– Ешьте, ешьте больше, – заботливо угощал Саня.
Он один вел себя совсем просто и непринужденно, в то время как остальные суетились вокруг приезжих, а Петька даже выбегал каждую минуту во двор и вновь мчался в столовую, не находя, что бы еще такое сделать.
Тем временем во дворе спешно наводился какой-то совсем уже сверхъестественный порядок. У нас и без того было чисто. Но сейчас Петька подобрал на бегу клочок бумажки и прошипел: «Сорят тут еще!..» Павлушка Стеклов подметал волейбольную площадку с таким видом, словно это был паркет бальной залы. Леня торопливо загонял куда-то своих кур. Он-то, конечно, был уверен, что Пеструха с цыплятами может служить украшением любого двора, но на него напустились со всех сторон. Оставалось только покориться.
Алексей Саввич с крыльца наблюдал за ребятами.
– Хозяевами себя чувствуют, – сказал он, встретясь со мной взглядом.
Больше всего я боялся, что они так и будут ходить кучками и глазеть на гостей, словно никогда не задирали вот таких же точно ребят на ленинградских улицах.
Но лед сломал барабанщик. Он вышел из столовой первым, маленький, не выше Лени Петрова, важный и серьезный, остановился на крыльце и чуть не наткнулся на Петьку. Восторженными и страдающими глазами Петька уставился ему в руки – на новенький краснобокий, сияющий медными винтами барабан. Потом глаза их встретились.
– Умеешь? – спросил барабанщик.
Петька помотал головой.
– Сейчас покажу. Бери палки…
Когда в дверях столовой показались вожатый, Таня и остальные, барабанщика и Петьку уже окружало плотное кольцо моих ребят. Никто из них не умел барабанить, но все наперебой поучали и советовали:
– Дробней, дробней надо! Левая у тебя отстает. Что ты все правой!
– Да ну вас! – досадливо отмахивался Петька.
У ленинградского мальчишки так здорово, так отчетливо получалось:
Старый барабанщик,
старый барабанщик,
старый барабанщик
крепко спал!
Он проснулся,
перевернулся,
всех буржуев
разогнал!
У Петьки так не выходило. А он очень не любил, когда что-нибудь не выходило! Да и кто это любит?
А потом на дорожке показались Репин, Володин, Колышкин и еще один ленинградец – они везли тачку, нагруженную ящиками. Когда они подошли поближе, я сказал:
– Все ящики надо на склад, там откроем и запишем. Книги – в клуб. Распорядись-ка, Репин.
И Репин стал распоряжаться:
– Стеклов, возьми вон тот ящик – унесешь один, он легкий… Володин, позови Жукова… Жуков, здесь книги, отнеси с кем-нибудь в клуб.
Он говорил холодно, негромко и словно пробовал каждого на зуб – не заспорит ли Стеклов? Не откажется ли Жуков? Но и тот, и другой без слов повиновались. В мою сторону Андрей не смотрел, будто меня здесь и не было.
– А почему вы все без галстуков? – спросила вдруг Таня. – Или вы неорганизованные?
Стало очень тихо. Потом Жуков спросил настороженно:
– Почему неорганизованные? Чем мы плохо организованные?
– Ну, то есть, не пионеры. Не пионеры – это и есть неорганизованные. Так всегда говорят, и ничего особенного, – объяснила она, почувствовав себя неловко под недовольными взглядами ребят.
– Мы организованные, – сухо сказал Сергей.
– Но пионеров у вас нет? – Таня брала реванш. – А «Ленинские искры» вы выписываете? А интернациональные пятачки собираете? Гриша! – Тряхнув головой, сердитая девочка повернулась к вожатому: – Ты слышишь? Они даже не собирают интернациональных пятачков… А общество «Друг детей» у вас есть? Ну, знаете…
– Погоди, Таня, – спокойно остановил ее вожатый, и его смеющиеся глаза впервые стали по-взрослому внимательными и серьезными. – Ребята, – мягко добавил он, обращаясь к тем, что поближе, – вы говорили, у вас есть клуб? Покажите-ка…
– Клуб… он еще не так чтоб оборудованный, но все-таки… – отозвался Сергей не без смущения.
– Айда! – с готовностью вмешался Петька. – Идем, сейчас мы вам покажем. Клуб у нас большой!
Он пошел вперед, и его походка, приподнятые плечи, даже стриженый затылок, кажется, выдавали тревогу: только бы не ударить лицом в грязь!
– Вот, очень интересно! – сказал Петька, широким жестом указывая на разинувшего рот фанерного буржуя. – Можете попробовать. А вот столики – на прошлой неделе в мастерской сделали. Это под шашки-шахматы, только у нас пока одни шашки, Стеклов выточил с Алексей Саввичем…
– Шахматы мы вам привезли, – вставил лопоухий пионер.
– Вот и спасибо! А тут будут полки, мы сами сделаем. И поставим книги – ваши и еще свои, у нас тоже есть…
Про книжные полки Петька выдумал на ходу – у нас об этом еще разговора не было.
– А стенгазета у вас где? Не выпускаете? – спросила Таня.
– Погоди, Воробьева, – опять сдержал ее Гриша. – Давайте-ка, в самом деле, поупражняемся. Где у вас мячи? Ну-ка, я попробую… Р-раз! Два! Смотрите, не так это просто! А ну ты, Смирнов. Так! У тебя ловчее выходит. А ты, Таня?
– Я попробую, – хмурясь, сказала неугомонная Таня. – Но я все равно не понимаю, почему у них нет…
– Таня, не задерживай, всем хочется попробовать.
Искусством метания мячей Таня владела много хуже, чем ораторским, и, попав в рот мишени только один раз из пяти, стала смотреть вокруг еще более строго и критически.
Тем временем Петька, весь красный и взъерошенный, выскочил снова во двор.
– Колышкин! – услышал я за окном его голос. – Колышкин, иди скорей! Покажи им, покажи, как надо кидать! Да скорей ты!
Он терпеть не мог Колышкина и никогда к нему не обращался. Но тут дело было слишком серьезное.
Со своим обычным отсутствующим, сонным видом Колышкин вошел в клуб, протолкался вперед, подождал, пока Таня с прежним сомнительным успехом израсходовала оставшиеся ей мячи, потом взял ящик в левую руку и, не сильно, но точно взмахивая правой, почти не глядя, стал безошибочно кидать мяч за мячом прямо в разинутый рот буржуя.
– Вот, вот как кидают! – подпрыгивая и размахивая руками, кричал Петька. – Ух ты! Еще раз! Давай, Колыш, давай!
– А скажите… – начала было Таня.
Но тут кто-то, как и Петька, одержимый идеей показать себя гостям, крикнул:
– Давайте в баскетбол! Мы против вас!
Тотчас Петька, Павлуша и еще кто-то из маленьких помчались созывать старших – те разбирали в мастерской вновь привезенное богатство. Кто-то кричал:
– С новыми корзинками?
– Да когда же их приколачивать! Давай пока со старыми!
– Может быть, лучше, чтоб команды были смешанные? – негромко предложил Гриша, оглядываясь на меня.
– Пускай сами разбираются, – посоветовал Алексей Саввич. – Такое сражение дружбе на пользу.
Ленинградцы собрались в кружок и шепотом спорили.
– Он у себя в школе лучше всех, – послышалось оттуда.
– Ладно, ладно! А еще кто?..
У нас особой баскетбольной команды не было, но все сильнейшие игроки были известны наперечет: Жуков, Сергей Стеклов, Подсолнушкин и… «Эх, если б Король был, если б Король!»
В команде ленинградцев оказались две девочки – Таня и еще одна, худенькая, но ловкая и крепкая. Большого опасения она, впрочем, не внушала – очень уж хрупка на вид, да и ростом маленькая.
– Девчонки у них, – шепнул над моим ухом Суржик. – Зададим!
– Кто же у нас пятый? Семен Афанасьевич, может, вы?
– Нет, нет! Разве Гриша за нас играет? Что вы! – возмутилась Таня.
– Репин! Вот кто пятый! – сказал Жуков.
Я обернулся и встретился глазами с Андреем. Мне ни разу не случалось видеть, чтобы он играл в баскетбол, и я даже не подозревал, что он умеет. Но, видно, Саня знал больше моего. Сейчас Репин смотрел на меня с тем замкнутым, оскорбленным выражением, какое он сохранял на лице все последние дни.
– Ты играешь?
Он шевельнул бровями.
– Могу, – ответил он, помедлив.
– Ну, давайте, давайте скорее, – вмешался Гриша. – Я буду судить. Найдется у вас свисток?
Поначалу мы играли сильнее. У нас было одно серьезное преимущество: наши игроки знали друг друга, наизусть знали сильные и слабые стороны каждого. Гости были из разных школ и играли вместе впервые. Кроме того, мальчики не принимали в расчет ни Таню, ни другую, худенькую. Надо было быстро передавать мяч, а они искали глазами друг друга, предпочитая терять время, лишь бы не кинуть девочке.
– Несправедливо! – кричала Таня. – Гриша, ты смотри, что же они делают!
Худенькая молчала и только неотрывно следила за мячом, плотно сжав губы. Лицо ее с выпуклым, упрямым лбом было спокойно и внимательно. Но вот она гибко повернулась, перехватила мяч и, хлопая его ладонью оземь и снова ловя, побежала к нашему щиту. Сбоку вынырнул Подсолнушкин, поймал было мяч, но только на секунду: девочка забежала вперед, снова перехватила мяч, с неожиданной силой подбросила, и он, описав высокую дугу, точно притянутый невидимой нитью, окунулся в нашу сетку. Первый гол!
– Ай да она! – крикнули сразу несколько голосов, громче всех – Петька.
Мы даже не в силах были огорчаться – так хорошо, так ловко сыграла эта девочка.
– Вот что значит недооценить противника! – весело и многозначительно произнес Гриша, поглядывая на нас.
Игра продолжалась. Второй гол забил нам белобрысый мальчуган, которого я заметил в столовой по отличному аппетиту. Плотный, почти толстый, белые брови и ресницы, блеклой голубизны глаза… Казалось, он должен быть сонным, вялым, неповоротливым, вроде нашего Суржика, – а вот поди ж ты…
Дальше игру вели главным образом худенькая девочка – попутно выяснилось, что ее зовут Женя, – и этот самый белобрысый мальчуган. Он вытворял чудеса – не уставая, не теряя дыхания, летал из конца в конец площадки, ловил даже самые безнадежные мячи, падал, мгновенно вскакивал – и вот издалека, почти с противоположного края, с такой же легкостью, как и в первый раз, забил нам еще один мяч. Счет стал 6:0 – увы, не в нашу пользу.
Как важно хорошо начать! Никогда не игравшие вместе, гости наши после первых двух попаданий почувствовали себя бодрее, увереннее. Никто из них не метался по площадке без толку, они точно передавали мяч друг другу и не терялись, когда борьба надолго задерживала их у собственной корзинки.