общем, вы будете выбирать кого-то из них, а не они вас. Если им захочется купить вас, то это вовсе не значит, что вы пожелаете пойти им навстречу. Последнее слово — за вами!
— Но не рискованна ли такая позиция? — усомнился Герцог. — Ремешки от кошелька у продюсеров, а не у актеров, тем более что мы не то что Голливуда, но и Бродвея не потрясли.
— Джентльмены, — обратился к актерам Хаук, — забудьте о том, что было в вашей жизни раньше, и не ломайте голову над тем, чего достигли вы, а чего — нет. Главное, что вам предстоит воспламенить весь мир! И данный факт не ускользнет от их внимания, когда они заранее начнут подсчитывать свои барыши. Вы не только профессиональные актеры, но и солдаты, коммандос, выступающие в различных обличиях для достижения своей цели!
— Подумаешь! — пожал плечами Дастин. — Перевоплощение под силу любому, кто хотя бы мало-мальски владеет техникой...
— Никогда не говорите такого! — загремел Маккензи.
— Простите, генерал, но я думаю, что это так.
— Тогда храните это в тайне, сынок! — попросил Хаук, — мы имеем дело с высокой политикой! А посему должны держать марку, а не умалять свои достоинства.
— Что это значит? — поинтересовался Слай.
— Не вдавайтесь в детали: им все равно не вникнуть в них. Маккензи подошел к письменному столу и, взяв с него несколько скрепленных вместе страничек — продукт труда своей третьей жены, — вернулся к бойцам-актерам.
— Это своего рода набросок сценария, как бы план его, и к тому же, из предосторожности, в одном экземпляре. Текст представляет собой краткий, эмоционально насыщенный обзор вашей деятельности за последние несколько лет, который, поверьте мне, по силе воздействия равен снаряду с ядерной боеголовкой! Когда мы начнем прием «гостей», каждому из этих коршунов я буду давать пятнадцать минут на ознакомление с материалом, а затем позволю ему задавать любые вопросы, ответы на которые в той или иной мере будут касаться национальной безопасности. Вас же я попрошу устроиться вон на тех стульях, которые я поставил полукругом, и вести себя единым коллективом или как вы там называете это.
— Короче, мы должны создать коллективный образ безмолвной силы, обладающей интеллектом и предприимчивостью? — высказался Телли с профессорским видом.
— Да, именно так! И, наверное, не лишним будет, если кто-то из вас похлопает себя по кобуре, когда я заговорю о национальной безопасности.
— Сперва ты, Слай, а потом — Марлон, — распорядился Герцог.
— Понял!
— Я тоже.
— Перейдем к следующему номеру нашей программы — к тому, что должно их всех буквально потрясти, — продолжил Хаук энергично. — Сначала отвечайте на клоунские вопросы своим нормальным голосом, а когда я начну кивать каждому из вас по очереди, приступайте к имитации жестов и речевых особенностей тех людей, которых вы копировали в тот раз, когда я был с полковником Сайрусом.
— У нас полно и других образов, — сказал Дастин.
— Достаточно и тех, — возразил Хаукинз. — Они производили потрясающее впечатление!
— А смысл-то в чем всей этой затеи? — произнес скептически Марлон.
— Я думал, вы сразу поймете. Мы предоставляем им возможность воочию убедиться в том, что перед ними — действительно талантливые профессионалы, преуспевшие в своих сверхсекретных операциях именно благодаря тому, что они — актеры.
— В этом нет для нас ничего обидного, пилигримы, — констатировал Герцог, возвращаясь к своему persona imitazione[194]. — Черт возьми, нас же не раз уже прослушивали боссы!
— Верьте в себя, ребята, и вы всего добьетесь. Беседу прервал телефонный звонок.
— Пожуйте пока, — бросил Маккензи «смертоносной шестерке», не замедлившей ринуться к ожидавшему их на столе завтраку, доставленному из отдела обслуживания, — и подошел к аппарату: — Да, вас слушают!
— Говорит двенадцатый сын шейха Тизи-Узу от двадцать второй жены, — услышал он ласковый голос. — Вы станете обладателем тридцати тысяч верблюдов, если наша беседа принесет достойные плоды, ну, а если плоды окажутся несъедобными, то сто тысяч западных собак может постигнуть смерть.
— Заткнитесь! Приходите через шесть часов или же убирайтесь в пески пустыни поджаривать там свои причиндалы!
Семью часами позже славный корабль «Наскок Хаука» произвел свой первый маневр в бурных водах киноиндустрии. В поднятой им коварной волне барахтались, стараясь удержаться на плаву, английский гренадер Огилви, бушевавший по поводу неблагодарности жителей колоний; Эммануэл Гринберг, чьи обильные слезы трогали всех, кроме Маккензи Хаукинза; измотанный до полусмерти заведующий отделом развития «Холли рок» по имени Скримшо, оповестивший всех, что ему удалось договориться о предоставлении ему ночлега без оплаты; вопивший во всю глотку Крейсер Мотобото, заявивший недвусмысленно, что «коцентрационные лагеря на территории Хорривуда отнюдь не исключаются», и, наконец, агрессивно настроенный шейх Мусташа Хафайабика в развевающихся одеждах, неустанно приводивший одиозные сравнения верблюжьих испражнений с американским долларом. Но каковы бы ни были между ними различия, каждый из них рассчитывал на то, что именно ему будет отдано предпочтение как будущему продюсеру самого популярного в наши дни фильма. И все они, буквально потрясенные знакомством с шестью необыкновенными актерами-коммандос, сошлись без всяких оговорок на том, что эти славные парни в фильме об их подвигах должны сыграть самих себя.
Гринберг, однако, решил пойти дальше.
— Может, и бабенок задействуем в фильме, ребята? Несколько девчонок, для полноты картины, а? — предложил он.
«Смертоносная шестерка» с энтузиазмом откликнулась на этот призыв, но больше всех обрадовались такой перспективе Марлон, Слай, Дастин и Мэнни, прошептавший с восторгом:
— Это было бы просто чудесно!
Претенденты были готовы хоть сейчас заключить договор, но Хаукинз заявил категорично: до начала следующей недели решения принято не будет.
Когда удалился последний из «гостей», коим оказался ворчливый двенадцатый сын шейха Тизи-Узу от его двадцать второй жены, Маккензи обратился к своему элитному подразделению «Дельта», уже купавшемуся в свете рампы:
— Вы были великолепны — все как один! Загипнотизировали их, заставили раскрыть свое обличье!
— Я не вполне уверен в том, что мы действительно сделали что-то, если не считать миленького шоу, — возразил Телли-эрудит.
— Да вы что, утратили свое чутье, сынок? — изумился Хаукинз. — Неужто не слышали, что они говорили? Им же до безумия хотелось заполучить право на съемку фильма.
— Пошумели они немало, — заметил Дастин. — Орали, просили. Особенно усердствовал мистер Гринберг: даже поплакать ухитрился. В общем, греческий хор, да и только, но я не стал бы утверждать, что все это хоть что-то значит.
— Мы не видели, чтобы был подписан контракт, — молвил Марлон.
— А нам и не нужен никакой контракт, — ответил Хаук. — Пока не нужен.
— Пока говорят «пока», генерал, — вмешался сэр Ларри, — нельзя ни за что ручаться. Видите ли, это все мы уже проходили. У нас всегда так было: много трескотни, но мало документов. Бумага — это обязательство, сэр, все же остальное — просто треп.
— Если я правильно понял, джентльмены, то предложения должны исходить от этих субъектов. Мы — это те, кто будет работать на них. Так что пусть они поторгуются с нами.
— И кто же, пилигрим, сделал заявку на нас, если вообще мы кому-то нужны?
— Отличный вопрос. Герцог! Уж не позвонить ли мне в связи с этим кое-куда?
— Я оплачу разговор, — предложил Слай. Но в этих апартаментах «Уолдорф-Астории» телефон сам зазвонил.
— Слушаю вас! — произнес Хаук.
— Солнышко, я не могла больше ждать! Как там у вас?
— Привет, Джинни, все прошло отлично, но, как объяснили мне мальчики, у нас, возможно, возникнут проблемы.
— Мэнни?.. Ты не убил его, Мак?.. Не убил?
— Да нет же, черт возьми! Но, признаюсь, мальчиков он задел за живое.
— Что, поплакал немножко, да?
— Угодила в самую точку!
— О, в этом у него талант, у этого мерзавца!.. Ну и в чем же у тебя загвоздка?
— Как говорят ребята, то, что мы понравились этим коршунам, если, конечно, они не притворились, — это прекрасно, но ведь бумаги-то никакой у нас так и не осталось!
— Я это улажу, Мак. Агентство Уильяма Морриса устроит все, и в лучшем виде. Делом займутся сами Роббинс и Мартин.
— Роббинс и Мартин? Звучит, словно реклама ателье мужской одежды.
— Они профессионалы высшего класса. Неплохо бы и нам всем иметь такие мозги, как у них. Когда они говорят по-английски, то их можно понять, не то что эту голливудскую галиматью. Им ничего не стоит любого обвести вокруг пальца, чем они и зарабатывают себе на жизнь. Эти друзья сразу же примутся за работу, как только я скажу им.
— Давай перенесем это на начало следующей недели, ладно, Джинни?
— Пусть будет по-твоему. Но где мне найти тебя и кто побывал там у вас, кроме Мэнни?
— Сейчас скажу. — Хаук разложил на письменном столе визитные карточки и зачитал своей бывшей жене имена посетивших его продюсеров.
— А нет ли у тех странных типов, которых ты только что назвал мне, какой-нибудь подпольной студии в Джорджии или Флориде. Конечно, ни одна зарегистрированная на юге компания не будет иметь с ними дело. Но у них денег куры не клюют, и они могут взвинтить цену на ваш фильм.
— Боюсь, сегодня вечером у них возникнут кое-какие осложнения в Вашингтоне.
— Что?
— Опустим это, Джинни.
— Узнаю твой тон! Ну что ж, раз так, и впрямь давай опустим. А как насчет тебя? Где ты будешь?
— Позвони Джонни Телячьему Носу в резервацию уопотами возле Омахи: он скажет, где меня разыскать. Вот его номер... Ну как, записала?
— Конечно, но что такое «телячий нос» и что такое «уопотами»?
— Уопотами — отверженный, втоптанный в грязь народ, а Джонни Телячий Нос — его обездоленный сын.
— Опять ветряные мельницы. Мак?