Вот один из жрецов подходит к нему, обещает власть и немыслимые богатства. Стоп, жрецов? Разве эти люди – жрецы? Откуда он это знает? Кажется, просто догадка. С доброжелательной улыбкой подошедший застегивает на нем рабский ошейник. Чертовски знакомая улыбка. Такая вежливая. Кто же этот жрец, вспоминает он. Ведь видел же его только что. Буквально минуту назад помнил имя. Да, точно. Это же Генри Голдман – тот, кто застегнул ошейник. Тот, кто обещал ему успех. Кто пригласил на конференцию. Минутку, на какую конференцию? Мысли путаются. Нужно как-то привести их в порядок.
Теперь вот он уже не на горе. Где же? Вроде, в каком-то городе. Вокруг много безликих людей, все куда-то спешат. Он стоит на каком-то мосту. Потом куда-то идет. Заходит в какой-то бар, там встречает старого знакомого. Да, он был в баре. Какое-то странное название было у того заведения. Вроде бы, связано с каким-то фильмом или греческим божеством. Что за божество? Вроде бы, как-то связано со снами. А что такое сон? И, тоже весьма интересно, что это был за фильм? Вроде, смотрел его когда-то. Пытается вспомнить.
Вдруг в баре появляется Морфиус и предлагает на выбор красную и синюю таблетку. Максим, не задумываясь, выбирает красную. Надо бы взять синюю, но выбирает красную. Кажется, он давно уже сделал этот выбор, еще в детстве. А ведь выбери он синюю, жизнь была бы намного проще и спокойнее. Секундочку, а кто такой Максим? Знакомое имя. Где-то его слышал. Вроде бы, даже часто. Может быть, это он? Да, вполне возможно.
Проглотив красную таблетку, он выбирается из матрицы. Да, он вспомнил! Это он Максим. Но разве он уже выбрался из матрицы? Ему ведь что-то всегда мешало. Или же кто-то?
Вот он снова на той горе. Что-то поменялось. На нем вроде бы раньше был ошейник. Сейчас его нет. Хотя стоп! Ошейника нет на шее. Он держит его в руках. Не задумываясь, ломает этот треклятый ошейник. Тот поддается на удивление легко. И вот он стоит перед одиннадцатью с обломками своих прежних оков.
Скрытый заметил, что ошейник сломан. Показывает на него пальцем. Вот теперь это уже все заметили. Лайтборн смотрит непроницаемо, Кроули – с интересом, Генри Голдман качает головой. Интересно, какой-то треклятый поломанный ошейник все заметили, а самого Скрытого – нет. Его лица по-прежнему не видно. Лик Скрытого, как и раньше, окутывает непроницаемая тень.
Вокруг начинается какое-то движение. Сначала понемногу, но потом усиливается. Его окружает толпа. Надо выбираться из западни. Не зная, куда деться, он бежит выше, к одиннадцати. Те странно смотрят. Кажется, замыслили недоброе. Нет, не кажется. Точно замыслили. Толпа остановилась вокруг, смотрит. Просто оставаться здесь с одиннадцатью нельзя, это плохо кончится. Надо искать спасения. Но где?
Если оставаться наверху нельзя, надо спускаться вниз. Однако там толпа, проход закрыт. Минутку. Кажется, есть решение. Толпа! Кто сказал, что эти люди – его враги? Толпа может помочь. Надо показать им обломки ошейника. Это может помочь. На них ведь тоже ошейники! Он начинает понимать, что делать.
Обращается к толпе. Что-то говорит им. Что? Пытается донести правду. Какую правду? Поднимает руки, демонстрирует обломки ошейника и кидает их в толпу. Наступает тишина. Толпа смотрит озадаченно. Молча. Смотрит на одиннадцать горных людей и него.
Ситуация становится напряженной. Он смотрит на горных людей. Все выглядят озадаченными. Даже Голдман. Даже Кроули. Даже Лайтборн. Лица Скрытого по-прежнему не видно, но ощущаются его эмоции. Гнев? Однозначно. Жажда мести? Само собой. Но есть еще что-то. Едва уловимое, но тем не менее весьма противное. Что-то, что начинает передаваться всем горным людям. Всем, кроме Максима. Что же это за мерзкое чувство? Страх. Чего они боятся? Потери власти? Кого боятся? Максима? Толпы? Самих себя?
Вот уже Лайтборн оборачивается и смотрит на Скрытого. В его взгляде читается ненависть. Хотя, пожалуй, не только в его. Максим смотрит на других. Они все здесь ненавидят. Друг друга, остальных людей, саму жизнь. Поколение за поколением идут по этому замкнутому кругу ненависти ко всему живому, эксплуатируя всех, кто попадается на пути. И вот сейчас они боятся. Боятся, что этот круг будет разорван. Боятся, что им настанет конец. Да, у них есть причины для страха. Они должны бояться, если хотят выжить. А они этого, безусловно, хотят.
Кто-то из толпы начал ощупывать свой ошейник. Этому примеру последовали другие. Не все, только пара человек. Вот они уже ясно ощущают свои оковы. Пытаются снять, но пока не выходит. До остальных тоже начинает доходить. Все больше и больше людей осознают ситуацию. Пытаются освободиться. Рано или поздно они обязательно смогут. Это только вопрос времени. По-другому просто не может быть. Так должно случиться. Даже если горные люди этого не хотят. В конце концов, они сами создали эту систему. Остальные наконец осознают это и пытаются порочной системе противодействовать.
Лайтбон смотрит на Скрытого. С нескрываемой ненавистью, но в то же время с отчаянной мольбой. Видимо ждет, когда Скрытый скажет ему, что делать. И тот, конечно же, говорит. Он всегда говорит. Искушает, развращает. Такова его природа. Деструктивное мировоззрение. Вот и сейчас шепчет что-то на ухо Лайтборну. Указывает на Максима.
Кажется, что-то поменялось. Лайтборн кивает. На его губах появляется улыбка. Да, определенно произошли изменения. Лайтборн теперь знает, что делать. Он указывает на Максима Голдману, что-то говорит тому. Слов не слышно. Вот уже все смотрят на Максима. Улыбаются. Они как будто бы вернулись в свое исходное состояние. Вновь обрели себя – и все из-за нашептываний Скрытого их лидеру.
Ощущение страха прошло. По крайней мере, у горных людей. У Максима же наоборот появилось. Похоже, вот-вот произойдет что-то нехорошее. Генри Голдман подходит к нему с улыбкой. Смотрит вполне себе доброжелательно. Без ненависти и страха. Явно знает, что делать дальше. Кладет руку Максиму на плечо. Держит ее там какое-то время. И толкает его.
Он падает в пустоту. Падает долго, не ощущая ничего, кроме длительного ощущения падения. Проваливается куда-то, откуда уже нет возврата. Вокруг только тьма. Непроглядная тьма. Она, однако, совсем не пугает. По правде, не вызывает вообще никаких эмоций. Он понимает, что вот-вот падение закончится. Не только падение. Вот-вот все закончится…
Максим проснулся весь в холодном поту. Ощущение было хреновенькое. Ну просто на редкость хреновенькое. Архихреновенькое.
«Ну и бред же мне приснился, – подумал он. – Все, больше никогда не буду так нажираться».
Кажется, у него внутри за прошедшие сутки столько всего накопилось. Очень много негативного. Нельзя было больше держать всю эту скверну в себе. Нужно было очиститься. Сделать это можно было только одним способом. Его Макс и выбрал. Поэтому пошел в туалет и как следует проблевался в обнимку с фарфоровым другом.
Если же отбросить иронию, то можно сказать одно. Это сновидение Максим запомнил надолго. Бредовое или нет, оно оставило свой след в его памяти. Еще не раз он возвращался к этому сну и пытался осмыслить его. Конечно, критически – с поправкой на количество выпитого накануне спиртного.
Что же такое сны? Божественные послания, происки дьявола или просто очередная неразгаданная загадка работы нашего мозга? На этот счет существуют разные точки зрения. Ответ зависит от того, кому будет задан вопрос. Интереснее, однако, другой момент.
Есть ли у снов какое-то значение, какой-то посыл? Многие верят, что да. Толкователи с древних времен пытаются интерпретировать послания, содержащиеся в сновидениях. Возможно, это всего лишь красивая игра шарлатанов, возможно, наоборот, за этим стоит нечто большее.
Важно то, что сны порой оказывают на нас сильное влияние. Врезаются в память. Иногда – заставляют переосмыслить те или иные явления. То есть, так или иначе, сны, суть которых пока еще не изучена в должной мере, могут влиять на наше мировоззрение. Таким образом, картина мира индивида может формироваться и благодаря воздействию факторов, имеющих пока не познанную природу. Так что, будь то божественные послания, происки дьявола или особенности работы мозга, сны оказывают на нас влияние.
Глава 6. Еще больше благополучия
Процесс перехода активов Аксельрода (а вернее, хозяев покойного) к Максиму занял почти три месяца. Механизм этих действий Макс не смог уяснить в полной мере. Покойный завещал свое имущество нескольким крупным благотворительным фондам. Те, в свою очередь, продавали его другим лицам. В конечном счете активы, перед тем, как перейти к Максиму, прошли процедуру очищения через нескольких владельцев. Макс же в итоге скупил их за бесценок, причем средства для покупки были предоставлены на выгодных условиях одной из подконтрольных Голдману фирм.
Как бы то ни было, Максим в короткий срок стал самым богатым человеком на родине. Во всяком случае, если смотреть на это формально. В действительности же он прекрасно понимал, что остается на крючке у международных заправил. На крючке, с которого пока не видел для себя возможности безопасно слезть. Играть по правилам голдмановской тусовки, впрочем, ему отнюдь не хотелось.
Причем, стоит заметить, правила эти оставались не совсем для него понятными – их ведь никто толком так и не оглашал. Максим лишь понимал, что заправилы ждут от него содействия в реализации каких-то их планов, которые тщательным образом скрываются от широких масс. В общих чертах, концептуально, насколько он мог судить, программа была оглашена на лондонском шабаше. Голдман, по всей видимости, ожидал, что Макс, теперь обладая новыми ресурсами, будет содействовать течению процессов в обозначенном русле.
Вот только оставалось одно «но». Русло это было весьма и весьма сомнительным, если мягко выразиться. Максим за прошедшее до перехода активов время пытался переосмыслить услышанное в Лондоне. Получалось у него, однако, не очень-то хорошо.
Свою роль по сбору персональных данных он, в общем и целом, понимал и раньше. А вот что касается остальных частей оглашенного сценария – тут просто полный провал. Оружие массового поражения? Строительство убежищ на случай катастрофы? Распространение вирусов и закрытие границ? Хакерские атаки, трансгуманизм, развитие робототехники и искусственного интеллекта? Снижение спроса на кредитование, криптовалюты, сдутие инфляционного пузыря? А китайское направление? Корректировка исторической памяти? Сохранение существующей системы общественных отношений? Звучит, конечно, очень интересно. Атмосферненько, с завесой тайны и претензией на высшую секретность. Не понятно, впрочем, одно. Какую роль должен играть Максим во всем этом?