— Едва ли уместно требовать подобное от меня! — Хаук встал как по команде «смирно!» и придал своему лицу стоическое выражение. Пристало ли одному командиру просить другого выдать ему сведения исключительно конфиденциального характера? Подобные вещи могут еще случаться у нижних чинов и у людей бесхребетных, ценящих честь не столь высоко, но никак не в нашей среде!
— А теперь, генерал, заглянем в корень. Данный отчет, составленный, на мой взгляд, исключительно блестяще и убедительно, еще не прошел экспертизы на проверку достоверности приводимых в нем фактов. Между тем юридическим основанием для возбуждения судебного разбирательства он может стать лишь в том случае, если не встретит возражений со стороны представителей правительства и получит положительный отзыв от юриста-консультанта. — После короткой паузы Арон тихо рассмеялся. — Если бы ваш иск был принят к судопроизводству, мы бы давно уже знали об этом: в этом случае все наши судебные учреждения вкупе с министерством обороны, вместо того чтобы заниматься своими делами, выли бы от ярости во всю мощь. Так что сами видите, генерал Хаукинз, здесь нельзя ни выиграть, ни проиграть... — Внезапно благодушное выражение лица Пинкуса как бы застыло, а затем, потускнев, и вовсе рассеялось, уступив место смертельной бледности. Наблюдая широко раскрытыми глазами за бесстрастной физиономией Маккензи Хаукинза, он прошептал в отчаянии: — Великий Авраам, не покидай меня! Ведь иск-то, Боже мой, был все-таки представлен в суд!
— Говоря иными словами, он оказался в месте назначения.
— И тем не менее не может же он быть рассмотрен в суде, если только речь не идет о грубых процессуальных нарушениях!
— Не мало людей, командир, поддержали бы вашу оценку сложившейся ситуации.
— И все же еще раз: был иск принят или нет?
— Некоторые утверждают, что его приняли.
— Но в средствах массовой информации ни слова об этом! А ведь журналисты, поверьте, буквально передрались бы из-за такого сенсационного материала, что кончилось бы катастрофой!
— Подобное обстоятельство имеет свое объяснение!
— И в чем же она, причина всеобщего молчания?
— В Хаймане Голдфарбе!
— Простите, Хайман... а дальше как?
— Голдфарб.
— Это имя вроде бы мне знакомо, но кто это, право же, я что-то не припомню...
— Он был футболистом.
Лицо Арона Пинкуса сразу же помолодело лет на двадцать.
— Уж не Хайми ли Урагана вы имеете в виду? Еврейского Геркулеса? Вы что, действительно знаете его, Мак, — простите, генерал?
— Знаю ли его? Да я сам вербовал эту «ермолку»!
— Вы?.. В общем, он не только был величайшим игроком Национальной футбольной лиги, но и разрушил стереотипное представление о евреях как, скажем, весьма смирных и осторожных. Хайман представлялся нам Львом Иудеи, ужасом защиты в команде противников. Его смело можно сравнить с Моше Даяном, если при соизмерении их заслуг учитывать и специфику футбола!
— Но Хаймана знали и как мошенника.
— Пощадите! Он был моим героем, своеобразным символом для всех нас. Я гордился им, этим интеллигентным мускулистым гигантом. Что вы имеете в виду, называя его мошенником?
— Хотя к судебной ответственности он никогда и не привлекался, в действительности имелись все основания усадить его на скамью подсудимых.
— На скамью подсудимых?.. Да о чем это вы?
— Хайман делает для правительства большое дело, неофициально, конечно. Собственно, это я направил его в соответствующий военный департамент.
— Не выскажетесь ли, генерал, пояснее?
— Если коротко, то был у нас некий тип, распустившийся до такой степени, что выбалтывал кое-какие подробности, касавшиеся технической характеристики нашего оружия. Нам никак не удавалось обнаружить источник утечки информации. И тогда я набрел на Голдфарба, создавшего консультативное бюро по мерам безопасности, — замечу, его фотография в нижнем белье напугала бы до смерти даже Годзиллу[63], — и предложил ему заняться нашим вопросом. Дело в том, что он и его мальчики могут проникнуть в такие места, куда для Генеральной инспекции путь закрыт.
— Простите, генерал, но какое отношение имеет Хайман Голдфарб к замалчиванию средствами массовой информации того факта, что ваше фантасмагорическое исковое заявление принято к рассмотрению в Верховном суде, хотя, казалось бы, и в печати, и в эфире должно было бы уже твориться черт знает что?
— Поскольку дело происходит в Городе Чудес, все, за что бы ни брался Ураган, неизбежно вызывает цепную реакцию. Да и как же иначе? В свое время слава о нем разнеслась далеко вокруг со скоростью лесного пожара, и если бы вы попытались разыскать его в этом вертепе, то выяснили бы скоро, что в его услугах нуждаются буквально все, особенно по части компромата. Список его клиентов из государственных структур читается, как «кто есть кто» и «что есть что» на берегах Потомака. У него немало влиятельных друзей, которые никогда бы не признались, что слышали о нем, разве что под пыткой. Для этого типа нет ничего святого... Так что я знаю, о чем говорю, когда называю его мразью.
— Мразью? — Арон, замотав головой, словно пытаясь прекратить звон цимбал в ушах, попросил умоляюще: — Не могли бы вы почетче выразить свою мысль?
— Его люди устроили на меня самую настоящую охоту, командир Пинкус. Засели в засаду. А вообще, удайся их план, были бы захват в плен противника и вслед за тем — тишина. Но я прочел их как книгу.
— Захват?.. Тишина?.. Книга?.. Охота за вами?
— Да, они шли по моим стопам — после того, как в суд было представлено исковое заявление племени уопотами! А это значит, что к документу отнеслись серьезно. Даже просто сам факт наличия этого иска хранится в строжайшей тайне, ибо вспыхнувшее бы в противном случае пламя смогло бы опалить и луну. В поисках выхода из создавшегося положения и был нанят Хайми Ураган, которому вменялось в обязанность разыскать и схватить меня с целью последующей ликвидации! Но я вовремя раскусил их!
— Но, генерал, имеются ведь и низшие ступени судебной машины — с делами, досье, журналами, где фиксируется буквально все. — Выражение лица Арона внезапно вновь резко изменилось. Он словно окаменел, а речь его перешла в невнятное бормотание. — О Господи, может, этого ничего и не было?.. А?
— Вы же сами знаете, командир: предъявляемый государству иск может "быть представлен наверх и минуя низшие звенья, если только он серьезно аргументирован.
— Нет!.. Вы не сумели бы сделать этого.
— Боюсь, что уже сумел. Небольшой нажим на пару чувствительных клерков, и мы уже варимся в гигантском юридическом котле.
— Какой еще там котел? — закричал вконец сбитый с толку Дивероу. — Что за чушь порет тут этот дегенерат?
— К сожалению, все, о чем толкует он нам, может оказаться правдой, — едва слышно произнес Арон. — Не исключено, что ему и в самом деле удалось протолкнуть свое столь блестяще составленное исковое заявление, базирующееся на похищенных из закрытого архива секретных материалах, непосредственно в Верховный суд.
— Да вы шутите?!
— Хотел бы, ради всех нас, чтобы это и впрямь было шуткой! — заявил Пинкус, обретая прежний голос и осанку. — Теперь же нам остается только измерить всю глубину этого безумия... Кто там ваш официальный поверенный, генерал? Скрывать бесполезно: обычный телефонный звонок, и мы узнаем его имя.
— Не уверен, что это так, командир.
— Почему?
— Потому что я сообщил туда его имя лишь сегодня утром.
— Лишь сегодня утром?
— Видите ли, тот индейский молодчик, с которым имел я ранее дело, потчевал меня все это время ложной информацией — просьба не путать с дезинформацией — в отношении того, что касалось сдачи им соответствующих экзаменов и вступления в коллегию адвокатов...
— Пожалуйста, ответьте только на один вопрос, генерал: кто он, ваш поверенный?
— Наш общий друг, командир! — заявил Хаук и показал на Сэма.
Глава 9
Винсент Френсис Ассизи Манджекавалло, директор Центрального разведывательного управления, известный в некоторых особо избранных кругах как Винни Бам-Бам, а также под кличкой Рагу, бродил с расстроенным, смятенным видом по своему кабинету в Лэнгли, штат Вирджиния. До сих пор ничего не слышно! Никаких известий! Что там не сработало? План был исключительно простым, безупречным во всех отношениях и к тому же надежно защищенным от огласки: возможность утечки сводилась к нулю. Все должно было развиваться по формуле: «Эй» равняется «Би». «Би» равняется «Си», следовательно, «Эй» равняется «Си». Однако, доверившись этому уравнению, Хайман Голдфарб и его люди утратили где-то присущие им сметливость и хватку, а Винсент — и своего человека: непревзойденный мастер своего дела, неприметнейший из всех его телохранителей вдруг взял да и пропал! Что же, черт возьми, случилось с Ураганом? Кто вывернул наизнанку его столь широко разрекламированные мозги? И где тот жалкий слизняк, которого он, Винсент, спас от не столь уж маленького долга в Вегасе и устроил на приличное место в одном из государственных учреждений, предупредив мальчиков в казино, чтобы они о денежных обязательствах этого мерзопакостника и думать не смели, исходя из интересов национальной безопасности? Исчез, сбежал куда-то! Но почему?
...Маленький Джо Саван был вне себя от радости, заслышав голос своего дружка, которого знал еще с тех достопамятных дней, когда выслеживал во благо всей шайки паразитов из бруклинских доков, чтобы препроводить их затем в один из модных манхэттенских клубов. Джо тогда был просто великолепен! Он мог встать посреди стадиона «Янки», и никто бы его не заметил даже при полном аншлаге. Так же, как и в любом другом месте, в помещении Малыш Джо Саван словно приклеивался к обоям, а в подземке растворялся в толпе. У него был редкий талант человека-невидимки. И если бы кто взялся вдруг описать его лицо, серое, невыразительное, то столкнулся бы с непреодолимыми трудностями...