— Ребята, я только одно могу сказать — влюбилась!!
— Я не сомневался, тут равнодушных нет, все приезжающие тако же говорят!
Стараясь запечатлеть всё, Лида почти непрерывно фотографировала, вечером, уже полусонная, посматривая фото в крепких обьятиях мужа, сокрушалась:
— Вот куда Андрюшке надо приехать, это же в душу въедается намертво!
А уж когда увидели в Ключевском заповеднике издалека хозяина-медведя… впечатлил Мертвый лес, засыпанный когда-то пеплом и шлаком, необыкновенные кедровники, чистые речушки. Ключевская сопка, она никак не могла оставить кого-то равнодушным, смотрелась великолепно с любой стороны. Гора со смешным названием Поленница и впрямь походила на дрова, сложенные в поленницу, купание в реке Горячей, в теплой воде, травертиновый щит — рыжие застывшие потеки кальция, и текущие между ними ручейки, необыкновенная минеральная вода, грязевые котлы… Голубые озера, что странно безрыбные… у Лиды зашкаливал восторг от увиденного, да ещё рядом находился — теперь она это конкретно осознала — самый нужный, пусть поздно, но встреченный или подаренный Боженькой, Марк, Маркуша.
Он каким-то внутренним чутьем угадывал её настроение, частенько они стояли обнявшись и молча любовались всеми видами, да и зачем слова, когда оба чувствовали одинаково, Марк с изумлением говорил Ивану:
— Вань, представляешь, я начинаю что-то говорить, а она договаривает, именно то, что я имел в виду.
— Во, я тебе сколь лет твердил про единение душ? А ты все хахакал!
— Беру назад свои слова.
— Марк, такие вот женщины, они настоящие, вроде обычная, а что-то в душе у них такое имеется, что прикипаешь намертво! Вон я свою упертую…, за косы, казалось, понравилась! Ну мало ли, я мальчик столичный, молодой сколь ещё будет… А улетела, и как свет повсюду выключили… вот и рванул за ней, пока не увели. Хорошо, ты меня надоумил на заочное перевестись тогда. А сейчас иной раз подумаю, а пройди я мимо, упустил бы и жил бы пресно! Вот и тебе Господь послал свою вторую часть души, она у тебя такая… неизбалованная, не капризная, видно, досталось девке в жизни, а за одного битого, сам знаешь.
— Знаю, Вань, стараюсь — ей хорошо и у меня на душе радость!!
И была ещё вертолетная экскурсия, Лида было поворчала, что очень дорого, но Марк и слушать не стал:
— Такое случается раз в жизни!
С какой неохотой улетали Марк и Лида… Нагруженные камчатскими дарами.
— Для ребятенка вашего и снохи, — гудел Иван, — глядишь, внучка поскорее сгондобят, мы вас теперь всегда ждем. Как сможете — приезжайте!
Прилетели в Москву, их встречал сын, который убил Лиду словами, когда они уже ехали домой:
— Мам, звонил дядь Коля Носов, — он сделал долгую паузу…
— И что? — догадываясь, что случилась какая-то неприятность, спросила Лида.
— Да эта, дурищща-Маринка, собралась на десять дней отдыхать, сказала, опять летят с Петькой в Болгарию…
— А… черт понес в Таджикистан? — дополнила Лида.
— Ну да, Петька сумел позвонить Коле из аэропорта, что летят в какой-то Душамбе, а тот спьяну не догнал, прочухался утром, смску почитал и забегал…
— И что? — холодея спросила Лида.
— Тишина, телефоны вне доступа, две недели уже как. Подал заявление, там говорят — песня долгая. Пока пошевелятся, пока договорятся. В общем, то, что она дебилка, понятно, но пацана жалко.
— Да, убила бы сучку, идиотка!!!
Дома прозвонилась Наталье, та горестно причитывая, сказала, что очень большая вероятность, по словам Володи, не узнать ничего и не увидеть больше их.
— Будет что-то, сразу же сообщу, но, Лид, какая дура?? До слез ребенка жалко, как-то он там сейчас, брр, жутко представить!!
Лида запечалилась, понятно же, что ничего хорошего там не будет.
А Андрюха весь вечер внимательно приглядывался к браслету на руке матери, который Лида снимала только на ночь.
— Это ты на Камчатке такой нашла?? Я же помню, что ты всегда такой хотела??
Лида сказала одно слово:
— Потом!
И поздно ночью, когда крепко уснула Катюшка, сын негромко постучал к ним в комнату:
— Мам?
— Заходи, сын! — Лида, устроившись в кольце рук Марка, негромко сказала:
— Сын, ты помнишь, кто тебе посуду дарил, тарелки квадратные, набор целый??
— Девчонки из класса, а что? Я ещё из пакета их вынимал, пристали: посмотри да посмотри.
— И там не было маленькой такой коробочки?
— Ничего там больше не было, я пакет уронил, поднимал — пустой был.
— А дома я вот что там нашла! — Лида протянула ему коробочку.
Он открыл, Лида положила туда браслет и карточку с одним словом — осторожно взял карточку, прочитал, повертел кусочек картона, посмотрел на просвет, осторожно, как-то нежно погладил браслет и поднял на Лиду повлажневшие глаза:
— Мам, Лешка!!
Он не спрашивал, он утверждал. И Лида поверила, поверила, что жив её хулиганистый непредсказуемый сынок.
— Мам, — сглотнул сын, — эта падла в ботах объявиться не может, откуда-то точно узнал про наши свадьбы и не выдержал!
— А не может быть, что кто-то просто долго держал этот браслет у себя??
— Мам, ты что Лешку не знаешь, он же никогда долго выжидать не умел. Мам, поверь моему чутью, я его с рождения знаю, как облупленного, ух как бы я ему рожу начистил, с огромным удовольствием, от всей, как говорится, души, за тебя, за твои слезы, за тоску по нему, сволочуге, и твою и мою!! Гад он, но живой, мам. Поверь мне!
— Сын, но говорить о нем… — начал Марк.
— Марк, я большой мальчик и кой чего повидавший, знаем мы трое и все! Мам, ну что ты плачешь?
— От радости, Андрюш, я сомневалась немного, но ты так уверенно говоришь, что он… — у неё дрогнул голос, — живой. Сынка, это же…
— Мам, но если когда увидим его, рожу я ему набок точно сворочу. А ты не смей вступаться!
— Марк, пойдем по чуть-чуть коньячку за обретение надежды про блудного сына! Ма, ты с нами??
ГЛАВА 10
Как радовался Петя поездке на море, он научился плавать и с восторгом по десять раз на дню приставал к маме, показывая и поясняя, как он будет плавать! Мать как-то странно поддакивала, и собирала много вещей с собой. Даже полупьяный дед удивлялся:
— Ты что-то как на год собираешься.
— Не твое дело! — бурчала мамка.
Поехали в аэропорт, дед перед самым отъездом сунул внуку две бумажки по пять тысяч.
— Спрячь подальше, мало ли — пригодится, этой… жабе не говори.
— Куда, дед?
Дед как-то ловко подпорол пояс джинсовых шортиков внука и засунул туда свернутые деньги.
— Учись, мелкий!!
Дильшот поехал вроде провожать, но почему-то у него тоже оказался билет на самолет. Мамка сияла, что-то радостно говорила, а когда прошли всяких серьезных дяденек и такие ворота, как рентген, начались странности.
Подошли к табло где горели буквы «Выход номер пять» и ниже сколько-то цифр, и написано — Душанбе.
— Мам, почему какой-то душамбе, а не Варна? — любопытный ребенок хотел знать.
— Видишь ли, Петенька, мы сначала полетим к Димке, погостим у него, а потом на море.
— Но, мам, я же так хочу плавать! — зарыдал было Петенька.
— Ты, здаровый мужик, чего ноеш? — как-то зло сказал Дильшот. — Иди умивайся, не позор меня перед народом!!!
Петька сквозь слезы огляделся — вокруг, и правда, были одни темноволосые, смуглые дядьки, а мамка как-то сильно радовалась, пыталась говорить какие-то таджикские слова. Всхлипывающего Петьку Дильшот впихнул в туалет, а сам остался ждать у входа. Петька, как его кто подтолкнул, в кабинке шустро набрал деда:
— Дед, мы в какое-то душамбе что ли летим, мамка сказала, что потом на море!
Дед заплетающимся языком сказал:
— Ниче не понял, ты мне смску напиши!
Вот и написал Петька ему и Шурику… Потом утер зареванное лицо и покорно пошел на выход, думая про себя нелегкую думу — как спрятать телефон и куда? Хватило у ребенка ума, в отличие от восторженно прижимающейся к Димке мамки, понять, что что-то не так. И в самолете его озарило, телефон-то был старенький, такие уже и не выпускались, но исправно работающий. И пока летели, сумел-таки Петька распотрошить свою старую игрушку — «Тетрис» и всунуть под корпус телефон.
На него никто не обращал особого внимания, ну сидит играется, не ноет и ладно. Петька пошел в туалет, вышел оттуда и, скривив лицо, сказал мамке:
— Телефон уронил в туалет, он смылся!!
Дома бы мамка начала орать, а тут, вся в предвкушении, только и сказала:
— Ладно, он старый был, Димка новый купит, правда, Дим??
Тот, странно взгянув на неё, кивнул.
— Да!
Таджикистан встретил их жарой. Сухой жаркий воздух опалил сразу, и Петька закашлялся, мамка, восторженно озираясь, всунула ему в руки ингалятор, потянула его за руку в автобус. Пока получали багаж, пока добрались до стоянки машин, Петька сто раз вспотел, выпил море воды, мамка же восторженно ахала и охала, глядя на проносящиеся за окнами красоты страны. Ехали как-то долго, все больше в подъем, пацана укачало, он привалившись к мамке уснул, проснулся уже под вечер, в пропотевшей футболке, весь вялый. Едва переставляя ноги, зашел в какой-то дом и полусонный, слабо поднимал руки и ноги, пока мамка его мыла. Потом он опять спал, потом были какие-то ещё поездки, они все время куда-то ехали, он, вяло пожевав что-то, опять спал. Мамка говорила:
— Потерпи, сынок, скоро приедем.
Он потерпел, проснулся почему-то рано и не понял — той удушающей жары не было, встал, подошел к окошку и увидел горы, большие такие горы… совсем недалеко. Пошел на выход, присел на какой-то пенек и загляделся на красивую природу, потом с удивлением понял, что ему дышится нормально. Где-то заблеяли то ли козы, то ли овцы, пошел к заборчику — на дальнем конце улицы появился какой-то замурзанный, худой-прехудой пацан, постарше Петьки.
— Привет, ты кто? — спросил пацан, поравнявшись с ним.
— Я Петя, только вот приехали с мамкой. А потом на море полетим.