— Спасибо, Таня. Бабушка скончалась от острого нарушения мозгового кровообращения. О чём поведал нетронутый животными мозг.
Часть 18
Вера появилась в ординаторской ближе к концу рабочего дня.
— Здравствуйте, — поздоровалась она, и обратилась к Володе лично:
— Вов, ты как? Выглядишь не очень.
— С чего мне выглядеть хорошо, Вер? Я же мало того что резаный весь, так ещё и отмороженный на всю голову, — отшутился он.
— Ой, если кто тут отмороженный, то явно не ты. Всё познаётся в сравнении.
— Бузит мой тёзка?
— Жуть как бузит. Вот, мириться пришла. А что делать! И ты понимаешь, Вов, я оказалась во всём виновата.
— Конечно, понимаю, знала ведь за кого замуж шла, — он подмигнул ей.
Володя позвал Татьяну и пошёл с ней в лабораторию.
— Владимир Александрович, так это жена Владимира Семёныча?
— Да. Вера Петровна.
— А дома мириться никак?
— В каждой семье есть свои ритуалы, вот они хорошо мирятся на работе.
— Это всё из-за Павла?
— Ну да.
— Мне очень жаль, что так получилось. Я не хотела. Это какое-то невероятное совпадение. Даже не знаю, что сказать. Понимаете, если бы меня не было, если бы мы с Павлом не встретились, у Владимира Семёновича в семье не было бы раздора. И Маша теперь с грузом в душе живёт. Она мужу не доверяет. А это просто ужасно.
— Тань, я понимаю, что ты сочувствуешь Семёнычу, переживаешь за его дочь, я тебе почти верю.
— Я больше не люблю отца моего ребёнка.
— Врёшь, но это не моё дело.
— Дайте сигарету, пожалуйста.
— Беременным курить вредно, не дам.
— Вы решаете за меня?
— А ты считаешь, что я не имею на это право?
— Имеете, я понимаю, что обязана вам жизнью. Просто приобрести вот так ещё одного родителя на работе тоже не комильфо.
— Таня, не злись. Тебе не идёт. Не пытайся маскировать свои чувства. Хочешь высказаться — говори. Тебе самой легче станет.
— Я подумаю, ладно? Я не готова вот так взять и рассказать. У меня тоже вопрос, вы после защиты уйдёте от нас?
— Нет. Всё останется так, как есть сейчас.
— Значит, зря волнуюсь.
— Зря.
— Вам делать нечего, да? Что гуляем? — Семёныч с бумагами в руках вышел из лаборатории. — Между прочим, Вова, твоя жена находится этажом ниже, и увидев вас вместе, прогуливающимися по коридору, не обрадуется.
— А твоя жена ждёт тебя в ординаторской, так что, Семёныч, чем ты скорее решишь свои вопросы, тем раньше мы с Танечкой окажемся на своих рабочих местах.
— Решу, решу, самому это противостояние титанов уже знаешь где! Ты мне лучше скажи, почему у полуторогодовалого ребёнка в крови полтора-два промилле алкоголя? А потом мы задаёмся вопросом, каким образом он утонул в ванне с водой, в ванне, налитой до половины!
— Уснул…
— Да, Вова, ты прав. Он просто уснул. А теперь надо найти того, кто поил кроху. Сейчас отзвонюсь следователю, искать — его прерогатива. Пусть ищет. Погуляйте минут двадцать. Я с Верой поговорю.
Он торопливо пошёл в сторону кабинета.
— Не понимаю, эти родители сами давали ребёнку спиртное? — на лице Татьяны читалось искреннее удивление.
— Может быть, родители, может, няня или кто-то из бабушек. Ты знаешь, есть такая практика: дать ребёнку вина, чтобы спокойней был, спал. Раньше спиртным и простудные заболевания у детей лечили. Да у меня у самого был случай, мы с женой ещё учились на последнем курсе, Данька маленький был. Вернулись из института, он спит, горячий — жуть, температура высоченная. А тёща бывшая рассказывает, что раза три ребёнка всего водкой обтирала. Бутылку пол-литровую извела. Знаешь, чем дело закончилось? Похмельем. Спирт через кожу впитался. А если взять с другой стороны, когда спирт попадает на кожу, он её охлаждает. И действительно, есть такое — температуру у детей растиранием водки снимать. Вот тебе и палка о двух концах.
— Так у вас ещё сын есть?
— Есть, Даня, старший. Приехать обещал летом. Хоть вживую повидаемся. У меня три сына и дочь. Даня с матерью своей живёт, в Америке.
— Общаетесь?
— Да, не реже трёх-четырёх раз в неделю по скайпу.
— Почему разошлись, расскажите?
— Да скрывать мне нечего. Она встретила мужчину, которого полюбила.
— А вы? Вы же не год и не два вместе прожили?
— Я работал на «Скорой», чтобы содержать семью. Она ушла в науку. Я был её недостоин, по её мнению.
— Успешно «ушла»? Защитилась?
— Нет, поменяла мужа и страну проживания. Два года назад родила второго ребёнка. Вроде бы счастлива. А я нашёл мою Оксану.
— Интересно, может быть, и мне повезёт. Я ведь сама сглупила. Знала, понимала, да и чем всё закончится, предполагать могла. Но считала себя особенной. Думала, что там, где не получилось у других, обязательно получится у меня.
— Так наивно полагают все гомо сапиенс.
— Все! Я себя всеми не считала. Я уникальная, улучшенная модель всего человеческого рода. Именно так, а не иначе. Я не чувствовала себя лишь избалованной девчонкой, и Господь покарал меня за мою гордыню. Спросите, как? Любовью. Всё очень и очень просто.
— Можно к вам присоединиться? — спросила неизвестно откуда появившаяся Оксана.
— Можно, Ксю. Если Таня позволит.
— Конечно, можно. Хотите послушать о моих глупостях, ну что ж. Так вот, всё началось в отделении, где он работал. Милый, обходительный, молодой. Душка — одним словом. В него влюбились все представительницы женской половины курса. И тут же начали конкурировать друг с другом. Макияж, шмотки, чистейшие халаты, маникюр. Успеваемость резко пошла в гору. А то как! Самый-самый должен выбрать самую-самую. Но после первых попыток покорить сердце Павла пришло общее разочарование. Дальше постели он не шёл. А все хотели в ЗАГС и чтобы долго и счастливо. Я поначалу смеялась. Потешалась над чужими слезами. Они же так, никто — мусор, вот и огребли по заслугам. Но со временем я стала замечать его взгляды на своей персоне. Мне было приятно его внимание, и я позволяла ему на меня смотреть. По крайней мере, мне так казалось. Я даже стояла пару раз у операционного стола по его протекции. Конечно, просто стояла и смотрела на работу других, уже профи, но он меня покорил. И я сдалась. То есть уподобилась тем самым девочкам, что души в нём не чаяли. Дальше — больше, я старалась сама попасться в поле его зрения. Но он перестал меня видеть. Переключился на других. И опять слёзы, сопли, разочарования. Я слушала других и всё равно не верила, что то же самое будет и со мной. Чем меньше внимания он мне уделял, тем больше его мне требовалось. А потом случился день, который перевернул мою жизнь. Всё было плохо, больной погиб на операционном столе. Он оперировал, я стояла рядом. Впервые смерть предстала передо мной во всём своём реальном обличье. Неприглядном вовсе. Реанимационные мероприятия без эффекта, все усилия напрасны. И жуткий холод в душе. Я не помню более мерзкого состояния. Занятия закончились, рабочий день тоже. Я увидела его на улице. Он был пьян. Просто не держался на ногах. Меня, естественно, не узнал, но я и не стремилась. Самое ужасное, что в таком виде он пытался сесть за руль. Конечно, я не позволила. Спросила адрес, загрузила его на пассажирское сидение и привезла к нему домой. Я понимала, что завтра рабочий день, и он должен быть трезв. Я сделала всё возможное. Наутро ему на свою работу, а я — на пары... Мы пришли вместе. И я опять за рулём его машины. Вот так наступило наше время, которое продлилось три месяца. Ровно до того момента, как я поняла, что уже не одна. Тут-то и выяснилось, что ни я, ни мой ребёнок в его планы не входим. Он предложил мне денег на аборт и дальнейшее совместное проживание. Нет, не замуж, а именно проживание. Для меня это был шок, не знаю, мне было плохо. Я любила, но при этом наивно полагала, что и меня любят. Я не заметила его полное нежелание знакомиться с моими родителями. Я не говорила кто они, зачем? Я для него была простой студенткой. Неделю после сообщения о беременности он со мной не разговаривал, затем снова предложил денег на аборт и съехать с его квартиры. Вот и всё.
Часть 19
Телефон вибрировал в кармане с неизменной периодичностью всё время, что Володя делал доклад. Раздражал ужасно. Но он привык прятать свои эмоции на работе. Даже сегодня, на собственной защите, он умудрялся выглядеть совершенно спокойным. Несмотря на общую нервную обстановку и так не к месту вибрирующий телефон. Хорошо, что его никто, кроме самого Володи, не заметил.
Достал смартфон только в перерыве. Ещё выступления оппонентов впереди. Да и много чего ещё. Звонок был от Лены.
Нажал на вызов.
— Лена, я занят, не могу говорить сейчас. Даня здоров?
— Говорить ты не можешь! Совести у тебя нет! Чем ты голову ему задурил?
— Лена, он здоров?
— Да.
— Я перезвоню.
Отключил телефон совсем. Что там у сына и его матери происходит, даже представить себе не мог. Даня собирался приехать. Обещал к середине июня. То есть ещё через два месяца. Долгих два месяца, гораздо более долгих, чем все годы разлуки. Ну, как-то так по ощущениям.
Последнее время скучать было некогда. Такое грандиозное событие в жизни, защита кандидатской диссертации. Определённый этап, ступенька вверх, доказательство самому себе, что он ещё многое может.
И надо же было Лене позвонить именно сегодня. Не понятно, что там у них? Вернее, не у них, а у сына, Дани.
Он так интересно выразился в последний их разговор.
— Папа, мне восемнадцать, я сам могу выбрать свою судьбу.
А Володя ему ответил:
— Как жаль, что твоя жизнь так далека от моей.
— У нас ещё всё впереди, папа, — сказал сын, улыбнулся. Взрослый совсем.
Володя потом уснуть не мог. Думал. Представлял. Что значат их разговоры, когда он так и не знает, чем живёт его сын, что любит, чем увлекается, какой путь выбрал, кем хочет стать в жизни?
Спрашивал, только ответов не получил. Одни отговорки и отмазки. Но что теперь делать, спросит ещё. Хотел деньги выслать на билет, но сын отказался, объяснил, что у него есть — сам заработал. Перерыв подошёл к концу, и мысли вернулись в напряжённую реальность.