К тому времени, когда Митту позволили вырезать приклады и даже отвешивать понемногу пороха, он понял, что Хобин – лучший оружейник в Южном Дейлмарке. Митт очень этим гордился и радовался за мать. Но это означало и то, что он выбрал самого неподходящего человека для обворовывания. Хобин имел безупречную репутацию. В Гильдии его уважали. И очень долго Митт не решался ничего предпринять.
Хобину искренне хотелось, чтобы мальчик учился и стал, по его словам, «добропорядочным гражданином». Митту пришлось лучше одеваться. В хорошей одежде, конечно, зимой теплее, но он из принципа ее презирал. Каждый день, когда они поднимались наверх после работы, надо было мыться. Раз в неделю его заставляли мыться целиком, хотя Митт свято верил, что мытье отнимает у человека силы. И каждый вечер Хобин доставал книгу. Она называлась «Хрестоматия для бедных» и вызывала у мальчика страшную зевоту. «Раз не хочешь ходить в школу, учись дома», – говорил Хобин и заставлял Митта прочитывать вслух по странице – каждый вечер, после ужина.
Митт диву давался, как он в тот первый год не умер от скуки. Ему казалось, что он ожил, только когда наконец смог относить Дидео крошечные пакетики с серой и селитрой. Это было даже интереснее, чем беготня с поручениями от «Вольных холандцев». Митт придумывал какую-нибудь отговорку для Хобина – «врал, как весы торговца рыбой», как он говорил матери, – и ускользал со своим пакетиком из дома, понимая, что если его поймают с этой ношей, то ему придется плохо. Ощущение опасности приятно волновало, и так здорово было осознавать, что наконец-то дело движется.
Хотя и не слишком быстро. Хобин был терпеливый, но порой он сердился на Митта. Мысли мальчика были сосредоточены только на добыче пороха. Он не собирался становиться оружейником, так что прислушивался к Хобину не больше, чем к Сириолю, когда тот учил его рыбачить. Тем временем Мильда родила ребеночка, а спустя год – еще одного. Митт страшно удивился, обнаружив, что обзавелся двумя сестренками задолго до того, как заполучил бомбу. Девочки – помеха серьезная. Они плакали, у них резались зубки – и они отнимали время у Мильды тогда, когда она была нужна Митту.
Однако младенцы не подозревали, что они – помеха. Стоило матери вручить Митту одну из сестренок, как малышка принималась смеяться и гулить у него на руках, словно ее брат вовсе не досадовал на нее.
А потом Митт пошел в рост. Это тоже его изумило. Он привык, что он самый маленький парнишка на улице. А теперь стал одним из самых больших, с длинными-предлинными худыми ногами. Женщине, что украла красную и желтую материю на костюм, в котором Митту предстояло бросить бомбу, пришлось украсть еще – и Мильда отложила шитье до того времени, когда станет ясно, что сын из одежды не вырастет.
– Оно и к лучшему, – заметил Сириоль. – Если ты и дальше станешь так расти, то уже через год после побега так изменишься, что даже шпионы Харчада тебя не узнают.
Беда только в том, что Митту нужно было много есть, а денег у Хобина становилось все меньше. Хадд опять повысил ренту по всему Холанду. Ружья мало ему помогли. Все остальные графы Южного Дейлмарка тоже поспешили обзавестись ружьями. Хадду пришлось просить мира, а это стоило денег. Митт радовался, когда Хобин принялся ворчать не меньше других и первым подписал прошение гильдии оружейников, где испрашивалось позволение повысить цену ружей. Хадд отказал им.
– Ну, теперь ты разве не согласен, что в борьбе за свободу есть прок? – поинтересовался Митт.
– От этого только хуже, – ответил Хобин.
– Нет, послушай, – попытался убедить его Митт. – Можно заставить всех графов воевать друг с другом, а потом устроить восстание. И тогда Север придет нам на помощь. Обязательно придет!
– Если Север это сделает, – возразил Хобин, – то графы перестанут воевать друг с другом и набросятся на Север. И ты окажешься на их стороне, Митт. Ты бы ничего не смог поделать, потому как родился южанином. И Север понимает это лучше, чем ты. Это история. Восстанием делу не поможешь.
– Ты слишком терпеливый, вот в чем твоя беда! – заявил Митт.
Несмотря на свою терпеливость, к весне отчим начал сдавать. Ему нужно было кормить Митта и малышек. А Мильда по-прежнему бегала на улицу и «случайно замечала» дорогие вещи – в последнее время это была в основном мебель. Хобин серьезно заговорил о том, чтобы переехать обратно в Уэйволд.
– Мы же не можем уехать! – в ужасе сказал Мильде Митт.
– Знаю. Ведь я столько лет тебя обучала, – согласилась Мильда. – Но если Хадд исчезнет, Хобину ни к чему будет уезжать. Сбегай и отыщи Сириоля.
И она разбила целую миску яиц только для того, чтобы у Митта появился предлог уйти из дома.
Митту посчастливилось поймать Сириоля, когда тот садился на «Цветок Холанда». Рыбак стоял на причале и думал так долго, что Митт уже решил, что он пропустит отлив.
– А, – наконец буркнул Сириоль. – Да. Значит, тебе надо действовать этой осенью.
– Значит, осенью! – согласился Митт, и от волнения у него задергались мышцы на икрах ног. – И слава богам! После трех горелых лет я уже больше не могу ждать!
Часть втораяМорской фестиваль
6
Этой весной дули сильные ветры. Море в двух местах прорвало плотины, даже в гавани яхты бросало в разные стороны, и мачты ломались, как щепки. Сириоль две недели не мог выйти в море. Жители Холанда отсиживались по домам, потому что ветер на улице швырял песок и соль в лицо, так что почти ничего не было видно. Митт оказался очень занят. Умер правитель Южного Дейла, и все графы Юга собирались в Холанде, чтобы согласно обычаю облечь властью нового графа. Люди спрашивали друг друга, удастся ли Хадду перессориться со всеми прибывшими или только с половиной из них. Митт решил, что Хадд просто не сможет не поссориться со всеми. Хобин дни и ночи напролет изготавливал новые ружья и приводил в порядок старые. Наверное, дворец был уже битком ими набит. Митту так и не удалось посмотреть на графов. Правда, как-то раз он видел одного продутого ветром щеголя, который, судя по его виду, предпочел бы сидеть дома, но никто не мог сказать мальчику, граф это или нет.
– Все равно – долой его, – пробормотал Митт, поспешно возвращаясь в дом.
А потом за отмелями появился незнакомый корабль, который пробирался в гавань. Все очень заволновались. Говорили, что этот корабль – с Севера. Митт только о нем и мог думать.
– Придется пойти и посмотреть, пока ты не испортил все пули, – пошутил Хобин.
Они с Миттом надели моряцкие куртки, чтобы защититься от ветра, и отправились в гавань – как и большинство жителей Холанда.
Корабль качался на громадных волнах сразу за молом – черный силуэт в желтоватом свете, льющемся с хмурого неба. Его прямые паруса были свернуты, и он двигался только на обрывках штормового. Митт сразу же понял, что это действительно корабль с Севера. Люди вокруг Митта шептались, что глупо было выходить в такой шторм на маленьком корабле с прямыми парусами, но ведь северяне все глупцы. И было ясно, что кораблю приходится туго. Какое-то время мальчик сомневался в том, удастся ли ему вообще войти в гавань. А потом судно обогнуло мол – и все поняли, что корабль уцелеет.
По всей гавани выстроились солдаты, готовые встретить чужаков. За ними стояло много простых людей с ножами и камнями. А Митт наблюдал за происходящим со смешанными чувствами.
Он был рад, что корабль спасся. Но как они посмели! Как они посмели вот так взять и зайти в гавань Холанда! Корабль тяжело привалился к причалу – он явно дал течь. Когда матросы увидели поджидающих их солдат, некоторые из них бросились в воду гавани, чтобы их не схватили.
– Какие трусы! – сказал Митт Хобину.
– Им надеяться не на что, – отозвался Хобин. – Бедняги!
Северян, оставшихся на борту, арестовали, как только солдаты смогли прыгнуть на корабль. Митт почти ничего не видел за толпой. Однако он успел разглядеть, как их повели в гору, ко дворцу – группу промокших, усталых людей со светлыми волосами и смуглыми лицами. Матросы казались более плотными и здоровыми, чем жители Холанда, хотя явно были настолько измучены, что еле соображали, что с ними происходит. Юный оружейник страшно удивился, не обнаружив в их облике ничего особенного. Он почему-то думал, что, если человек свободен, это как-то по нему сразу заметно. Но они понуро брели, шаркая ногами, как все, кого арестовывали люди Харчада.
Не меньшее волнение появление северян вызвало и во дворце. Там все и так уже бурлило из-за облечения властью нового графа. Пиры, хлопоты и приготовления шли уже неделю. Всех детей услали подальше: им велели, чтобы их было видно, но не слышно. Показываться можно было, только если за ними послали. Было много хихиканья и подглядывания. К вящему презрению Хильди, все ее кузины назвали нового графа Южного Дейла «потрясающе интересным» и шпионили за ним почти все время. Всем хотелось быть помолвленными с ним, а не с тем, с кем они на самом деле были помолвлены. А Хильди Толиан показался каким-то злобным. И она совершила ошибку, поделившись этой мыслью с Хариллой.
– Ну и ладно, Леди Особенная! – обиделась та. – За это я не скажу тебе, откуда подсматриваю, вот! Иди и ищи себе другое место.
Хильди это нисколько не огорчило. Они с Йиненом лучше других умели находить места, откуда можно было видеть, что происходит. Дети долго наблюдали за пиром и музыкантами, пока не стало ясно, что лорд Святых островов не приедет.
– А почему? – недоуменно спросила Хильди.
– Кажется, он не входит ни в один союз, – ответил Йинен. – Его дело – не пускать сюда флот Севера.
А потом стало известно, что по крайней мере один корабль с Севера все-таки проплыл мимо Святых островов. И половина графов уверилась, что это первый корабль вторжения.
Дворец превратился в разворошенный муравейник. А когда туда привели промокших пленников, переполох поднялся пуще прежнего. Чужаков допросили. Оказалось, что двое из них благородного происхождения. Больше того – они были сыновьями самого графа Ханнарта. На Юге граф Ханнарт был объявлен вне закона. Йинен рассказал Хильди, что в молодости Ханнарт приезжал на Юг и участвовал в большом восстании, словно простой бунтовщик.