— А разве имеется что-то еще?
— Да. Бумаги, скрытые от общественности, Сэм... Они тут перед тобой. Прочти их, мой юный друг, и через час или час с небольшим поделись с нами своим неординарным юридическим мнением об этих материалах. И, пока будешь знакомиться с документами, пей бренди, но в пределах допустимого, хотя, возможно, тебе и захочется прямо противоположного. Помни: не глотай его жадно, а лишь цеди маленькими глоточками. В правом верхнем ящике найдешь блокноты и карандаши: уверен, что ты пожелаешь сделать кое-какие пометки. Сводные данные, включенные в отчет, представлены стопкой бумаг слева от тебя. Материалы расположены в алфавитном порядке, листы пронумерованы. — Арон повернулся к Хауку. — Генерал, думаю, нам лучше оставить Сэма одного. Каждый раз, когда он смотрит на вас, у меня возникает такое чувство, будто с его головой происходит что-то неладное.
— Должно быть, это из-за моего национального костюма индейцев племени уопотами.
— Не сомневаюсь, какая-то связь тут есть. И, принимая во внимание своеобразие вашего одеяния, я осмеливаюсь спросить вас: что бы вы сказали, если бы Пэдди — простите, сержант Лафферти — отвез нас в маленький ресторанчик, который я посещаю во всех тех случаях, когда желал бы избежать встречи со слишком любознательными знакомыми.
— Предложение принято, командир Пинкус! Но как быть с Сэмом? У него был тяжелый, проведенный в полевых условиях день. А в армии, как вы знаете, сытый желудок решает все.
— Наш юный друг весьма ценит комфорт, генерал, о чем свидетельствуют счета, присланные ему из ресторана за доставку обедов на дом. А посему все необходимое он получит здесь, не выходя из кабинета. Хотя вроде бы сейчас ему не до еды.
Так оно и было. Раскрыв рот, Дивероу напряженно вглядывался в первые страницы, занеся крепко зажатый в руке карандаш над стандартным желтым блокнотом, какие обычно используются в суде. Но изучение документов длилось недолго. Уронив карандаш, глухо шлепнувшийся о стол, Сэм прошептал:
— Из нас никто не уцелеет! Они не допустят, чтобы мы оставались в живых!
В трех с лишним тысячах миль к западу от Бостона, штат Массачусетс, и немногим севернее пересекающей этот населенный пункт параллели расположен славный Сан-Франциско, штат Калифорния. И в том, что, как свидетельствует статистика, большинство переселенцев с восточного побережья в сей чудо-град — бывшие жители Бостона, право же, нет ничего удивительного. Некоторые специалисты по демографии утверждают, что беглецов из Новой Англии влекла к себе величественная гавань, столь напоминавшая им стоянку легендарных «Больших кораблей». Другие же полагают, что притягательная сила Фриско обусловлена присущей ему атмосферой академизма, подтверждением чему служит бесчисленное множество университетских кампусов и заменяющих собою дискуссионные клубы кафе, столь типичных и для столицы штата Массачусетс. Но не все согласны с той или иной изложенной выше точкой зрения: находятся и такие, кто настаивает на том, будто главным все же является все возрастающая, достигающая порой степени некой одержимости терпимость к иному образу жизни, что выгодно отличает Сан-Франциско от погрязшего в косности Бостона, чьи почтенные граждане неоднократно и с завидным упорством отвергали во время выборов национальную идею, предпочитая и впредь идти против течения. Однако безотносительно к многочисленным теле— и радиобеседам и шоу, а, возможно, и не безотносительно к ним, мы считаем необходимым заметить, что приведенные нами сведения не имеют никакого отношения к нашему повествованию. Единственное, что имеет для нас значение, так это то, что один из персонажей, с которым нам предстоит сейчас познакомиться, окончил ту же Школу права при Гарвардском университете, что и Сэмюел Дансинг Дивероу.
Девушка, о коей пойдет речь, могла бы встретиться с Дивероу еще много лет назад, поскольку фирма «Арон Пинкус ассошиэйтс» проявила в свое время немалый интерес к ней и, соответственно, попыталась вызвать у нее адекватную реакцию. Но, к счастью или к несчастью, ее интересы лежали совершенно в иной плоскости, потому что она была по горло сыта изначально уготовленной ей ролью представительницы национального меньшинства и ей претило чуть ли не при каждом новом знакомстве озадачивать своей этнической принадлежностью бостонских профессионалов и ученых позеров. Она не была ни чернокожей, ни еврейкой, ни азиаткой, ни латиноамериканкой, и не было у нее корней среди выходцев из Средиземноморья, Бенгалии или арабских государств. Таким образом, по крови своей она не относилась ни к одной из тех групп населения, которыми практически исчерпывался юридически признаваемый список национальных меньшинств, боровшихся за выживание в бостонско-американском тигле. А это значило, что в стране не было ни клубов, ни учреждений, ни уличных тусовок, призванных обратить внимание общества на судьбу ее маленького народа, о котором никто не думал как об этносе, обеспокоенном перспективой своего исчезновения в результате все возрастающей социальной мобильности как следствия изменения в психологии коренного населения. Об индейцах широкой общественности было известно лишь, что они существовали где-то и занимались какими-то там своими делами.
Она была индианкой.
И звали ее Дженнифер Редуинг. «Дженнифер» заменило ей ее индейское имя «Восходящее Солнце», которое, по словам ее дяди. Орлиного Ока, было дано ей потому, что она появилась из материнской утробы с первыми лучами утреннего солнца, заглянувшими в окна Мидлендской муниципальной больницы Омахи. Уже в ранние годы ее жизни стало очевидным, что она, как и ее младший брат, были самыми одаренными отпрысками племени уопотами. Совет старейшин, собрав необходимые средства, предоставил ей возможность получить образование. Поскольку она в полной мере воспользовалась этой возможностью, чтобы всемерно развить свои таланты, она с нетерпением ожидала того времени, когда отправится на запад, — на Дальний Запад, — где люди не думают, что индианки должны ходить в сари и украшать свой лоб красными точками.
Ее переезд в Сан-Франциско носил скорее характер случайный, чем преднамеренный. Этому событию предшествовали ее возвращение в Омаху после получения ею высшего образования, вступление в коллегию адвокатов Небраски и устройство на службу в престижную фирму. Тогда же одному из клиентов фирмы, занимавшемуся пейзажной съемкой и фотографированием диких животных, было поручено редакцией журнала «Нэшнл джиогрэфик» побродить по индейской резервации и запечатлеть на пленке представителей местной фауны. Сделанные им снимки должны были соседствовать в журнале со старыми гравюрами. Подобная акция явно осуществлялась с целью продемонстрировать сокращение кормовой базы некогда столь богатого животного мира по вине тех, кого считают исконными обитателями субконтинента.
Фотограф был опытным профессионалом, несколько склонным к съемкам экстравагантных, чтобы не сказать — порнографических, материалов, и отлично сознавал, что задание он получил не из легких: кому, черт возьми, интересно будет лицезреть умирающий мир живой природы, если рядом с его снимками разместятся репродукции романтических гравюр, изображающих плодородные равнины и леса — этот подлинный рай для охотника? Однако отчаиваться не было оснований. Ведь при наличии некоторой фантазии все можно повернуть иначе и то же самое показать уже под несколько иным углом. Если бы, скажем, ему удалось вдруг найти настоящего проводника-индейца, который украсил бы обликом своим все его фотографии! Конечно, лучше всего, чтобы этим проводником-индейцем оказалась полная жизненных соков женщина-гид. Он смог бы снимать ее в многообразных ситуациях, на разном фоне и так далее. И почему бы не взять ему на данную роль эту Ред[70]Редуинг — потрясную красотку-адвоката, чей кабинет рядом с кабинетом его поверенного? Для нее-то уж у фотографа найдется приманка!
— Послушай, Ред, — молвил однажды утром фотограф, просовывая голову в кабинет женщины-адвоката и используя при обращении к ней несколько фамильярное ее прозвище, которое сослуживцы Редуинг произвели, естественно, от ее фамилии, поскольку волосы девушки — не огненно-рыжие, а черные и блестящие — не давали основания для подобного словотворчества. — Не хотела бы, ты заработать пару сотен зеленых?
— Если ты намекаешь на то, о чем я подумала, то тебе лучше было бы обратиться в «Дуги», — последовал ледяной ответ.
— Эй, старушка, ты неправильно меня поняла!
— Думаю, что правильно, если судить по слухам, которых навалом.
— И все же ты не права, клянусь честью!
— Да брось ты!
— Нет, честно, это заказ от «Джиогрэфик».
— Они то и дело показывают голых африканок, но я не помню, чтобы видела там обнаженных белых женщин, а я постоянно хожу на медосмотры к терапевту и дантисту и, следовательно, волей-неволей знакома с их публикациями.
— Ты все никак не врубишься, леди. Я лишь ищу особо яркий типаж гида для эссе о тяжелых условиях жизни в резервациях. Юрист с гарвардским дипломом, оказывающийся вдруг членом индейского племени, заставит читателя с полным вниманием отнестись к публикуемому материалу, вместо того чтобы бегло перелистывать страницы, как обычно он делает это.
— О?
Итак, выстрел был метким, ему удалось ее зацепить. Хотя Ред Редуинг считалась многообещающим молодым адвокатом, в том, что касалось мира профессиональной фотографии, она была до смешного наивной. Горя искренним желанием помочь своему народу, она согласилась со сделанным фотографом выбором костюмов, но, отказавшись позировать в бикини с крохотной речной форелью в руках, не подумала о том, чтобы просмотреть предварительно фотографии, предназначавшиеся для публикации.
Однако сотрудничала Ред с фотографом недолго. Заметив, что он снимает ее в то время, когда она склонилась на тушкой убитой электрическим током белки в позе, открывавшей часть ее полной груди под свободной деревенской блузкой, — гораздо большую, чем может позволить себе показать уважающий себя адвокат, — она пришла в такую ярость, что тут же с силой ударила его кулаком по физиономии и затем объявила, что позировать больше не будет. Не обращая внимания на кровоточащие губы, фотограф пал на колени, вопя: