Когда он оттуда вышел, голос Ала уже звучал от румпеля:
– Не в обиду будь сказано, дамочка. Да и не мне возражать против провизии. Я только подумал, что вы могли бы заставить этого ленивого парня хоть иногда половить рыбу. Такие, как он, легко забываются, если позволить им лениться.
– Можете сами ловить рыбу, если желаете, – буркнул Йинен. – Мы ведь не хотим, чтобы и вы ленились.
– Верно, хозяин! – добродушно согласился Ал. – Я пойду и велю ему взяться за дело, так?
Наступило растерянное молчание. Ал наклонился и вошел в каюту. Митт уперся спиной в оставшуюся половину двери шкафа, готовясь прошмыгнуть мимо Ала на палубу. Ал скоро убедится в том, что Митт никому не прислуживает.
Ал двинулся вперед. Выжидавший этого момента Митт попытался сбежать. Но, вместо того чтобы проскользнуть у Ала под локтем, налетел на его плотное тело и хрюкнул от неожиданности. Его держали безжалостной хваткой. Ал рассмеялся ему в ухо:
– Не выйдет!
С Миттом уже очень давно ничего подобного не случалось. Он чувствовал не только злость, но и унижение. И вырывался изо всех сил. Они ударились о шкаф, о койку – и снова о шкаф.
– Отцепись от меня! – пропыхтел мальчик, когда их отбросило от позолоченной двери.
К этому времени Ал уже зажал обе руки Митта одной своей, так что тот ничего не мог сделать.
– А как же! – хихикал он.
Он вытащил ружье из-за пояса Митта и тут же выпустил мальчика. Тот снова отлетел к койке.
– Как вы смеете! – возмутилась Хильди.
– Отдайте обратно, пожалуйста, – сказал Йинен.
К этому моменту они оба тоже вошли в каюту, чем и объяснялось то, что «Дорогу ветров» начало так кренить. Митт понял это, скатываясь на пол.
Ал поднял ружье.
– Займитесь яхтой, хозяин, – велел он и пошел к выходу из каюты.
Хильди, Йинен и Митт испуганно отступали перед ним, наталкиваясь друг на друга из-за качки. Йинен схватился за румпель и снова выпрямил «Дорогу ветров», а двое остальных забились на место рулевого рядом с ним, чтобы оказаться как можно дальше от Ала.
– Вот так, – сказал Ал. – Теперь все правильно. А то мне было уж очень неспокойно. Оно ведь уже один раз выстрелило, так? – добавил он, указывая на расщепленный след на палубе. Он начал восхищенно вертеть ружье в руках. – Где ты его спер? – обратился он к Митту. – Его ведь сделал Хобин – это одно из его особых ружей.
Митт упрямо сжал губы. Он не собирался говорить с Алом о Хобине.
– Теперь-то оно в хороших руках, – продолжил Ал. – В нем пять зарядов. Еще есть?
– Нет, – отрезал Митт.
В тишине, которую нарушали только плеск воды и скрип снастей, Ал подтянулся и сел на крыше надстройки, свесив ноги вниз и пристроив ружье себе на колени. Митт наблюдал за его широким самодовольным лицом, и ему было так стыдно, что впору было заплакать. Он на своей шкуре ощутил то, что чувствовали брат и сестра, когда он сам первый раз вышел из каюты, – и ему было тошно. И самым несправедливым было то, что Йинен и Хильди снова должны через это проходить.
– А теперь давайте договоримся друг с другом, – заявил довольный собой Ал. – У меня в последнее время было немало неприятностей, отчего я стал нервный. И новых мне не нужно, понятно… Хозяин? Дамочка? Ты?
– Меня зовут Митт. И что за неприятности?
– Я вам объясню, – отозвался Ал, – чтобы у вас не осталось никаких сомнений насчет меня. Я – меткий стрелок. Лучший на всем Юге. Поэтому я предпочитаю держать ружье при себе. Ничего личного. А что до остального, то я имел счастье состоять на службе у одного благородного человека в Холанде… ну, назовем его Харлом, а?.. и сделать для него один из моих самых метких выстрелов в некоего графа… назовем его Хаддом, чтобы не играть в кошки-мышки…
Хильди и Йинен невольно посмотрели друг на друга. «Дорога ветров» резко вильнула в сторону. Митту пришлось ткнуть Йинена в бок, чтобы тот пришел в себя.
– И я это сделал, – очень серьезно продолжил Ал. – Выстрел получился отличнейший, и Хадд рухнул как подкошенный. Но потом начались неприятности, ведь мне же надо было скрыться, так? Естественно, Харл пообещал, что мне ничего угрожать не будет, но я-то знал, что на такое обещание полагаться не следует. Благородные господа, устраивая такие дела, всегда предпочитают, чтобы ты тоже погиб. И Харла тут винить нельзя. Я на его месте и сам бы так поступил. Оттого я тоже немного потратился на некоторых солдат, чтобы они не обыскивали корабельную шлюпку, в которой я спрятался. Но ищеек оказалось так много и они были такими рьяными, что мне пришлось сбросить парочку в море и спустить эту мерзкую лохань на воду. В меня стреляли и пытались догнать на веслах, и если бы я не попал в отлив, то сейчас бы здесь не сидел. Так что мне больше неприятности не нужны. Вы ведь меня не вините, правда, дамочка?
– Не могу утверждать, что нет, – ответила Хильди.
Ал удивленно заморгал и почесал лохматую голову. Он несколько недоверчиво улыбнулся Йинену.
– Остра на язык. Ваша сестра, да? Хорошо, что я никогда не обращаю внимания на то, что болтают люди. – Он передвинул лежавшее у него на коленях ружье Хобина так, чтобы оно было наставлено на Митта. – Ты. Найди снасти и поймай нам на обед рыбы.
– Раз ты не обращаешь внимания на то, что болтают люди, мой ответ «нет», – фыркнул Митт.
Ал взвел курок, так что ружье Хобина было готово стрелять.
– Можешь тявкать все, что угодно, если сделаешь, что тебе велено, – заявил он и так посмотрел на Митта, что ни у кого не возникло сомнения: Ал убьет его без колебаний.
– Вон в том рундуке может найтись подходящая снасть, – сказал Митту Йинен медленно и серьезно, как люди говорят только тогда, когда они по-настоящему боятся.
16
Весь остаток дня Митт сидел с удочкой. Но ни оленина, ни устрицы, ни фазан рыбу не соблазняли. Мальчик угрюмо наблюдал за леской, которая рисовала на воде узкую морщинку, и с каждом часом ненавидел Ала все сильнее. И его не утешало то, что Йинен и Хильди тоже его ненавидят, потому что тот старался во всем отделить их от Митта.
Алу нравилось вещать. Он развалился на крыше каюты, между Миттом и Хильди с Йиненом и болтал обо всем на свете, постоянно обращаясь к внукам Хадда с глубоким почтением, а к Митту – с пренебрежением. Он поведал им, что Север вовсе не такой свободный, как думают, что если есть одни пироги, то начнется цинга и что в Уэйволде живется лучше, чем в Холанде. А потом он заговорил о Старине Аммете и Либби Бражке.
– Забавное суеверие – держать на яхте пару кукол, – бросил он, махнув рукой сначала в сторону соломенной фигуры, а потом – восковой. – И не то чтобы вы, холандцы, в них верили. Когда я жил в Уэйволде, там говорили, что холандцы завели себе богов, которых не признают. И это правда. Готов спорить, вы и не знаете, что эти чучела когда-то были богами.
– А с ними и сейчас все в порядке, – пробурчал Митт.
– Мы знаем, что они необыкновенные, – отозвался Йинен.
– Конечно, хозяин. Не обижайтесь. Только я весь прошлый год провел на Святых островах, так что мне известно немного побольше вашего. Эти две штуки там называют богами. Оттуда и пошло название островов. Но вот что смешно: там у них нет имен. Вы спрашиваете, как звать эти два чучела, а на вас только молча смотрят. Ох, забавный же это народ – наполовину чокнулись со своим суеверием, если хотите знать. А эти боги – всего лишь два чучела!
– По-моему, вы можете разрешить Митту больше не ловить рыбу, – вмешалась Хильди.
– Дамочка, – ответил Ал, – сердечко у вас доброе. И он перестанет, когда поймает рыбу. Слышал? – обратился он к Митту. – Она – милая девчушка. Чуткая. Все благородные люди такие. Они могут позволить себе быть откровенными, прямыми и к тому же щедрыми. У них есть на это средства, видишь ли, а такие, как ты и я, этого себе позволить не могут. Это слишком большая роскошь – быть милым.
Митт раздраженно ссутулился. Он был уверен, что Ал прав. Нельзя более точно описать то, как с ним все это время обращались брат и сестра. Он попал в точку.
Пока Ал продолжал разглагольствовать, Йинен прошептал Хильди:
– Кто он такой? Я его уже когда-то где-то видел.
Хильди знала, что у брата память на лица гораздо лучше, чем у нее.
– Мне без разницы, кто он, – прошипела она в ответ. – Я все равно столкну его в воду.
И она была настроена серьезно.
Однако Ал был слишком опытным, чтобы дать одному из них шанс ему навредить. Разделив их, он трепался, пока они не оцепенели от скуки. А потом потребовал еды. И снова болтал до темноты, но земля по-прежнему не появилась.
– Ну, – объявил Ал сразу после ужина, – я, пожалуй, пойду спать.
Они попробовали предложить, чтобы он отстоял ночью вахту.
– Кто – я? – переспросил Ал. – Так я в этом ничего не понимаю. Я человек сухопутный.
– Вы же как-то подняли парус на своей лодке, – возразил Йинен. – И вы – холандец. Я вас раньше видел. А холандцы не сухопутные люди.
– А я и не спорю, хозяин. Но это было очень давно, когда вы еще не родились. Ну, доброй ночи.
И поскольку никто из них не мог ему помешать, Ал завалился в каюту и заснул, положив ружье под себя, так что до него нельзя было добраться.
Пока Митт угрюмо прятал снасти в рундук, Хильди с отвращением покосилась на дверь в каюту.
– Йинен, он точь-в-точь как наши родственнички. Только его я ненавижу еще сильнее.
– Я ненавижу его все больше с каждым разом, когда он называет меня «хозяин», – откликнулся Йинен.
– А он иначе не может, – пояснил Митт и пнул ногой рундук, чтобы дать хоть какой-то выход своим чувствам. – Он тебя уважает.
Его так и подмывало спросить у них, был ли он таким же отвратительным, как Ал, но не решился. Он и так знал, что был. Вместо этого начал распределять ночные вахты и держался при этом скованно и сухо. Себе Митт опять оставил предрассветную вахту. Он нутром чувствовал, что землю они увидят на рассвете.
На самом деле тупая ненависть, которой ребята воспылали к Алу, была очень непохожа на то, как Хильди и Йинен вначале отнеслись к Митту. Ведя «Дорогу ветров» в темноте, Йинен размышлял над этим. Поначалу Митт ужасно их напугал. Но мальчик никогда не чувствовал себя неровней Митту – в отличие от Ала. Как только подросток заспорил с ними, Йинен перестал его бояться. У них все-таки было нечто общее, а вот с Алом – ничего. Ему нельзя доверять, и с ним нельзя спорить. Но если днем ветер окажется сильным – и если Ал опять устроится на крыше каюты, – Йинен почти не сомневался, что решится резко повернуть румпель и сбросить Ала с крыши.