Хильди провела свою вахту в неприятных мыслях о дяде Харле. О боги! Это же все равно как если бы она или Йинен заплатили Алу, чтобы тот застрелил их отца. Девочке было так тошно, что она почувствовала искреннюю благодарность Митту за то, что он заставил их плыть на Север, подальше от всего этого ужаса. Только теперь с ними на борту Ал! Хильди понимала, что им с Йиненом, да и Митту тоже, понадобится вся их смекалка, чтобы избавиться от Ала, когда они доплывут до суши. А она взяла и поссорилась с Миттом. И надо же было выйти из себя из-за такой глупости! После всех речей Ала Митт не поверит никаким дружеским заверениям Хильди. Она возненавидела Ала за то, как он обращался с Миттом. Дядя Харчад так же поступал с сыном графа Ханнартского – только Ал вместо ударов использовал слова.
Она попыталась показать Митту свое дружелюбие и вела себя очень вежливо, когда будила его на вахту. Митт почти с ней не разговаривал. Он притворился совсем сонным и проковылял мимо нее к румпелю, пробормотав что-то невнятное.
Когда Митт взялся за румпель и пустил «Дорогу ветров» мчаться по чуть серебрящемуся морю, он был настолько озадачен и расстроен, что едва замечал, что делает. Все мысли крутились вокруг его ужасного сходства с Алом.
«Он пошел на это ради денег, а я – ради принципа, другой разницы между нами я не вижу. Но ради какого принципа?»
Тут он ощутил толчок в спину. Подняв голову, увидел, что «Дорога ветров» резко вильнула вбок по белому морю. Ветер ослаб и изменил направление. Митт выровнял яхту, застегнул куртку и повернулся, желая хорошенько разглядеть Либби Бражку. Но она всего лишь крошечная темная фигурка – и слишком далеко, чтобы его подтолкнуть. И все же она это сделала!
– Послушайте, сударыня, – обратился к ней совершенно расстроенный Митт, – можно с вами посоветоваться? Вы мне ответите?
Темная шишковатая фигурка не пошевелилась и не дала ему никакого знака.
– Вот что я хочу знать, – продолжил Митт. – Раз я начал так рано, то стану хуже Ала?
Либби Бражка как будто его и не услышала.
– Ладно, – понурился Митт. – В будущем я обещаю больше убийствами не заниматься. А сейчас вы мне поможете?
Тишину нарушал только плеск воды.
– Я не умею думать молча, мне приходится все проговаривать вслух, – объяснил ей Митт. – Всю жизнь я считал, что стою на правильной стороне… что я из хороших парней, понимаете? А теперь я вижу, что не лучше Ала. Так что мне надо снова все это обдумать. Я хочу осознать, что́ все-таки пытался сделать там, в Холанде.
Либби Бражка по-прежнему не подавала никакого знака. Она сидела на конце румпеля в своих бечевках, и к ней начали возвращаться слабые цвета – вставало солнце. Митт больше не решался говорить – боялся, что услышат в каюте. Он всматривался в ставшие более высокими желтые волны. Земли по-прежнему было не видно.
В течение всего дня земля так и не появилась. Ветер превратился в легкий порывистый бриз. Ребята застегнули куртки, но все равно мерзли и стучали зубами. Похолодало так сильно, что никто больше не сомневался – яхта вошла в воды Севера. Это было их единственным утешением. Пироги пахли странно, воды осталось мало – и стало еще меньше после того, как Ал отказался бриться морской водой. И еще сам Ал.
Он ныл, что ему скучно.
– Ты же взял с собой колоду карт или кости, – обратился он Митту, видимо решив, что такое следует ожидать именно от него.
С тех пор как на рассвете Митта толкнула Либби Бражка, он почувствовал себя способным немного противостоять Алу.
– Я? – изумился он. – Такие, как я, не могут себе позволить играть.
Ал какое-то время бродил по яхте и ворчал. Потом вдруг наклонился и выпрямился с бутылкой арриса.
– Тогда придется обойтись этим. Должно как раз хватить. Учтите, дамочка: я не жалуюсь, но перед отплытием нужно позаботиться, чтобы бутылки были полные.
Он устроился на крыше надстройки и напился. Они видели ружье Хобина, заткнутое у него за пояс, но рука Ала всегда была рядом, а время от времени он ласково по нему похлопывал. Затем Ал начал петь. Йинен с тоской пялился на парус, но ветер был такой слабый, что если повернуть яхту, то гик лишь слегка толкнет Ала. Йинен со вздохом уступил румпель сестре, надеясь, что ей повезет больше.
Когда Ал выпил половину арриса, его снова понесло. Они старались пропускать все мимо ушей. Это оказалось довольно легко. После ночных вахт ребята и так были полусонные. В течение часа никто не слышал ни слова из того, что бормотал Ал. А потом он принялся раскатисто хохотать и кричать на них:
– Твержу же – я жизнь знаю! И мой вам совет: всегда ведите две игры! Богатые против богатых, потому что те лучше платят, но если не выходит, то богатые против бедных. Вы… Я вам скажу… Эй, идите и смотрите, вы все!
Хильди держала румпель, но Йинен и Митт не посмели ослушаться. Они неохотно подошли к крыше надстройки, где Ал возился со своей курткой, глядя на них злыми затуманенными глазами. Наконец ему удалось вывернуть свою куртку наизнанку, чтобы продемонстрировать тусклую полоску тесьмы на подкладке. К тесьме крепился крошечный золотой кругляш со снопом пшеницы на нем.
– Вот! Знаете, что это?
– Да, – отозвался Йинен. – Вы из шпионов Харчада.
Ал торжествующе хлопнул себя по боку.
– Верно, верно, верно! Уже семь лет, как я работаю на Харчада. Так вы поняли, что я сделал? – хитро вопросил он и тут же серьезно и доверительно сообщил, не дожидаясь их ответа: – Богатые против богатых – это лучше всего. Харл заплатил мне, чтобы я пристрелил старика Хадда. И Харчад дал мне премию, чтобы я застрелил старика Хадда. И оба обещали мне защиту. С Алом так и так ничего бы не случилось – видите?
– Именно такого мы от тебя и ожидали, – буркнул Митт.
Йинену было невыносимо оставаться рядом с этим человеком еще хоть секунду. Он попятился обратно к Хильди и был рад, когда она сняла с румпеля холодную руку и до боли сжала ему плечо.
А Алу, похоже, вполне хватило внимания Митта.
Он расхохотался и погрозил Митту пальцем.
– Послушай моего совета и займись двойной игрой. Делай как я. Графов не победишь, так что лучше к ним присоединиться. Найди борцов за свободу – и присоединяйся к ним с графского благословения. А потом выдай их. Я проделывал это по всему Южному Дейлмарку. Харчад платит: ему нужна информация. Графы платят. Отличная жизнь.
Слушая его, Митт чувствовал, как его лицо снова прорезают морщины. Казалось, что между ним и Алом бесконечно много общего. Он отвернулся от нацеленного на него пальца и увидел, что Хильди и Йинен потрясены не меньше его самого.
Дети побледнели и безнадежно понурили головы. Митту хотелось бы сказать что-нибудь Алу, какую-нибудь грубость, чтобы немного их ободрить. Но не мог.
Он соскочил на палубу и стал пробираться к носу «Дороги ветров».
– Самые закаленные борцы за свободу живут в Уэйволде, – заявил Ал. – Эй, ты куда отправился?
– Пообщаться со Стариной Амметом. Он хороший слушатель. Все время молчит.
– Но самое теплое местечко, – продолжил Ал, словно не слыша Митта, – было у меня на Святых островах. Там вообще не знают, что такое борьба за свободу. Только я Харчаду об этом говорить не собираюсь. Я там слишком хорошо устроился. – Он снова захохотал. – Там меня так ценят! И все из-за моего имени. Вы знаете, что меня зовут Алхаммитт? Но в Холанде я об этом не рассказываю. Иначе половина Холанда заявится туда, чтобы хорошо жить.
– Ух, да заткнись ты! – прошептала Хильди.
Но тот все говорил и говорил, пока аррис в бутылке почти не кончился. А потом запел балладу «Как был повешен Филли Рэй».
– Он хотя бы понимает, чего заслуживает! – отозвался Йинен. – Хильди, я вспомнил, где его видел. На прошлой неделе во дворце. Когда я его увидел в первый раз, он был с дядей Харчадом. А второй – в дальней части города, где отец строит те новые дома. Боюсь, что Ал приходил туда поговорить с отцом.
По тошнотворному оцепенению, которое ее охватило, Хильди поняла, что этого она опасалась с самого начала.
– Ты… ты не думаешь, что отец тоже заплатил ему, чтобы он застрелил дедушку?
Если Навис ожидал, что кто-то убьет Хадда, то это объяснило бы его необычное самообладание.
– Я не знаю, – расстроенно пробормотал брат. – Он ведь отшвырнул бомбу Митта!
– Но он мог это сделать потому, что она не входила в план, – предположила Хильди, и они оба посмотрели на неудачливого бомбиста, ссутулившегося у мачты.
Теперь ребята были убеждены, что Митт не захочет больше иметь с ними дело.
Песня закончилась. Ал допил остаток арриса. Потом встал и нетвердо заковылял к румпелю. Совершенно перепугавшиеся Хильди и Йинен отодвинулись к самой корме и уставились на его раскачивающееся ухмыляющееся лицо. Они не представляли себе, что ему вздумается делать дальше.
– Забавное дело, хозяин и дамочка, – невнятно проговорил Ал. – Вид у вас такой, словно призрака увидели. И еще забавно – я себя как-то странно чувствую. Пойду-ка я лягу.
Он соскользнул с края крыши и приземлился на колени. Хильди и Йинен не в силах были до него дотронуться. Они отодвинули ноги подальше от него, а он неловко повернулся и уполз в каюту. С третьей попытки улегся на койку и вскоре захрапел.
– Ружье опять под ним, – безнадежно заключила Хильди.
Они ждали, чтобы Митт присоединился к ним. Сейчас важнее всего на свете для них – по-дружески поговорить. И вовсе не потому, что он – брат и сестра в этом не сомневались – был единственным, кто способен перехитрить Ала. Просто если Митт от них отвернется, у них вообще никого не останется.
Ал храпел целых два часа, прежде чем Митт пошевельнулся. Старина Аммет помог его горю не лучше, чем Либби Бражка, хотя подросток несколько раз поднимал руку и умоляюще прикасался к жесткой просолившейся соломе, из которой тот был сделан. Митт понимал, что ему придется с кем-то посоветоваться. Он умел думать только вслух.
Ход «Дороги ветров» стал меняться. Килевая качка усилилась, хотя ветер по-прежнему оставался слабеньким холодным бризом. Митт понял, что они снова оказались в прибрежных водах. Он резко встал, но земли пока не было видно. Мальчик поспешно прошел по крыше каюты, чтобы поделиться своими мыслями с Хильди и Йиненом, но когда он посмотрел на брата с сестрой, сидевших внизу, то засомневался, сможет ли вообще с ними разговаривать. Пытливые взгляды брата и сестры и сами их лица смутили его. Нос у Йинена обгорел до волдырей, но это по-прежнему был нос Хадда. Косички у Хильди расплелись и распушились, и пряди черных волос липли к ее узким щекам, но острое загорелое лицо все равно оставалось похожим на лицо Харчада.