— А те, живее всех живых головорезы, еще лягавшиеся в мешках для трупов?.. Это на них было возложено выполнение тайной миссии, которую, судя по всему, они провалили?
— Задание, полученное ими, было сформулировано таким образом, что боевики так и не вникли в его суть. Впрочем, иного и не могло быть: они ведь маньяки.
— Я покидаю вас ненадолго, Уоррен, — сказала Трухарт, кладя свой блокнот для стенографирования на письменный стол и оправляя платье.
— Куда вы?
— Хочу переговорить с вашей секретаршей, моей мамой. И не смейте в мое отсутствие даже касаться телефонного аппарата!
— Конечно, карманы... Я хотел сказать...
— Заткнитесь! Вы, должностные лица, — более чем странные существа! — заявила стенографистка из отдела безопасности и, выйдя в приемную, закрыла за собой дверь.
Уоррен Пиз, государственный секретарь и владелец рыболовной яхты, мечтавший держать ее у причала престижного клуба, не знал, что и делать: то ли вскрыть себе вены, то ли позвонить в брокерскую фирму, с которой он был некогда связан, и предложить любую правительственную информацию для внутреннего пользования в обмен на прежнее место партнера. Боже милостивый, и зачем он только поддался на уговоры своего товарища по комнате в студенческом общежитии, ныне — президента, войти в его команду! В социальном плане, несомненно, он кое-что выигрывал от этого, однако и неудобства терпел изрядно. Вежливым приходилось быть со столькими людьми, что это подчас становилось просто невыносимо! А эти ужасные обеды, где он не только был вынужден сидеть рядом с неграми, но и позволять фотографировать себя вместе с ними! О нет, его должность вовсе не была таким уж лакомым кусочком: не воображайте, что там только персики со сливками! Жертвы, на которые приходилось идти ему, и святого бы вывели из себя... А теперь еще и мешки для трупов с живыми маньяками внутри! И его собственная кодла, жаждущая его скальпа! Не жизнь, а гротеск какой-то.
Конечно, бритвенного лезвия у него не оказалось с собой, и подойти к телефону он не решился. А посему, обильно потея, ждал покорно стенографистку. Мучительное одиночество его, однако, вскоре было нарушено, но не Реджиной Трухарт: вместо нее в кабинет вошла верным шагом Тирания и плотно закрыла за собой дверь.
О предводительнице клана Трухартов ходили легенды. Потрясающая женщина с резкими тевтонскими чертами лица и сверкающими светло-голубыми глазами, ростом она была в шесть с лишним футов и держала свое импозантное тело прямо и вызывающе, невзирая на свои пятьдесят восемь лет. Тирания, как ранее и ее мать, прибывшая сюда во время Второй мировой войны с легионами других таких же женщин — секретарей и клерков, находившихся на государственной службе, была ветераном вашингтонской бюрократии и обладала внушающей уважение осведомленностью об обходных путях и скрытых от внешнего взора неблаговидных делах власть предержащих, о свершаемых ими глупостях и вопиющих злоупотреблениях. И, подобно матери, она также вырастила и воспитала своих дочерей, чтобы и те служили византийским инфраструктурам, представленным бесчисленными правительственными бюро, департаментами и управлениями. Тирания искренне полагала, что удел женщин ее семьи — наставлять на путь истинный состоявшихся и будущих лидеров и вести их сквозь вашингтонские минные поля, чтобы те могли в полной мере проявить свои в целом более чем скромные способности, отпущенные им свыше. Глава рода Трухартов была убеждена в том, что управляют страной по существу подобные ей и ее дочерям женщины. Мужчины же в действительности были слабым полом, легко уязвимым, склонным к соблазнам и дурачествам. Видно, данной мировоззренческой позицией объяснялось и то обстоятельство, что в семье Трухартов вот уже на протяжении трех поколений младенцы мужского пола не решались появляться на свет, зная, что их тут не ждали.
Тирания довольно долго молча присматривалась к находящемуся в явно расстроенных чувствах секретарю, и взгляд ее выражал и жалость, и готовность к самопожертвованию.
— Моя дочь пересказала мне все, что услышала от вас, а также сообщила мне о вашем принявшем крайние формы либидо[126], — проговорила она твердо таким тоном, словно, будучи директором школы, отчитывала в своем кабинете маленького смущенного мальчика.
— Весьма сожалею, миссис Трухарт! Честное слово! День выдался на редкость тяжелый, но у меня и в мыслях не было ничего дурного.
— Все обойдется, Уоррен, не плачьте! Я здесь, чтобы помочь вам, а не терзать упреками.
— Спасибо, миссис Трухарт!
— Но чтобы иметь возможность помочь вам, я должна задать вам очень важный вопрос. Вы ответите мне честно, Уоррен?
— Да-да, конечно же отвечу!
— Хорошо... В таком случае скажите мне, кому из не принадлежащих к правительственному кругу лиц известно об этой операции? И может ли кто-то из них извлечь выгоду от нависшей над этой воздушной базой угрозы?
— Да все они могут, клянусь Господом Богом!
— Тогда возьмите одного из них, Уоррен. А уж он продаст всех остальных.
— Что?.. Почему?..
— Это долгая история. Я не смогу вам ответить, пока не буду располагать дополнительной информацией. Например, насчет того, каков биржевой курс акций и каковы предложения и спрос на них. Однако кое-что мне ясно и сейчас.
— И чти же это?
— А то, что никто из нынешнего состава правительства, кроме вас, не отважился бы на столь хитроумный трюк с использованием заключенных из военной тюрьмы ввиду их маниакальной склонности к насилию. Уроки Уотергейта и Иран-контрас оставили свой неизгладимый след, столь же омерзительный и непатриотичный, как и эти деяния. Выражаясь яснее, было возбуждено слишком много дел.
— Да, но почему вы выделили меня?
— Потому, что вы новый в этом городе человек, не имеющий, по существу, никакого опыта и в силу этого не способный увлечь советников президента подобной тайной операцией. При одном упоминании о задуманной вами акции они бы все как один удрали в горы, за исключением разве что одного вице-президента, который просто не понял бы, в чем дело.
— Вы думаете, нас выдал один из них... со стороны?
— Я редко ошибаюсь, Уоррен... Одной из моих ошибок было мое замужество. После того как мы, девочки, выкинули моего супруга из дома, он бежал в Карибский бассейн и, обосновавшись на Вирджинских островах, занялся чартерными перевозками на парусной яхте. В общем, страшное ничтожество!
— Право? Из чего вы это заключили?
— Видите ли, он утверждает, будто совершенно счастлив, что, как знаем мы все, невозможно в нашем безумном обществе.
— Вы не шутите?
— Господин министр, не заняться ли нам неотложными делами? Я настоятельно рекомендую отправить эти «мешки для трупов» туда, где они находились бы в полной изоляции от окружающего мира. И заставить попридержать язык тех, кто мог бы по пьянке порассказать кое-что о том, что творится в Куонтико. А еще я посоветовала бы вам связаться с номером ноль-ноль-ноль-тире-ноль-ноль-шесть в Форт-Беннинге.
— А это что за чертовщина?
— Не что, а кто, — поправила Тирания. — Их называют «смертоносной шестеркой».
— Они из тех же, что и «грязная четверка»? — спросил хмуро Пиз.
— Их разделяют тысячи световых лет. Те, о ком говорю я, — актеры.
— Актеры? А что общего может быть у меня с ними?
— Они уникальны, — произнесла Трухарт, подаваясь вперед и понижая голос. — Готовы на все, только бы попасть в газеты, которые редко когда упоминали о них.
— За что упрятали их в Форт-Беннинг?
— За неуплату квартплаты.
— Что?
— Они годами не трудились нигде по-настоящему, а только подрабатывали официантами.
— Ничего не понимаю!
— Все очень просто, Уоррен. Они все вместе вступили в ряды вооруженных сил в надежде создать репертуарный театр и более или менее регулярно питаться. Естественно, творчески мыслящий офицер из «Джи-два» обратил на них внимание и, исключительно в расчете на них, разработал ряд тайных операций.
— Он задумал использовать их актерский талант?
— Не только. По словам генерала, который стоит за всем этим, они в отличной форме. Знаете ли, в тех фильмах о Рембо им доставались кое-какие роли. Актеры крайне щепетильны во всем, что касается их внешности.
— Миссис Трухарт! — воскликнул государственный секретарь. — Не будете ли вы так любезны объяснить мне, какова цель всей этой беседы?
— Подвести вас к решению проблемы, Уоррен. Я буду изъясняться весьма абстрактно, чтобы в случае чего иметь потом возможность отрицать все с чистой совестью. Но я уверена, что вашего тонкого, высокоразвитого интеллекта хватит на то, чтобы уловить мои мысли.
— Это первые слова, которые мне понятны.
— "Смертоносная шестерка" может представить кого и что угодно. Они искусно перевоплощаются, отлично воспроизводят диалектизмы и способны проникнуть даже туда, куда, казалось бы, вход всем закрыт.
— Но это ужасно: что помешает им внедриться в наши ряды?
— Вы точно схватили суть дела. Благодаря им перед нами открывается завидная перспектива.
— Минуточку. — Пиз повернулся в своем вращающемся кресле и, представив на своем столе портрет Джеронимо в генеральском мундире, радостно завопил: — Вот оно! Никаких процессов, никаких слушаний в конгрессе! Просто не верится!
— О чем вы, Уоррен?
— Да об этих актерах!
— Ах да!
— Актеры могут стать кем захотят, и убедить других, что они вовсе не те, кем являются в действительности, не так ли?
— Так. Это то, чему они учились.
— Никаких убийц, никаких исков, никаких чертовых слушаний на Капитолийском холме!
— Не думаю, что можно обойтись без подкупа нескольких сенаторов — на то у нас и фонды для покрытия непредвиденных затрат...
— Итак, картина проясняется! — перебил ее Пиз, снова поворачиваясь на своем кресле. Оба глаза его были широко раскрыты от возбуждения, причем левый даже присмирел на время. — Они прибывают в аэропорт Кеннеди в красных кушаках и, возможно, с бородами и в мягких фетровых гамбургских шляпах... Целая делегация...