— Мужчина, ругаться прекратите, здесь отделение реанимации.
— Да в курсе я, что тут за отделение. Ты своими делами занимайся, а я право имею, если бы он у меня в морге лежал, я бы ещё не то сказал. Вовка, ещё раз учудишь — уволю на хрен. Понял?
— Всё? — Володя даже попробовал улыбнуться.
— Всё! Если б ты знал, как я тебе рад! Детей Вера забрала. С ними порядок.
— Ксю, где бабушка? — говорил Володя ещё плохо, но мысль-то работала.
— В больнице. Я к ней ещё не ходила, сейчас чуть-чуть с тобой побуду и сбегаю. У неё давление. Ты не волнуйся только, я просто её положила, чтобы она под присмотром находилась. Вовка, как же мы переживали.
— С Таней всё в порядке?
— Она тут в соседнем корпусе на сохранении. Я сейчас схожу к ней, узнаю, потом вернусь, тебе доложу и на работу. Ты меня одного оставил, Вова.
— Дай отдохнуть.
— Где? Здесь? Придумал бы, что получше, для отдыха. Ладно, я пошёл.
Семёныч отправился к Татьяне.
— Как его терпят? Он за ночь всё отделение построил. Наши реаниматологи диву даются, — медсестра только покачала головой вслед удаляющемуся Семёнычу.
— Его не терпят, его уважают, — ответила Оксана.
Минут через пятнадцать Оксану вызвали в холл к посетителям. Это Маша с женихом пришли навестить и передать приготовленную Верой еду для Оксаны и её бабушки, а ещё рассказать, что с детьми всё хорошо и что кошку они тоже забрали к себе домой.
— Маме спасибо передавай, Машенька. А папа твой пошёл в гинекологию, там сотрудница их лежит, которую мой Вова собой закрыл.
— Так она пострадала? — спросил Павел, жених Маши.
— Угроза прерывания беременности, переволновалась девочка.
— Тётя Оксана, мы тогда к папе быстренько сбегаем, его накормим и по делам. Мы заявление в ЗАГС подали. Надо там платье, костюм, присмотреть хотя бы. Паша в отпуске две недели, а потом после свадьбы вторую половину отпуска возьмёт.
— Удачи.
— Привет дяде Вове передавайте.
— А ты маме.
— Обязательно.
***
Они расстались. Оксана направилась к бабушке и перекусить, но так, чтобы муж не видел. Ему всё равно ещё есть не положено. А Маша с Пашей пошли разыскивать Семёныча, которого обнаружили в отдельной одноместной палате Татьяны.
Вот тут и произошло то, что кто-либо из них меньше всего ожидал.
Семёныч беседовал с коллегой, а она в красках и очень эмоционально рассказывала обо всём увиденном вчера и о девочке, над которой так жестоко издевались. И о матери девочки, постоянно находящейся в состоянии беременности с пятнадцати лет. О голодных детях, о садисте-отце. О том, что она не верит в причастность беременной женщины к пыткам дочери. И о том, как этот тип схватил нож и бросился на неё, видимо, пытаясь отомстить всем беременным сразу, и о том, как Володя просто закрыл её собой, напоровшись на нож.
Рассказывала, как зажимала рану и вызывала «Скорую», потому что оперативники растерялись. О том, как ехала с Володей в «Скорой» до приёмного отделения. И как просила его не умирать.
Она расплакалась, и Семёныч гладил её по плечу, успокаивал, говорил, что Володя пришёл в себя, что Оксана с ним, и что она, Таня, большая молодец.
Всю эту картину наблюдал Павел, обвешанный сумками, стоя в дверях палаты. Маша побежала искать туалет, приспичило вдруг девушке.
Что ему делать, он решить никак не мог, но жизнь рушилась на глазах. Единственное, чего он хотел однозначно — это бежать, бросив сумки, или испариться.
Таня подняла глаза и в дверях увидела его.
— Павел?! Ты что здесь делаешь?
— Вы знакомы? — Семёныч насторожился. — Таня, это мой будущий зять.
— Да, Владимир Семёнович, я практику проходила у него в отделении. Знакомы, так, немного.
Павел выдохнул. Он отдал сумку с едой для Семёныча. Затем они дождались Машу и собрались уходить искать платье.
Как только за ними закрылась дверь, Семёныч спросил:
— Таня, он отец твоего ребёнка?
— Простите, но у моего ребёнка нет отца. Я не хочу говорить на эту тему. Спасибо, что навестили. Я тут долго не пролежу, так что скоро буду мозолить вам глаза в бюро. Привет Владимиру Александровичу передавайте.
— Обязательно передам, партизанка. Отдыхай. Всё будет так, как должно быть. Понимаешь, Таня?
— Понимаю, не беспокойтесь за меня.
— Ты так ещё и не поняла, что ты член команды.
— Ещё как поняла. Привет передавайте Завьялову.
У выхода из отделения Семёныча ждала дочь.
— Пап, Пашка свалил, сказал — дела. Ты на работу?
— Да? Свалил, значит? Ну ладно. Я на работу, ты со мной? Тут рядом.
— А то я не знаю где. Помнишь, как ты наорал на пацанов из моей группы? Когда у нас занятия по судебке были.
— Наглые такие, которые в холодильник лезли?
— Да, тебя тогда сердитым мужиком прозвали. Ты на работе такой грозный. Я никому не сказала, что ты мой отец.
— У нас одна фамилия. Не забывайся, дочь.
— Папочка, они твою фамилию не знали, и так и не узнали. Ну что ты такой злой? Голодный, что ли?
— Маша, я голодный и действительно злой. Два моих сотрудника в больнице. Я остался один, и молю Бога, чтобы ничего не случилось. Чтобы народ не пил, не дрался, чтобы бандиты взяли внеочередной отпуск от своих бандитских дел, чтобы атмосферное давление не скакало, вызывая смерти от инфарктов и инсультов. Понимаешь, чтобы дебилы поумнели, и никого не тянуло на приключения. Тогда я, может быть, продержусь, выживу и дождусь возвращения Вовы.
Пока Маша в ординаторской ставила чайник и накрывала на отцовском столе завтрак. Семёныч бегал по всему бюро и наводил порядок, призывая всех сотрудников собраться и продуктивно работать в сложившихся обстоятельствах.
Затем он написал пару заключений и засобирался обратно в больницу.
Маша увязалась с ним, забрать посуду у Оксаны.
В первую очередь они пошли к Татьяне, занести «Лекции по судебной медицине» Паукова. Пусть почитает, пока лежит.
Открыв двери в палату, они увидели Павла.
Часть 16
— Я не понимаю, зачем ты пришёл? Зачем снова вернулся? Тебя давно нет в моей жизни. Даже в памяти почти не осталось.
— Ты не понимаешь?! Так я объясню. Я встретил женщину, которую полюбил. Я женюсь, и она ждёт моего ребёнка, желанного ребёнка, видишь ли? Эгоистка ты чёртова, Татьяна. Ты обещала решить проблему. Ты говорила, что его не будет. Зачем ты мне ломаешь жизнь?
— Я ни разу не дала о себе знать. Тебе этого мало?
— Я хочу и хотел, чтобы твоего ребёнка не было.
— Извини, но это не тебе решать. Это моё тело, и он — часть меня. Я люблю его, в конце концов. Понимаешь, люблю.
— Ты говорила, что меня любишь, но прекрасно обходишься.
— Во-первых, ты сам меня бросил. Сказал, что встретил другую. Я ушла. Я целиком и полностью ушла из твоей жизни. Во-вторых, любовь к мужчине и к ребёнку — вещи разные. Живи как знаешь, оставь меня в покое. Я не мешаю тебе, так не мешай мне.
— Да? А как я должен жить, зная, что ты родишь от меня? Что всё твоё окружение будет считать меня подлецом?
— Павел, ты себя слышишь? Ты предлагаешь мне ради твоего душевного спокойствия убить моего сына? Забудь о нём. Обо мне забыл, так и о нём забудь.
— Я так не могу.
— Люди расходятся, создают новые семьи, в этих семьях рождаются новые дети, а старые уходят на второй план. Мы разошлись. Между нами давно ничего нет. Я тебя только об одном могу просить: не поступи с Машей так же, как со мной. Потому что очень скоро начнутся занятия, в отделение придут другие студентки, они будут моложе, красивее, новее, в конце концов, и кто-то опять тебе вскружит голову. Ты умеешь нравиться, и быстро добиваешься расположения очередной жертвы.
— Таня! Не нужны мне твои нравоучения.
Семёныч увёл дочь. Незачем было слушать что-то ещё. Они сели на лавочку в больничном парке.
— Что мне делать, папа?
— Маша, зачем были нужны отношения до свадьбы?
— Он взрослый мужчина, папа, я думала, что если я откажу…
— То он тебя бросит?
— Да.
— Дурочка.
— Папа, ты меня не ругаешь? Не упрекаешь?
— Маша, я бы врагу не пожелал услышать то, что сейчас слышала ты. Я представляю бурю в твоей душе, но хочу тебя предостеречь. Не делай поспешных выводов и не сжигай мосты.
— А как иначе?
— Надо остыть, обдумать, узнать, что собирается делать в данной ситуации твой жених.
— Жених? Ты смеёшься?
— Нет, дочь, я серьёзен как никогда. Два часа назад Павел был твоим женихом.
— Но всё изменилось.
— Что изменилось?
— Мы узнали, что Татьяна от него беременна.
— Ты думала, что до тебя у него не было женщин? Неужели ты настолько наивна?
— Нет, не думала, но не вот так, чтобы рядом.
— Где? На Луне или на Марсе? Нет, они в нашем городе и ходят по нашим улицам, рядом с тобой, со мной. Ты знала об этом два часа назад тоже.
— Папа, ты ещё вчера его ненавидел. Почему защищаешь?
— Я защищаю не его, а тебя. В первую очередь от необдуманных экспрессивных поступков. Маша, решения не принимаются под горячую руку. Если ты его любишь, то будешь продолжать любить. Сначала станешь злиться, тебе будет казаться, что ты его ненавидишь, а потом ненависть уйдёт, оставив сожаление и чувство потери.
— Ты призываешь меня его простить?
— Я пытаюсь тебе сказать, что решения принимаются на холодную голову. И ещё, что перед тобой он не виноват. Он виноват перед Таней.
— Где же взять эту холодную голову, мне крушить всё вокруг хочется.
— Надо подождать, она сама остынет.
— Папа, ты можешь поговорить с ней?
— С Таней?
— Да.
— Попробую, но не гарантирую, что получится. Она самодостаточная личность. А вот тебе встречи с Павлом лучше сегодня избежать. Дочь, мы шли за посудой, так что берёшь освободившееся контейнеры и домой. Я тоже пораньше вернуться постараюсь.
Он задержался немного у Володи, подбодрил и обещал вернуться завтра. Зашёл к Татьяне. Отдал книгу.
— Я слышал всё, о чём вы говорили с Павлом.