Все это проходило у неё в мозгах, ну, как бегущая строка в телевизоре.
Равнодушно же пришла к выводу, надо пойти утопиться. Жутко исхудавшая, с ввалившимися глазами и щеками, она абсолютно ничем не напоминала ту прежнюю, нагловатую-хамоватую Маринку.
Даже доведись ей чудом попасть домой, что ей там делать? Сына нет, отец однозначно не станет жить с ней вместе в одной квартире, мужики? После всего случившегося она их просто не воспринимала, выход был только один — утопиться.
Знала она из разговоров, понимала кой чего из их речи — что километрах в десяти есть горная речка с быстрым и холодным течением, но план пришлось немного отложить, случился выкидыш.
Она ничего не делала, просто встав утром с лежанки — где её роскошная двуспальная с двухсторонним матрасом кроватка? — резко дернулась от прострелившей низ живота боли, и из неё полилось…
Муха, шедшая к ней в закуток, охнула, что-то запричитала, уложила несопротивлявшуюся Маринку обратно и начала суетиться. Поила её какой-то дрянью, приезжал встревоженный доктор Саид, делал какие-то уколы, ей было все равно, она твердо знала — все равно пойдет к этой реке.
Саид, никакой не Саид — явно славянских кровей не сдержался:
— Что ж ты так, я надеялся, встряхнешься и будешь моей правой рукой, медсестра-то ты со стажем.
Маринка равнодушно пожала плечами.
— Подумаешь, подлецом оказался этот твой… жизнь-то не кончается, все ошибаются и не так…
— Нет! — едва слышно ответила Маринка.
— Что нет? Ты посмотри какая здесь природа, зима теплая. Я зимой в кроссовках и ветровке хожу, фрукты-овощи, все натурпродукт, будешь хорошие деньги иметь, я тебя своим замом сделаю. Мужика подходящего выберешь…
Маринку передернуло — она опять сказала:
— Нет!
— Ну, как знаешь, — рассердился Саид. — Ладно, подумай все-таки, я как-нибудь еще загляну. Вот выздоровеешь и куда пойдешь? Батрачкой если только! Россия, она далеко, не выберешься ты отсюда!
— Зачем выбираться? — подумала Маринка. — Жить-то незачем!
Она порадовалась, что случился выкидыш, не родится больной, а то и совсем уродом на муку, этот неизвестно кем зачатый ребенок.
Многое вспомнила она из начала поездки, как пустая голова принимала все эти льстивые комплименты за чистую монету, как старалась блистать — перед кем? Как строила глазки…
— Мамочка моя, что ж ты меня, дуру, не научила в мужиках разбираться?
Потом уже, поразмыслив, вспомнила и теть Лидины резкие слова.
— Права, ох, как права теть Лида, я никого не слушала и не слышала, ну да сейчас уже ничего не исправить!
ГЛАВА 12
А два замурзанных пацаненка продолжали свой путь, получилось у них проехать часть пути на товарняке. Петька, не рассуждая, следовал за Валиком, ясно понимая, что без Валика он бы давно умер где-то на дороге. Он загорел до черноты, его крашенные волосы отрастали, но поскольку на голове были как у персидского, соседского, там дома, кота — колтуны, настоящий цвет волос не взялся бы определить никто. Давно немытая, пропыленная голова, цыпки на руках, грязная, замызганная одежонка, кому охота приглядываться к таким детишкам. Так и брели, и вот, Валик, прочитав какую-то надпись на столбике у дороги, улыбнулся.
— Петька! Мы кажись в Киргизию вышли, теперь вот до Исфаны добраться, а там может веселей дело пойдет!!
Петька совсем не думал, все равно он ничего не знал, научился, правда, немного говорить на таджикском, но больше молчал. Валик всем говорил, что он заика, и Петька вошел в роль, иногда даже с Валиком заикался.
До этой неведомой Исфаны добирались неделю, Петька с завистью смотрел на местных ребятишек, идущих по утрам в школу, кончался сентябрь, но было тепло. Валик оказался очень экономным, покупал теплые лепешки, кислое молоко, а Петька полюбил лагман, он с жадностью набрасывался на эту вкуснющую суп-лапшу и горестно вздыхал, вспоминая дедовы щи и борщ. Когда-то он, наварив большую кастрюлю, уговаривал Петьку съесть хоть полтарелочки.
— Дурак был, все конфеточки ел, сейчас бы дедов борщ… был самым вкусным блюдом.
Но Валик постоянно говорил ему:
— Не ной, должны попасть к твоему деду, цель поставлена, значит, надо её выполнять!!
В Исфане побрели в центр, к рынку. Валик шустро перекинулся с пожилыми дядьками каким-то словами, ему, махнув рукой, что-то показали, и они опять побрели куда-то. Петька уже не считал ни дни, ни месяцы, у них все время была дорога, дорога и дорога.
У небольшого домика с глухой наружной стеной остановились, Валик нажал на кнопку звонка, а Петька обессиленно опустился на землю. Долго никто не открывал, затем послышались шаркающие шаги, и в узенькую щель выглянула старенькая женщина.
— Здравствуте бабушка! — вежливо поздоровался Валик. — Скажите, пожалуйста, Хамза Бердимуратович дома? Мы принесли ему поклон и письмо от бабушки Шуры… ой, Шухроны Каримовой.
— Шухрона? Она жива? — удивилась бабушка. — А что вы такие грязные?
— А мы пешком шли из Таджикистана, мылись только в речушках! — Валик покопался в своей убитой куртке, вытащил из подкладки небольшой пакетик и отдал бабуле.
Та быстро прочитала его, как-то жалостливо взглянула на них.
— Заходите, но сразу мыться, в дом таких грязных не пущу!!
Дала им мыло, какой-то шампунь, мочалки и отправила в стоящий в дальнем углу летний душ. Ребята намывались долго, вода поначалу была черная, потом отмытые, завернувшись в старенькие полотенца, они вылезли во двор, бабушка, поджидавшая их, удивленно воскликнула.
— Мальчики, какие вы стали красивые. Вот вам старенькие рубашонки и штаны внука моего взрослого, оденьте, а ваше рванье только выкинуть осталось, забирайте, что нужно, из карманов, я замочу ваши грязные одежки. Хамза скоро придет, у него последний урок через полчаса закончится!
Тут же во дворе, под развесистым деревом, усадила их за стол, и Петька наевшись, моментально заснул, спал долго, не слышал, как пришел Хамза Бердимуратович, как долго и негромко разговаривали они с Валиком, как с жалостью глядел на спящего худенького русского мальчишку этот пожилой мужчина. Отправил спать и Валика, сказав, что ему надо сделать много звонков.
Заслуженный учитель Республики, блестящий ученый, преподававший когда-то ещё во Фрунзенском университете, Хамза на пенсии переехал в Исфану — старенькая матушка требовала ухода, кроме него у неё детей не было. Его же дети сын и дочка давно уже жили в России, сын в Москве, дочка в Питере. Хамза сделал несколько звонков, о чем-то долго говорил с матерью, с утра пошел на занятия. Провел несколько уроков, договорился с директрисой о замене, пришедший к обеду автослесарь тщательно проверил его машину, поменял масло, подкачал колеса, взяв с учителя небольшую плату, ушел, а мальчишки все спали.
— Умаялись, бедняжки, — горестно вздыхала матушка, слышавшая рассказ Валика и об их странствиях, и о мамках, погнавшихся за призрачным счастьем.
Проснулись оба почти одновременно, захотели в туалет, умылись, оделись, пообедали, бабуля положила им в дорогу лепешек и конской колбасы, набрали воды побольше и поехали с Хамзой Бердимуратовичем в Бишкек. Как радовались пацаны, что они спокойно едут, ни от кого не прячась.
В Бишкеке просидели пару дней в квартире какого-то знакомого дяди Хамзы, смотрели телик, спали, играли в какие-то смешные нарды. Валик постоянно обыгрывал Петьку, а тот и не обижался. Отдали дяде Хамзе свои паспорта — у Валика срок к Новому году заканчивался и он шумно радовался, что успевает убраться из Средней Азии.
— Дядь Хамза, я лучше в подвале буду бомжевать, но среди русских, ведь если бы поймали — стопроцентно прибили бы.
— Валик, ты про этих… нелюдей никому здесь не говори, люди, они разные, мало ли!
К вечеру пришел расстроенный.
— Не получится вас по вашим паспортам домой вернуть, согласие родителей нотариально заверенное надо.
Мальчишки поникли, Валик, что-то подумав, встрепенулся:
— Дядь Хамза, если деньги нужны, у нас вот есть… тут и мои, и Петькины, он успел вытащить из кошелька, а то бы как вещи — моментально сперли.
А Петька вспомнил:
— Ой, у меня же в шортах ещё есть, мне дед на дорогу давал, на море… — достал свои совсем ветхие шорты и, покопавшись, вытащил три бумажки по пять тысяч и одну синенькую, — эта какая-то другая? Вспомнил!! — он начал ощупывать пояс. — Я тогда спрятал, когда мамка… спала, — он вытащил ещё три бумажки по пятьсот евриков.
Хамза просиял:
— Вот теперь совсем хорошо, моих-то денег не хватает!
И через неделю улетали два смуглых коротко стриженных, бедновато одетых пацаненка вместе с пожилым киргизом в Москву. Многочисленные друзья и знакомые помогли Хамзе, нашлись два паспорта, которые уже сдали на обмен, срок действия вот вот истекал, но неделя ещё была в запасе, и полетели мальчишки с Хамзой вместе, его как бы внуками.
Он не говорил мальчишкам, стоила эта афера ему многих нервов и седых волос, но выросший, выучившийся, получивший все в годы Советской власти, он таки остался порядочным, да и был у него долг Шухроне, а она очень просила помочь ребятишкам попасть в Россию.
В аэропорту их встречал сын дяди Хамзы, позвал к себе отдохнуть-переночевать, но мальчишки заторопились домой к Петьке, он от нетерпения аж приплясывал.
Записали телефоны Хамзы и сына, твердо пообещав, что позвонят и скажут, что и как. Мужчины посадили их в автобус, едущий из аэропорта мимо их города, и пацаны поехали.
Через полтора часа были на месте. Петька торопливо, чуть ли не бегом рванулся поскорее попасть домой. Валик еле поспевал за ним, а у подъезда Петька вдруг встал.
— Петь, ты чего, пошли?
— Боюсь, Валик!
— Чего ты боишься??
— Вдруг дед пьяный, или заболел, или… совсем его не стало??
— Тю, дурень, пошли!
Из подъезда как раз мамочка выкатывала коляску, Валик помог свезти коляску по пандусу… Петька держал дверь, и пошли на второй этаж.
Коля приладился днем спать, ослабел он сильно, так, шаркал по квартире туда-сюда, иногда что-то готовил себе, ничего было не мило, пить после пропажи своих резко перестал, тошно было, вот и мотался неприкаянный.