— Какой программы?
— Тебе же самому пришла в голову фантазия устроить вечер в картинной галерее, не так ли? Я слышал, как она сказала «soiree»[42], а это означает, что тебя надо забрать сегодня вечером, а остальное не важно.
— Вечер в картинной галерее?..
— Помнишь, паренек, ты говорил мне о том твоем клиенте, что помешан на маскарадах и считает почему-то, будто его жена положила на тебя глаз, что, с его точки зрения, совсем неплохо, и ты еще сказал тогда мистеру Пинкусу, что не хочешь идти, а он сообщил об этом миссис Пинкус. Та же где-то прочла, что там будет сенатор, и поэтому решила, что и всем вам тоже необходимо отправиться туда.
— Но это же скопище пиявок, способных лишь высасывать деньги! Стая политических коршунов!
— Это высшее общество, Сэмми.
— Это одно и то же.
— Так нам тоже возвращаться с тобой, Пэдди? — спросил Дивероу охранник справа.
— Нет, Кнут, на вас у меня не будет времени. Ты возьми машину мистера Дивероу, ваши сменщики последуют за нами в своей.
— Но при чем тут время? — выразил свое недоумение Стош. — Ты просто ссадишь нас в центре. Машину мистера Дивероу заносит на поворотах.
— Ты ее не починил, Сэм?
— Я забыл.
— Тебе придется примириться с этим, Стош. Боссу больше всего нравится самому править своим маленьким «бьюиком», как вот теперь, когда он едет из офиса. Но миссис это не по душе. Это ее колымага, с выписанной на ее имя лицензионной карточкой, что только раздражает его, особенно в такие дни, когда предстоит попойка, как сегодня вечером.
— Пиявки и политики... — пробормотал Сэм.
— Это ведь одно и то же, да? — спросил Кнут.
Подойдя к краденому «олдсмобилю», Маккензи Хаукинз уставился на лицензионную карточку по ту сторону ветрового стекла. Словно задавшись целью вселить трепет в сердца зевак, пересекавшие зеленое поле выпуклые белые буквы складывались в слово «ПИНКУС», впрочем, само по себе вовсе не грозное, как решил Мак, довольный тем, что углядел машину перед конторой, где служил Дивероу. Однако имени этого Хауку никогда не забыть. В течение первых недель их сотрудничества Сэм голосил беспрестанно: «Что может подумать обо всем этом Арон Пинкус?» Пока, наконец не выдержав, Хаук не запер впавшего в истерику юриста в помещении штаб-квартиры в надежде обрести хотя бы подобие мира и покоя. Короткая справка из офиса Пинкуса, полученная по телефону сегодня днем, подтвердила, что Сэм, расставшись с генералом, отправился домой. Из этого, само собой, напрашивался вывод о том, что каким-то образом, — один Бог знает как, — парень помирился все же с Ароном Пинкусом, чье имя звучало для Хаука анафемой.
Теперь оставалось только показать своим новоиспеченным, но уже натасканным помощникам фотографию Дивероу шестилетней давности и приказать им кататься в лифте до тех пор, пока не появится объект их наблюдения, а затем следовать за ним на безопасном расстоянии, куда бы он ни отправился, и поддерживать связь со своим командиром с помощью портативного переговорного устройства «уоки-токи», которым снабдил он их, достав его из своего дорожного мешка.
— Пусть у вас не возникает никаких идей по поводу этого прибора, поскольку, кабальеро, хищение государственной собственности карается тридцатью годами заключения, а у меня — краденая машина с отпечатками ваших пальцев.
Если говорить откровенно, Мак думал, что после работы Сэм направится в свой любимый бар, но не потому, что считал своего бывшего коллегу-юриста завзятым пьяницей: он знал его как человека порядочного, что отнюдь не исключало того, что тот любит пропустить глоточек-другой после тяжелого дня на ниве юридических битв. И, вполне понятно, Хаук искренне возмутился, когда увидел, как Сэм выходит из здания в сопровождении эскорта.
«Черт возьми! — сказал он, обращаясь к самому себе. — Сколь же подозрительным и неблагодарным может быть человек! Из всех непристойнейших видов стратегии этот выбрал наиболее гнусный — обзаведение телохранителями! И восстановление отношений с его нанимателем, не менее омерзительным, чем сам он, Ароном Пинкусом! Это же открытое предательство, просто не по-американски!»
Хаук не был уверен в том, что его новобранцы способны воспринять разработанный им стратегический план и неукоснительно придерживаться его. С другой стороны, хороший боевой офицер всегда первым делом пускает в дело лучших своих солдат независимо от степени их зрелости.
Мак молча оглядел своих рекрутов, нетерпеливо ерзавших на переднем сиденье рядом с ним: генерал не мог допустить, чтобы эти молодцы, которых он, по существу, совершенно не знал, оказались вдруг у него за спиной. Аккуратно подстриженные, гладко выбритые, они выглядели сейчас безусловно гораздо лучше, даже несмотря на то, что совершали замысловатые движения своими головами, приноравливаясь к латиноамериканскому ритму, слышному по радио.
— О'кей, ребята, взялись! — скомандовал Хаук, выключая радио и берясь за руль.
— Что, чудила парень? — удивился сидевший у дверцы боец, тот, у кого не хватало зубов.
— То, что я сказал, означает «внимание!».
— Может, будет лучше, приятель, если ты дашь нам немного деньги, а? — предположил его соратник, пристроившийся рядом с Маком.
— Все в свое время, капрал! — заметил резонно их командир. — И знайте: присвоить каждому из вас воинское звание «капрал» я решил потому, что вынужден наделить вас дополнительными полномочиями, что, само собой, повлечет и повышение оплаты ваших услуг... Кстати, к вопросу об идентификации ваших личностей, как вас зовут?
— Меня Дези Арназ, — откликнулся недавний громила, занимавший место у окна.
— И меня так же, — отозвался его напарник.
— Прекрасно! Итак — Ди-Один и Ди-Два. А теперь слушайте. И внимательно!
— Что внимательно?
— Ну просто слушайте! У нас возникли кое-какие осложнения в связи с избранной противником тактикой, что потребует от нас активнейших ответных действий. Не исключено, что вам придется разделиться, чтобы увести караульных с их постов с целью последующего захвата в плен интересующего нас объекта...
— Пока что, — перебил Хаука Ди-Один, — я знать, что в суде часто использовать такие слова, «разыскивать» и «задержать». Из те слова, что вы употребить, я много не понимать.
Хаук повторил бойко свое обращение на испанском, которым владел совершенно свободно: он выучил его, когда, будучи еще совсем молодым, возглавлял на Филиппинах партизанский отряд, сражавшийся против японцев.
— Comprende?[43]
— Absolutente![44]— воскликнул Ди-Два. — Мы резать курица и потом разбрасывать кругом кусочки мясо, чтобы поймать большая дерьмовая лиса!
— Отлично, капрал! Ты усвоил это во время одной из ваших латиноамериканских революций?
— Нет, сеньор. Моя мама читать мне детский рассказы, когда я был маленький мальчик.
— Впрочем, не важно, солдат, откуда что знаешь. Главное — вовремя применить свои знания. А теперь вот что мы сделаем... Пресвятая Дева, что там у тебя на вороте?
— А что такой, парень? — спросил Ди-Один, потрясенный до глубины души внезапно появившейся в голосе Хаука взрывной интонацией.
— И ты тоже! — завопил Хаукинз, мотая головой вправо и влево. — Ваши рубашки и воротники... Раньше я их не видел!
— Мы и галстуки раньше не носить, — объяснил Ди-Два. — Ты дать нам деньги и велеть купить два черный галстук до того, как мы пойти в это большое здание со странный, чудной лифт... А потому, чудик, это не наши рубашки. Пара гадкий гринго на мотоциклы были очень нелюбезны с нами на шоссе возле ресторан... Машины мы продать, а рубашки оставить себе. Здорово, правда?
— Идиоты! Это же свастика!
— Ну и что?
— Значки очень хорошенький, — заметил Ди-Два, трогая пальцем черную эмблему Третьего рейха. — Там на задний сиденье у нас...
— Немедленно поснимайте с воротников эту гадость и наденьте свою униформу, капралы!
— Униформу? А это что такой? — спросил недоуменно Ди-Один.
— Ну, ваши пиджаки, мундиры...
Хаук не закончил фразы: лимузин Пинкуса, ехавший впереди, замедлил движение и свернул направо в боковую улицу. Мак проделал то же самое.
«Если Сэм живет здесь по соседству, то это означает одно: вместо того, чтобы составлять бумаги для Верховного суда, парень подметает полы!»
Темная улочка изобиловала лавчонками, теснившимися между дверьми, ведущими в обветшалые квартиры. На память невольно приходили плотно заселенные иммигрантами кварталы в больших городах в конце прошлого — начале этого века. Единственное, чего не хватало для полного сходства, это ручных тележек, лоточников и иностранной речи.
Скользнув к обочине, лимузин развернулся радиатором к рыбному магазину и остановился. Мак очутился в затруднительном положении: все пригодные для парковки места рядом с автотранспортным средством противника были уже заняты, а единственное свободное еще пространство, где он смог бы поставить машину, находилось довольно далеко отсюда, в самом конце улицы.
— Не нравится мне это, — произнес Хаук.
— Что не нравится? — решил уточнить Ди-Один.
— А вдруг они задумали ускользнуть? Что им стоит подложить такую бомбу под нас!
— Бомба? Зачем бомба? — запричитал Ди-Два, широко раскрыв глаза. — Сейчас же нет ни война, чудила, ни революция. Мы просто мирный преступник за работой, вот и все.
— Преступники, хочешь сказать?
— Иногда они говорить так в суде, — пояснил облачившийся в униформу молодчик у окна. — Это такой же слова, как «разыскивать» или «задержать». Ты что, не знать это?
— У нас и впрямь нет ни войн, ни революций, сынок, но есть зато трусливый, неблагодарный человечишка, чей эскорт, возможно, заметил нас... Слушай, Ди-Один, я тут остановлюсь на минутку, а ты загляни в рыбную лавчонку, будто выбираешь, что бы взять на обед. Да и вокруг пошарь, но в пределах видимости. Не исключено, что в лавчонке имеется черный ход, однако это маловероятно. Они даже могут переодеться, но это не должно сбить нас с толку. Наша цель — внедриться незаметно в ряды противника и не отличаться обличьем от них. Но рисковать нам не следует. Рядом с тем типом