Мария Юрьевна посмотрела с огоньком в глазах на Володю. Всё посмеивалась над тем, как он жену называет.
Он тоже улыбнулся в ответ.
— Хорошо, что работа у тебя так обернулась, — продолжила Мария Юрьевна. — Сама с малышами гулять будешь, а то у меня Олежка как привязанный, он за ними бегает и следит он. А то вон, в соседнем доме несчастье какое приключилось. Так теперь хоть совсем на улицу детей не выводи.
— Что в соседнем доме? — спросил Володя.
— А ты не знаешь? Ты же все происшествия в городе знаешь.
— Нет, не знаю. А следовательно, там все живы.
— Живы! Но какой ценой!
— Ба, ты про что?
— Про Настину подружку — Василису. Имечко у неё ещё то. Но девочка хорошая.
— Ба, погоди, это Нефёдовых дочка.
— Ну да, Нефёдовых, ты ж пока не работала, с её матерью общалась. Вы всё рецептами кулинарными обменивались.
— Бабулечка, так что случилось?
— Василису похитили. Не знаю уж, что там было. Ко мне следователь тоже приходил, спрашивал. А я что? Я разве что видела? Если родная мать не видела, как её ребёнка из песочницы забрали. Наших там уже не было. Я их мыть и спать повела, а Олежка на улице оставался. Он наблюдал, как подошёл мужчина, поговорил с Василисой, фу, чёрт, не выговоришь имечко. И она ему ручку сама протянула. Кто знал, что это похититель. Олеженька его портрет рисовал следователю.
— Похожий? Портрет, похожий на того человека? — спросил Володя, зная Олежкины способности к рисованию.
— Как смог! Надо было ребёнка в художественную школу отдавать. Но там приметы какие-то он правильно нарисовал. Выкуп просили. Не знаю, дали они деньги или не дали. Только девочку им вернули. Кто — тоже не скажу. Может, милиция наша доблестная, хотя в их заслуги мало верится. А может, сами нашли. Но квартиру продали и уехали в неизвестном направлении. Ночью, говорят, вещи грузили. Так что вот, что в мире делается. А по телевизору всё нефть да политика. Тьфу! О людях надо думать, о людях. А то вон, ребёнку три года. Хоть бы не сделали ей ничего. Как рука-то поднялась! Она же крошка.
Оксана побледнела и рванула в детскую.
Там её с Настёной на руках застал Володя перед выходом на работу. Попросил детей без присмотра не оставлять, попрощался с Олежкой и уехал.
***
— Семёныч.
— Доброе утро, Вова.
— Ты девочку Василису смотрел?
— Я. Не тронули ребёнка, только реланиумом накачали. В крови нашли. Ну, и ангина. Они её из-за ангины и вернули, придурки. — Семёныч смачно выругался. — Вова, это соседний с твоим дом, я её ночью смотрел. И в ангине они не виноваты, только в похищении. Дети болеют, бывает.
— А реланиумом зачем накачали, она ведь маленькая?
— Чтобы не узнала, её же дядька родной похитил, ему деньги были нужны. Он проигрался сильно, потом на счётчик его поставили. Вот они с другом и провернули похищение. А пока родители продавали квартиру да занимали деньги, ребёнок заболел. Похитителю стало страшно, вот он решил ребёнка вернуть. Вернул. Они уехали. Как жить, когда все пальцем тыкать будут: «Вот эту Василису похищали». А потом всё сплетнями обрастёт. У кого на что фантазии хватит, тот добавит. А ей расти ещё. Она же кроха, как Настя твоя.
— Знаю, Ксюха с матерью её общалась.
— У Оксаны что? Отчим в бегах?
— В бегах, мы с Танюхой три часа пулю в теле его шофёра искали. Она срикошетила от позвоночника и ушла в неизвестном направлении.
— Нашли?
— А то. Конечно, нашли в сальнике.
— Танюха как?
— Молодец девочка. Из неё толк будет. Правда, подождать нам с тобой придётся, пока выучится, родит, вернётся.
— Мы как раз к пенсии подойдём. Не боись, Вова, достойную смену растим. Зато надёжную. Ты мне про Оксану расскажи. Как она справляется?
— Да как справляется... Её маменька внушила ей комплекс вины, что она обязана матери, и отчиму обязана. Мария Юрьевна злится, а Ксюха переживает. А эта стервь умотала к муженьку, даже не попрощалась с Оксаной. Ты понимаешь, ей всё равно. И что с дочерью будет — всё равно. Вот как так? Я не понимаю. Она же дочь ей. Родная дочь. А ведёт себя, как чужая.
— А она чужая. Она бабулина, не её. Хорошо, что ты ей встретился. Хоть опереться есть на кого. Она хорошая, Оксана твоя. Прямо как моя Верка. Сына тёща твоя любит, небось, и деньги мужнины любит.
— Сына? Не знаю. Не интересовался. Мне, знаешь, соседка с её проблемами ближе, чем тёща — со своими.
Они разговаривали и не заметили, что с ними нет в кабинете Тани.
— Семёныч, а коллега наша где?
— Не знаю, на улице. Курит.
— Беременная?
— Ну да.
Володя встал и пошёл во двор. Там он и нашёл Татьяну.
— Что, гуляешь?
— Да я вышла покурить, а потом услышала, что разговариваете вы с Владимиром Семёновичем и не вошла.
— Зачем ребёнка табаком травишь?
— Да я только тут. Воняет, меня тошнит, а табак снимает тошноту. Дома не курю.
— Нигде нельзя курить. Муж разрешает, что ли?
— Нет у меня мужа. И не смотрите так.
— Как?
— Что нагуляла, типа.
— Да я так и не смотрю.
— Смо́трите, и Владимир Семёнович тоже так же смотреть будет, если... нет — когда узнает. Ну, нагуляла. Ну и что. Не осуждать же меня. Я рожу и выращу, и не брошу, и не убью. Я хорошей матерью буду. Папа говорит, что у вас трое детей.
— Четверо. Старший с матерью в Америке.
— Вот видите.
— Вижу! В кабинет пошли, и курить бросать надо.
Часть 6
Сегодня Володя опять задержался на работе. Писал статью. Он не рассказывал дома, думал, что ни Оксане, ни тем более Марии Юрьевне это не интересно. Но исследование, начатое много лет назад, ещё на кафедре усовершенствования, он продолжал. Не сильно напрягаясь и никуда не торопясь, он набрал большое количество материала и теперь его систематизировал. Конечно, не в рабочее время, а только после, но маленькими шажками работа шла.
Знал ли Семёныч? Знал, и был только «за».
Так вот, подъехал Володя к дому, припарковал машину, вылез из комфортного салона с кондиционером на вечернюю июльскую жару. Подумал, что скоро август, а с ним и ночная прохлада прийти должна, и направился в сторону подъезда.
На скамейке сидел Олежка. Грустный такой сидел, печальный, опустив худенькие плечики и уронив белобрысую голову на грудь.
— Привет, сын, — Володя сел рядом и обнял мальчика за плечи.
Тот тут же прижался к нему и поднял голову, внимательно глядя в глаза.
— Папа, меня из дома выгнали.
— Тебя? Не может быть!
Володя серьёзно смотрел в глаза ребёнка. Конечно, он давно заметил у него на коленях свернувшегося клубочком спящего котёнка, явно больного, худющего, с тусклой шёрсткой и проплешинами.
— Вернее, не так, мне сказали, что если мой друг мне дороже семьи, то я могу вместе с ним жить на улице.
— Кто сказал?
— Бабуля, а мама ругалась, что заразу в дом принёс, что о малышах не подумал, что мой друг всё равно сдохнет, а дети заболеют, что меня самого теперь стерилизовать надо.
По лицу Олежки текли горькие слёзы. А Володя еле сдерживался, чтобы не рассмеяться, особенно от того, что бедного ребёнка теперь стерилизовать нужно. Вот артистки его женщины, неужели, правда, такое сказанули?
— И что теперь?
— Вот, живу на улице. Папа, скоро наступят холода, и я умру вместе с ним, — мальчик показал на котёнка. — Он не бегает, он совсем несчастный и голодный.
— И мама ему еды не дала?
— Дала кусок колбасы, но я тоже есть хотел, и мы поделились.
— Так. Всё, хватит ныть и жалеть себя тоже хватит, а то ты у меня совсем расклеился, ты же мужик, Олежа.
— Я его не брошу.
— Отца не перебивай. Вставай и пошли в аптеку.
— Думаешь, его можно вылечить? Мама сказала, что поздно.
— Кто у нас врач, я или мама?
— Ты, папа.
В глазах мальчика зажглись счастливые огоньки. Он вскочил с лавочки, подхватив котёнка, тот недовольно пискнул, а Володя рассмотрел слезящиеся слипшиеся глазки и совсем облезшую мордочку.
— Сын, твой друг не в лучшей форме, но мы попытаемся его вылечить. Я ничего не обещаю, но очень постараюсь.
— Ради меня?
— Ради тебя.
— А жить я буду в подвале? — Слёзы опять навернулись на глаза мальчика.
— Жить ты будешь дома вместе с твоим другом. Я решу все вопросы с мамой и бабушкой.
— Папа, а ещё я потерял очки.
— Закажем новые, это не так страшно. Хотя неприятно, ты несколько дней не сможешь читать. Давай ещё в зоомагазин зайдём, нужно купить твоему другу лоток с наполнителем и воронку на шейку. Чтобы он не вылизывался, когда мы его мазью намажем. И имя дать надо.
— Я назову его Васей.
— Олег, Вася — не очень хорошее имя для девочки.
— Это кошка?
— Кошка.
— Как ты узнал?
— По окрасу. У кошачьих чёрный и рыжий сочетаются только у кошек. Их несут разные гены. Дело в том, что у котов обычно присутствует только одна икс-хромосома в ДНК, а это означает, что их окрас может сочетать максимум два цвета.
— Тогда Машка. Папа, а мои гены исправить нельзя?
— Нет, а зачем?
— Ну, чтобы не быть альбиносом.
— Ты красивый мальчик, немного особенный, я не вижу проблемы.
— Да, только всё эти кремы от загара, очки, мальчишки, которые не хотят дружить.
— Открою тебе одну тайну: когда ты вырастешь, тебя будут обожать женщины. Блондин с голубыми глазами — это просто мечта.
Во двор они возвращались с кучей всяких разных покупок и приспособлений для кошки Маши.
Оксана была на улице. Она набирал номер сотового снова и снова. Потом, увидев их, бросилась к сыну.
— Олежа, где тебя черти носят? Вова, куда ты его забрал? Ты позвонить мог? Я волновалась!
— Ксю, мы поговорим дома. Познакомься, это кошка Маша, теперь она живёт у нас, мы с сыном ей всё необходимое купили, теперь будем её лечить.
— А если заразятся дети? Вова, и ты туда же?
— Мы поговорим дома. Я не ясно выразился? Кошка уже живёт у нас. Я был не прав, что не предупредил тебя, когда мы с Олегом пошли за покупками, извини.