— В ней нет ничего хитрого. Лягушонок Кермит, — съехидничал Дивероу.
— Сэм!
— О'кей, Дженни, я, пожалуй, реагирую на него слишком бурно! В суде я никогда бы не позволил себе этого.
— Не будем отвлекаться! — Пинкус сделал знак Сайрусу, который намеренно держался как можно дальше от Генри Ирвинга Саттона: по-видимому, путешествие с актером из Бостона если и не подорвало его здравомыслия, то уж терпение истощило вконец. — Ваш коллега не присоединится к нам?
— Я расскажу ему все, что он должен знать, — ответил Сайрус, усаживаясь. — Мне хотелось бы, чтобы наша встреча прошла как можно спокойней. Откровенно говоря, содружество Романа Зет и вашего новобранца не представляется мне достаточно крепким. Но я постараюсь держать ситуацию под контролем.
— У вас прекрасный глубокий голос, молодой человек, — не удержался сэр Генри, явно раздраженный тем, что не мог прослушать ранее Сайруса и старого юриста. — Вы когда-нибудь пели «Реку старика»?
— Оставьте меня в покое! — отозвался наемник.
— Да нет же, я серьезно. Это из повторной постановки «Спектакля»...
— Генри, друг мой, всем этим мы сможем заняться позже, — вмешался Арон, вскинув руки для большей убедительности. — У нас мало времени.
— Конечно, дорогой, можно поднимать занавес.
— И чем быстрее мы сделаем это, тем лучше, — заметил Сайрус. — Нам следует немедля перейти в наступление. Предпочтительнее — сегодня же вечером, если только нам ничто не помешает.
— И что же, считаете вы, мы должны делать? — спросила Дженнифер.
— Прежде всего, я смог бы в качестве гражданского представителя генерала связаться с псевдоделегацией Нобелевского комитета непосредственно в отеле. У меня в чемодане есть приличная одежда, но для Романа надо будет что-то раздобыть.
— В шкафах и гардеробах моего свояка полно одежды. Он примерно такого же роста и сложения, что и ваш коллега: он все еще следит за своим весом, в его возрасте! Ну а если что не так, то у нас есть миссис Лафферти — превосходная швея...
— В таком случае все в порядке, — перебил нетерпеливо Арон Сайруса. — Осталось только подработать мою легенду, чтобы добраться до этих клоунов из «Эйр-Форс-два».
— Я уже подготовил ее, — откликнулся Маккензи Хаукинз, снова зажигая многострадальную сигару.
— Что?
— Как?
— Когда?
В ответ на обрушившиеся на него изумленные восклицания Хаук лишь поднял кустистые брови и выпустил колечко дыма, поднявшееся над его головой.
— Пожалуйста, генерал! — взмолился Сайрус. — Это же так важно! Что вы придумали?
— Вы, юристы и химики, считаете себя такими умными, но память у вас чертовски короткая...
— Мак, ради всего святого!..
— Особенно это касается тебя, Сэм. Ты ведь сам подсказал эту идею. Правда, я пошел дальше, но горжусь ситуационным анализом, разработанным тобою в тиши кабинета.
— О чем ты, черт возьми, толкуешь?
— Вспомни о Маленьком Джозефе, парень! Он все еще там...
— Где?
— Да в отеле «Времена года». Я говорил с ним полчаса назад, и он держит все под контролем.
— Что «все»? И как можно доверять человеку, которого ты сам же. Мак, назвал маленьким ублюдком?
— Сейчас я могу ему доверять! — произнес Хаук с чувством. — Маленький Джозеф постоянно издевается над предоставленными ему правами, а это верный признак независимости его натуры, и к тому же он все время провоцирует меня, что также свидетельствует в его пользу.
— Ваша логика от меня ускользает, — признался Пинкус.
— Он сумасшедший, — констатировала Дженнифер тихонько, не сводя с генерала больших недоверчивых глаз.
— Я в этом не так уж убежден, — возразил ей Сайрус. — Чей-то злобный подручный указывает вам, в каком положении вы очутились... И маловероятно, что он прикончит вас тайком: если бы подобное входило в его планы, вы давно были бы уже на том свете.
— Вы тоже сумасшедший, — заметил Дивероу.
— Не совсем так, — покачал головой наемник. — У казаков есть такое выражение, иллюстрирующее прямо противоположную ситуацию: целовать сапог перед тем, как рубануть по нему шашкой.
— Мне это нравится! Мне нравится! — закричал актер. — Прекрасная реплика под занавес во втором акте!
— Может, и я сумасшедшая, — пробормотала дочь уопотами, — но, думаю, я тоже понимаю, что это значит.
— Надеюсь, что и впрямь понимаете, — молвил сардонически Сэм. — И все же поясню на всякий случай, адвокат, что перед тем, как совершить преступление, преступник не будет навлекать на себя подозрения.
— Умник! — бросила Сэму Редуинг и обратилась к Сайрусу: — Согласна с вами. Но что же нам делать?
— Прежде чем ответить на ваш вопрос, надо узнать, что сделал генерал.
— Никаких возражений! — откликнулся Хаук. — Учитывая ваше прошлое, я надеюсь, что вы одобрите мои действия... В общем, я поручил Маленькому Джозефу — прирожденному пехотинцу-разведчику, правда, годами не очень-то юному — провести всестороннюю рекогносцировку на местности. Он выяснит расположение их биваков и дислокацию вспомогательных сил, определит огненную мощь артиллерии, если таковая имеется, а также, на всякий случай, наметит пути вашего отхода и придумает, какой камуфляж вам лучше всего использовать для проникновения в зону «зеро».
— Что подразумеваете вы под зоной «зеро»! — воскликнул взволнованно сэр Генри.
— Успокойтесь, Генри, я уверен, генерал сказал это для красного словца! — поспешил вмешаться Пинкус и, взглянув выразительно сперва на Сайруса, а затем на Маккензи, спросил последнего: — Что же происходит? Вы ведь обещали, что не станете прибегать к насилию, и что вам не будет угрожать никакая опасность!
— Поверьте, мистер Пинкус, я не обманывал вас. Просто генерал использует военные термины для обозначения отведенных так называемой делегации гостиничных номеров и соответствующей одежды, в которую мы должны обрядиться...
— Вы неправильно меня поняли, Арон, милый мальчик! — Актер поднялся во весь рост, повернув лицо профилем — своим профилем! — к присутствующим. — Глаза его пылали огнем, подбородок был горделиво вздернут вверх. — Я приветствую это задание, эту славную боевую акцию, в чем бы она ни заключалась! Помните, генерал, какой мощный удар нанесли мы совместно с бриттами по противнику под Эль-Аламейном?[151]
— Конечно, помню, майор Саттон!.. Не удивляйтесь, что я повысил вас в звании, минуя несколько степеней: у меня как у командира есть такое право.
— Благодарю вас, генерал! — Сэр Генри повернулся к Хауку и отдал ему честь. Тот, встав с кресла, проделал то же самое. — Обрушим же карающий меч на головы этих подонков! Бросимся в брешь и взберемся на стены вражеской крепости! И да пребудут с нами души членов гильдии киноактеров и, само собой разумеется. Королевского театрального общества, павших на поле боя смертью храбрых! Нам никто не страшен, генерал! Пусть кипит, не так ли?
— Лучше вас, боевых ребят, не было никого во всей огромной Сахаре! Вашей отваге мог хоть кто позавидовать! Я знаю, что говорю, солдат!
— При чем тут отвага? Суть в синтезе классической техники и наилучших достижений системы Станиславского, не имеющих ничего общего с дурацкой методикой, навязываемой этими третьеразрядными гуру, которые твердят без умолку, что ковырять в носу предпочтительнее, чем сморкаться.
— Что бы это ни было, майор, но вы выжили! Помните, что было возле Бенгази[152], когда...
— Они ненормальные! — прошептал Сэм Дженнифер. — Собираются выйти в море во время бури в дырявой лодчонке!
— Не спешите с выводами, Сэм! Они оба... ну, масштабнее нашей обыденности, а это отрадно.
— Что вы хотите этим сказать?
— Приятно сознавать, что в этом мире слабаков-крючкотворов имеются еще мужчины, способные охотиться на тигров-людоедов.
— Допотопная чушь, достойная студентки-второкурсницы!
— Да, знаю, — улыбнулась Редуинг. — Но разве так уж плохо радоваться тому, что это еще есть на свете?
— И вы называете себя раскрепощенной женщиной?..
— Хотя я такая и есть, но не помню, чтобы я так называла себя, таким архаичным словом. Это же старые люди просто переживают заново свое безвозвратно ушедшее прошлое. Я признаю их право жить в своем мире и ценю все то, что сделали они, чтобы улучшить его. И кто смог бы что возразить мне на это?
— Доброта прямо переполняет вас, Ребекка Солнечный Ручей! Так и льется через край!
— А что в этом постыдного? Если отвлечься от Верховного суда, я выиграла по всем пунктам. К тому же чертовски много: меня признали!
— Благодаря небольшому количеству зеркал и дымовой завесе, как выражается в подобных случаях наш генерал. Все эти рассуждения о благородных устремлениях не что иное, как эвфемизм такой примерно фразы: «О'кей, я попытаюсь, а если ничего не выйдет, то отступлю, и очень быстро!»
— Вы еще увидите, адвокат, насколько я раскрепощена! — вновь одарила Сэма улыбкой Дженнифер. — У вас ничего не найдется, чем бы запачкать вам брюки?.. Нет? Тогда пойдемте-ка прервем эти воспоминания о войне!
— Мак! — закричал Дивероу. Оба ветерана североафриканской кампании посмотрели на него с таким видом, словно перед ними был черный отвратительный червь, выползший из блюда со спагетти. — Откуда ты знаешь, что этот Маленький Джозеф сделает так, как ты говоришь? Ты же описывал его как скользкую личность. Может, он и не убьет тебя из-за угла, но все равно останется слизняком. А если он специально говорит то, что, как представляется ему, тебе приятно слышать?
— Ты неправ, Сэм. Видишь ли, я говорил с его начальником, старшим по званию, который, могу я заверить тебя, занимает весьма высокий пост, — такой же, как и мы с командиром Пинкусом, — хотя, возможно, там, где это требуется, его влияние чуточку больше.
— Ну и что же?
— Упомянутая мною необыкновенно важная персона лично заинтересована в том, чтобы мы выполнили свою миссию, чего нам не сделать, не представ всем вместе перед Верховным судом ровно через восемьдесят семь часов, считая от данного мига в обратном порядке.