— Это он тебя научил?
— Нет, не он. Ты поняла меня, да? Подумай.
Она отключилась.
Данил попытался уснуть, но не спалось. Позвонил Тане, поболтали. Рассказал ей всё. Она посоветовала выпить чай и ложиться спать. Сразу не понял, причём чай к разговору, но поплёлся на кухню.
Володя только заварил чайник.
— Папа, а ты что тут? Почему не спишь?
— Твоя мамаша выдала очередную порцию желчи.
— Я же её просил, я пытался… Папа, как это прекратить?
— Уже прекратил. Занёс в чёрный список. Мне надоело. Я могу притворяться сколько угодно, как мне всё это безразлично, но она меня нервирует. Я пытался многие годы быть тактичным, но всему есть предел.
— Ты прав. На все сто - прав.
Часть 42
Сентябрь начался с дождей. Редкое явление, но сухой и горячий август разразился ливнем и резким похолоданием. И так всю неделю.
Володя на работу приехал только с Татьяной. Оксана в декретном отпуске. Дома Мария Юрьевна с давлением. Лекарства в очередной раз поменяли, но пока без эффекта. Надо её в стационар положить. Она же никак не соглашается: «Ксюше тяжело. Надо помочь». Ага, а ей не тяжело? И Ксюше с ней, лежачей и стонущей, тоже не тяжело?
У мальчишек уроки в школе начались, да ещё в разные смены. Тоже напряг. Данька на занятия вышел, второй курс. У Володи к семинарам на кафедре добавились лекции.
В общем, жизнь текла своим чередом. Не лучше и не хуже, чем прежде. На работе тоже всё как всегда. Трупы, смерть в разном обличии и живые искалеченные души.
***
День сегодня начинался с лекции, даже не с лекции, а с выступления перед клиницистами, о наиболее частых ошибках, судебных разбирательствах «дел врачей». Что-то типа конференции. Проводить её должен был Семёныч, но он попросил Володю, так как в той больнице работал Павел, а встречаться с ним лишний раз Семёнычу не хотелось. Да и Мария распределилась в ту самую больницу в отделение общей хирургии. Работала уже второй месяц.
Прихоть, конечно, но Володя согласился. Что происходит у Машки, он не знал. Спросил как-то друга, но тот скорчил такую рожу, что расспросы пришлось оставить. Оксана тоже пыталась выяснить у Веры, но та расплакалась и сказала, что в дела дочери не лезет.
Вот такие вот дела.
***
Лекция прошла в абсолютно тихом зале. Володю это даже немного настораживало. Обычно клиницисты не молчат, сходу пытаясь объяснить и оправдаться. А тут тишина.
Он говорил об ошибках анестезиологов, на примере передозировки наркоза, закончившейся смертью мужчины пятидесяти двух лет, который лег на плановую операцию в эту больницу. Было возбуждено дело в отношении анестезиолога-реаниматолога. По версии следствия, пациенту делали операцию грыжесечения. Анестезиолог ввёл мужчине наркоз, допустив передозировку, которая привела к остановке сердца после отключения искусственной вентиляции легких. При повторном переводе пациента на искусственную вентиляцию, врач снова ввёл ему тот же препарат в дозировке, превышающей максимальную. Согласно заключению экспертизы, непосредственной причиной смерти мужчины стало острое нарушение сердечного ритма по типу фибрилляции с развитием острой сердечной недостаточности при явлениях отёка головного мозга и легких.
Следующим рассматриваемым случаем было дело о смерти двадцатипятилетнего пациента. Молодой человек поступил по «скорой» с сочетанными травмами после дорожно- транспортного происшествия. Врачи занялись лечением травмы головы, а разбираться с травмами брюшной полости не спешили. Через двое суток мужчина скончался из-за неправильно поставленного диагноза и позднего лечения. Мать пациента утверждала, что сын не получил должную помощь из-за выходных и минимального количества медицинского персонала, занимавшихся другими пациентами.
Судебно-медицинская экспертиза показала — смерть мужчины наступила от тупой травмы живота с разрывами тощей кишки, осложнившейся развитием разлитого фибринозно-гнойного перитонита, эндотоксического шока, ДВС-синдрома. Из заключения следует, что диагноз в отношении травмы органов брюшной полости в день поступления был поставлен неправильно. Лечение травмы начали неоправданно поздно — через почти сутки после госпитализации. К тому моменту в организме начались необратимые процессы, приведшие к смерти пострадавшего.
И третий случай являлся просто казуистикой, находкой при вскрытии. В животе женщины, погибшей на месте после дорожно-транспортного происшествия, обнаружен свободно лежащий шар около пяти сантиметров в диаметре по плотности схожий с хрящом.
Володя показал фотографию.
— Что это, уважаемые хирурги?
Руку поднял Павел.
— Скорее всего, это изменённый жировой подвесок. Некроз жирового подвеска — самоампутация — гиалиноз, возможно, плюс обызвествление.
— Логично, но нет. Это марлевый тампон, много лет назад забытый хирургами, и претерпевший прорастание соединительной тканью с последующим обызвествлением.
Володя ещё говорил об ошибках, промахах и их последствиях. Нет, не обвинял и не казнил прилюдно, а растолковывал, объяснял и советовал, с ссылками на литературу, где и как можно почитать. На что стоит всегда обращать внимание и при сомнениях проверить лишний раз, не полагаясь на авось.
Когда его двухчасовое выступление закончилось, ему аплодировали. Потом были вопросы от коллег патологов и хирургов, перераставшие в глобальное обсуждение проблем и пожелания встречаться чаще, хотя бы раз в полгода. Для обмена опытом, а не по профессиональным конфликтам.
Уже на выходе из аудитории у него на шее повисла Машка.
— Дядь Вова, я всегда знала, что ты умный, но сегодня влюбилась прямо.
— Прямо вот влюбилась?
— Да, и не сомневайся, серьёзно, так здорово, так доступно, так интересно, познавательно и совсем не скучно!
— И даже не обидно, в профессиональном плане, — Павел обнял Марию за талию, продолжив её речь. — Я почти не ревную! Владимир Александрович, у вас дар. Я не про ваш профессионализм, он неоспорим. Я про умение держаться перед публикой и талант завоевать внимание, доверие и интерес аудитории. Спасибо от всего сердца. И ещё. Не держите на меня зла.
— Зла? За что? Дочка здорова, сын женился. У меня нет поводов.
— Спасибо! Большое спасибо!
Володя оглядел их обоих. Они выглядели парой. На безымянных пальцах у обоих обручальные кольца. Ну что ж. Пути господни неисповедимы. А вдруг… Что бы он ни думал о Павле, у каждого человека есть шанс стать лучше. Вот он же стал с Оксаной. Почему бы и Павлу не «исправиться»?
Володя пожелал им удачи и сказал, что всегда рад Машке, они далеко не чужие люди.
Всю дорогу думал. Какие же всё-таки бывают женщины. И не важно, достоин или не достоин Павел такой всепрощающей любви. Любовь права всегда, даже когда у неё на глазах слёзы. А ещё думал о том, что как бы ни старались люди, как бы ни желали правильного счастья, счастье — такое, какое есть. Вот для Машки — Павел. Пусть не самый хороший человек. Хотя кто его знает, может быть, он не такой, каким видят Павла они с Семёнычем, может, он ещё не проявился.
***
Семёныч сидел за своим столом.
— Прочитал, Вова?
— Прочитал.
— Тут мне уже звонили, выражали благодарность и восхищение. Не зря я тебя туда послал.
— Я там Марию встретил.
— Тоже знаю, она звонила. Таких восторгов я вообще не слышал от неё никогда. Ты молодец. Ты прав, Вова, по жизни прав. Я тут, знаешь, что подумал... не заняться ли мне наукой? А то ты скоро доктором станешь, а я так — никто.
— Семёныч, тебе всего надо-то, что просто провести анализ и систематизировать материал. Всё. Материала у тебя не на одну докторскую.
— Поможешь?
— Странный вопрос.
— Тогда по рукам. Вова, я в твоих глазах вопросы про Машу читаю.
— Так точно, они там стоят. И не думай, что это простое любопытство. Она мне не безразлична. Твоя дочь.
— Помнишь, мы были в мае у главврача? Так вот, её муж позвонил Маше в тот же день, вернее, ночь. С единственным словом — прости.
— Простила?
— Тогда нет, но он звонил изо дня в день и просил о встрече. Они поговорили. Вова, разговор был неизбежен. Ты понимаешь, я понимаю. Она понимала. Он говорил, что осознал, что был не прав, что любит её. Как моя девочка сдавала госэкзамены, в каком состоянии она была, мне вспоминать больно. Но сдала. А потом он пришёл к нам снова просить прощения при всех и у всех. Ритка фыркнула и ушла, а мы с Верой выслушали. Потому как видеть Машкины слёзы сил больше не было. Он клялся и обещал. Она приняла решение. Она дала ему испытательный срок. Неопределённый по времени, пока сама не поймёт, как поступить правильно. Но он должен непременно носить обручальное кольцо, не вступать ни с кем ни в какие отношения и добиться любви дочери. Вот так. Она обещала к нему вернуться, как только увидит, что его чувства к малышке, да и к ней — искренны. А потом Мария пожелала работать в одном отделении с ним. Я сделал, мне не трудно. И вот тут началось. Она молодая и интересная, далеко не глупа. К ней потянулись. Её стали учить. Брать на операции ассистировать. Мужской коллектив, ты же понимаешь. А у него проснулась ревность. Не знаю, Вова, какое из этих чувств сильнее. Она флиртует с другими у него на глазах. Нет, дальше флирта дело не идёт, но его-то она тоже до своего тела не допускает. Он уже готов ночевать у нас под дверьми. Потому что как только малышка засыпает, Маша выставляет Павла за дверь. Он давеча умолял меня повлиять на дочь.
— А что ты?
— Не знаю, Вова. Пусть Маша сама решает. Что бы я сделал или ни сделал, виноватым буду я. Ты же понимаешь. Вот я и жду её решения, и Вера моя ждёт. Её жизнь — её грабли. Что мы можем? Только раны обрабатывать. Сам знаешь, что бы ты ни думал и ни предполагал, дети сами выбирают свой путь. Желательно им друзьями оставаться на этом пути. Хорошо, они у тебя ещё маленькие, Вова. Ещё можно наслаждаться их теплом, доверчивостью и просто любить, без камня на сердце. Потом эта любовь с болью сочетается. Чем старше дети, тем больше боли… Да кому я говорю, мы в одной лодке.