однополчанину, в котором ненавязчиво но достаточно ясно просил помочь застрявшему в «старлеях» сыну. Борис Михайлович болезненно воспринял напоминание о плате за «услугу», оказанную ему в молодости. И неизвестно поспешил бы он «расплатиться», если бы не жена. Она в отличие от него, считала себя обязанной чете Харченко, и соответственно «регулярно воздействовала» на Бориса Михайловича и тому ради сохранения внутрисемейного мира пришлось откликнуться на просьбу. Имея определенное влияние в управлении корпуса, он сумел «надавить» на подчиненного ему главного инженера полка, имеющего решающий голос в определении кандидатуры на замещении такой должности как командир радиотехнической батареи. Это и позволило в обход Ратникова протолкнуть-таки Петра Харченко сразу на две служебные ступеньки вверх. «Операция» сошла с рук из-за нежелания строевого и политического руководства корпуса вникать в подробности «внутренних дел инженерной епархии» (не до того было, как раз собирался сдавать должность прежний комкор и все штабные тряслись за свои собственные «портфели»).
Кулагин не испытывал угрызений совести по поводу того, что он инициировал столь резкое выдвижение обыкновенной серой посредственности. С ним самим столько раз поступали не по совести. Напротив, он был удовлетворен, считая, что и жене угодил и, наконец, полностью расплатился с семейством Харченко. Однако Петр почему-то решил, что «золотой дождь» над ним только начался. В личной беседе, состоявшейся как раз перед назначением на должность, Кулагин намекнул «свежевыпекаемому» комбату, что его дальнейшая карьера целиком зависит от него самого, намекнул на возраст Ратникова, о желательности сразу заявить о себе в новой должности, например, тем чтобы сделать батарею отличной. В общем, ничего конкретного, только общие слова, но Петр все понял по-своему…
12
На СНР Кулагин демонстративно делал все, чтобы не афишировать их особые с новым комбатом отношения, которые он твердо решил «свернуть». Он приказал провести контроль функционирования. Офицер наведения включил станцию и продемонстрировал ее работу. Конечно, если бы главный инженер корпуса имел целью до чего-нибудь «докопаться», то с его знаниями и опытом это было бы сделать нетрудно, но он в присутствии нового комкора и начальника политотдела, которого откровенно побаивался (знал, что тот за глаза зовет его Борух Мойшевич) решил не выделяться, остаться в тени. Потому, не узрев серьезных недостатков, Кулагин признал технику боеготовой. Намеренно не замечая попыток Харченко отвести его в сторону и о чем-то поговорить, он сначала ввязался в технический спор с местным «теоретиком» Гусятниковым, потом стал проверять знания недавно заступивших на должности офицеров Рябинина и Сушко, затем поругал за подтеки топлива из дизелей электромеханика-дизелиста, потом… потом спустился вниз. Здесь Ратников сделал то, что безуспешно пытался «наверху» Харченко, он «перехватил» главного инженера и отвел в сторону для разговора с глазу на глаз. Он это сделал, воспользовавшись тем, что полковники заинтересовались занятиями по ЗОМП, которые в казарме проводил начальник отделения боевого управления старший лейтенант Колин, под контролем начальника штаба Колодина. Ратников попросил разрешения ненадолго отлучиться, чтобы выяснить у главного инженера подробности проверки им техники. Похоже, и комкора и Стрепетова техника совершенно не интересовала, и они не стали препятствовать, что бы по этому поводу два подполковника «посекретничали».
– Ну, как Борис Михайлович у нас там наверху? – прогнозируемо начал разговор Федор Петрович.
– Все нормально, не беспокойтесь, сегодня я вас «мучить» не буду, отложу до следующего раза, – эти слова Кулагин произнес как можно тише, чтобы полковники не услышали.
– Ну что ж, спасибо. Извините, Борис Михайлович, можно с вами поговорить, так сказать не по теме, а то, боюсь, у нас больше возможности такой не будет, – в свою очередь заговорщецки понизил голос Ратников.
Кулагин, уже собиравшийся докладывать комкору о результатах проверки боеготовности техники, удивленно посмотрел на командира дивизиона и вынужден был задержаться.
– Я прослышал, что вы мне уже преемника подыскали? – без «разведки» начал Ратников.
– Не понимаю вас Федор Петрович. Кадровые вопросы не в моей компетенции, – главный корпусной инженер явно растерялся, он как человек интеллигентный не обладал командирской грубостью, это хорошо знал Ратников, потому и позволил себе достаточно бесцеремонное обращение к начальнику, превосходящему его по должности.
– Тем не менее, до меня дошли сведения, что именно вы «крестный отец» этого преемника.
– Не понимаю о чем вы? – отвел глаза и продолжал отрицать свою причастность к назначению Харченко Кулагин.
– Не надо, Борис Михайлович, я ведь все знаю. Вы же обещали мое место Харченко. Только вот меня об этом известить, почему то не удосужились. Я ведь за свое место не держусь, – насмешливо покачал головой Ратников, кося взгляд в сторону полковников, которые что-то выговаривали начальнику штаба Колодину.
– Я не знаю, кто вас дезинформирует, но я лично никому ничего не обещал, – Кулагин тоже опасливо оглянулся – не слышит ли кто их диалога. – Сами посудите, он же только комбатом стал, ему еще опыта набраться надо, капитана получить. А слухам советую не доверять. Пойдемте лучше поближе к командованию, а то неудобно, подумают, что мы тут втихаря шушукаемся.
«Вот гаденышь, отблагодарил, всем раззвонил, чего и не было. Помогай таким после этого», – негодовал про себя Кулагин, а Ратникову говорил следующее:
– Пожалуйста, Федор Петрович, об этих слухах никому ни слова, могут неправильно понять. Поверьте, сейчас я вам чистую правду сказал.
– Без двойного дна? – выразил недоверие Ратников.
– Клянусь вам…
С предложением Стрепетова посмотреть условия жизни офицеров Агеев согласился охотно. Он, как и большинство людей имел естественную человеческую слабость – его тоже интересовали чужие тайны. А при посещении чужого жилища можно хоть отчасти удовлетворить сей интерес. Впрочем, комкор имел и законное основание – высшие начальники обязаны беспокоиться о бытовых условиях жизни своих подчиненных.
Ратников повел. В первую зашли в квартиру Сивкова. Жена капитана, тридцатилетняя женщина, обладавшая набором достоинств необходимым для жизни на «точке»: общественница, сплетница, кокетка, в меру подлиза… Анна давно уже раскусила эту шуструю бабенку, жившую под девизом: «как нам хорошо, когда вам плохо». Зная тягу Сивковой к общественной работе, она именно ее предложила на должность председателя женсовета и благодарная Сивкова стала ее основной осведомительницей. К встрече «высоких» гостей Сивкова вырядила себя и ребенка, пятилетнюю девочку, как на праздник. Она стала приглашать всю компанию за стол. В квартире аппетитно пахло, да и сама хозяйка, довольно миловидная, внешне производила приятное впечатление. Агеев, поблагодарив, от угощения тактично отказался. Наивный прием – угостить начальство, на что очень рассчитывали супруги Сивковы, не прошел (Сивкова уже была в курсе, что ее муж «сел в лужу» на политзанятиях). На вопрос о том, как живете, Сивкова заверила, что всем довольна…