– Малышам приготовлена одежда и еда, – доложила она Литару.
Тот захихикал:
– Малыши! Больше уважения, Лалла, будь любезна. Ты и не догадываешься, что это за важные персоны! Мне отослать их с ней? – уточнил он у Ала.
Тот пожал плечами.
18
К глубокому облегчению Митта, Лалла увела их из этой опасной комнаты. За дверью ждала целая толпа низеньких и смуглых островитянок с красивыми коричневыми лицами и волосами либо белоснежными, либо светло-русыми. Казалось, не бывает на свете людей более добрых и внимательных, чем эти женщины. Они быстро провели всех троих наверх, в комнаты, где их ждали ванны.
Несмотря на свое незавидное положение, Хильди и Йинен были счастливы принять ванну. А вот Митт ужасно смутился. Он к этому не привык, как не привык и раздеваться перед посторонними. Две добрые женщины помогали ему: намыливали, оттирали, вытирали полотенцами, все время горестно качая головами и обсуждая его мягкими голосами, почти такими же прекрасными, как и их лица.
– Он слишком худой. Посмотри на его ноги, Лалла. Но посмотри на плечи – какой у них разворот. У него сложение крупного мужчины, а мяса – как на воробышке.
Митт корчился от смущения.
Наконец, с таким чувством, словно его пропустили между мельничных жерновов, Митт нетвердо вышел в длинную приветливую комнату с зарешеченными окнами, где Хильди и Йинен дожидались его, чтобы начать завтракать. Митт едва их узнал. Хильди дали вылинявшее синее платье островитянки с вышивкой на груди, в котором она стала выглядеть очень взрослой и высокомерной. Черные волосы Йинена были приглажены и еще не высохли. Ему дали поношенный костюм, такой линялый, что цветом он напоминал зеленовато-голубую даль. Митту стало страшно неловко за новый бутылочно-зеленый костюм, который велели надеть ему. Он в жизни не надевал ничего и наполовину такого нарядного. Это заставило его думать, что где-то произошла ошибка: ведь его костюм определенно лучше, чем у Йинена!
Их оставили завтракать одних. Перед ними оказались горы дымящейся жареной рыбы, свежевыпеченный хлеб с хрустящий корочкой и влажной мякотью, соленое сливочное масло и кисти зеленого винограда, который оказался более мелким и сладким, чем тот, что выращивали в Холанде. Как заметил Йинен, это внесло приятное разнообразие в их меню. Но Хильди ничего не ела, только сидела с очень гордым и надменным видом, и чем дальше – тем больше дулась.
Митта это начало сильно раздражать.
– Да ешь ты! – сказал он. – Набирай силы.
– Не могу, – отозвалась Хильди напряженно и монотонно. – Дядя Харчад мертв. И половина наших двоюродных братьев и сестер – тоже.
– Ну и что? Туда им и дорога, если хочешь знать мое мнение, – ответил Митт.
– Дядя Харл – убийца, – заявила Хильди. – Он не лучше Ала.
– Ну так ты это и раньше знала, – напомнил ей Митт. – И тогда это не отбивало у тебя аппетита.
– Да, Хильди, поешь, – поддержал его Йинен.
– Неужели вы не понимаете? – воскликнула Хильди. – Дядя Харл, наверное, убил и нашего отца. – По ее узким щекам медленно покатились две слезинки. – А поскольку мы сбежали раньше, то все думают, что он с нами.
Йинен с ужасом посмотрел на Митта. Тот вздохнул – не без досады: у него и своих неприятностей вполне достаточно, и новые беды ему не нужны. Размышляя вслух, он произнес:
– Мне все время казалось, что в вашем рассказе о побеге из дворца что-то не так. Похоже, ваш дядя Харчад собирался и вас убить.
– Ты хочешь сказать, что когда те солдаты в Западном затоне в нас стреляли, то не потому, что приняли нас за тебя, а потому, что дядя Харчад приказал им нас задержать? – спросил Йинен.
Митт кивнул.
– Вполне может быть. Харчад или Харл. Если хотите знать, то, по-моему, вам тогда крупно повезло.
– Повезло! – воскликнула Хильди. – Ничего себе везение: отец, скорее всего, убит, а Ал собирается продать нас дяде Харлу! – Теперь слезы уже струились у нее по щекам. – Литар – идиот! – добавила она. – А я так хвасталась! Никакого везения вообще нет. Жизнь отвратительная. Я все ненавижу! И наверное, всегда ненавидела.
– Тебе нравилось ходить на «Дороге ветров», – возразил Йинен, обидевшись.
– С двумя убийцами на борту, – отозвалась Хильди, – и прямо в плен!
Она опустила голову на светлый дубовый стол и жалобно заплакала.
Митт оскорбился.
– Прекрати! – потребовал он. – Если бы мне не нужно было скрыться, ты бы сейчас уже лежала в Холанде мертвая, и ты прекрасно это знаешь. Йинену хуже, чем тебе, а он не плачет. Это значит только, что нам надо отсюда убежать и пробираться на Север. Так что прекрати плакать и ешь!
Обрызгав столешницу слезами, Хильди подняла голову и возмущенно воззрилась на Митта.
– Ты мне отвратительнее всех на свете! – заявила она. – Даже Ал лучше.
Она схватила кисть винограда и стала жевать, не замечая вкуса.
– А как нам убежать? – встревоженно спросил Йинен.
Митт встал и проверил дверь. Она оказалась заперта.
Несколько смутившись, он посмотрел на зарешеченные окна. Почему-то мальчик не ожидал, что островитянки их запрут.
– Решетки чугунные, – доложил Йинен.
– Конечно, дурачок! – фыркнула Хильди. – Это же детская. Решетки стоят для того, чтобы дети не выпали.
Пока девочка ела виноград, она поняла, насколько сильно проголодалась. Теперь Хильди накинулась на остывшую рыбу.
– Боги! – проговорила она, не переставая жевать. – Меня не запирали в детской уже… давно.
Йинен и Митт оставили ее подкрепляться, а сами пошли посмотреть на окна. Они разглядели материк у самой линии горизонта и галечную насыпь, ведущую к причалам от особняка Литара. Вдоль нее, уткнувшись носами в гальку, стояли небольшие лодки. Сразу под окнами располагался внутренний двор, ворота которого выходили на насыпь. Во дворе толпился народ, и по насыпи тоже все время кто-то ходил.
– Да, мы могли бы спуститься, – прикинул Йинен. – Из соседнего окна. Там есть водосток, который проходит до самого двора. Подождем, пока народа станет меньше, и попробуем.
Митт осторожно открыл окно над водостоком и проверил, может ли он просунуть голову между прутьями решетки. Оказалось, что с трудом, но может. А он по опыту знал, что где проходит его голова, проходит и все туловище, если повернуться боком. Поскольку он больше Йинена, значит Йинен определенно здесь пролезет. Вероятно, и Хильди тоже. Так что они устроились ждать, пока толпа не рассосется.
Подходящий момент наступил спустя час. Митт просунул голову сквозь решетку, развернул плечи и оттолкнулся ногами. Ему еле-еле удалось протиснуться. Он решил, что, наверное, вырос. Живот пролез не сразу. К тому времени, когда Митт наконец выбрался на карниз, ему уже казалось, что он оттянул себе живот до колен. Подросток повернулся, держась за решетку, чтобы помочь вылезти Йинену и Хильди.
Но Йинен пролезть сквозь решетку не смог. Он был слишком упитанный. Плечи у него оказались чересчур толстыми. Он отталкивался, извивался и протискивался, а Митт с риском для себя тащил его наружу, но все оказалось бесполезно. Поцарапанному и расстроенному Йинену пришлось отступить. С Хильди все было еще хуже. Она оказалась крупнее Митта во всем, и даже голову просунуть не смогла. Они с Йиненом понуро стояли у окна, а Митт скорчился снаружи. От напряжения у него болели колени, было ужасно неудобно, ему казалось, что он слишком заметен. А главное, непонятно, что делать теперь.
– Мне залезать обратно или как? – сердито спросил Митт.
– А ты не мог бы спуститься, зайти в дом и отпереть дверь, чтобы… – начал Йинен.
– О боги! – воскликнула Хильди. – Там отец! Смотрите!
Лицо у нее покраснело, и, похоже, она готова была снова расплакаться.
Митт повернулся на карнизе, чтобы посмотреть, о чем она говорит. По галечной насыпи шел мужчина в одежде фермера и больших сапогах, но это определенно был Навис. Митт узнал его по походке и – даже с такого большого расстояния – по лицу, так похожему на лица Харчада и Хильди.
– Это и правда он! – сказал Митт. – Ну, вам везет, как Старине Аммету!
– Вовсе это не везение, – возразил Йинен.
– Митт, спустись и предупреди его. Быстрее! – попросила Хильди. – Скажи ему, что мы в плену и что ему здесь опасно. Быстрее, пока Ал его не увидел!
– Но он меня узнает! – возразил Митт.
Испуганная Хильди затрясла решетку.
– Не может он тебя узнать – в этом костюме. А если ты не пойдешь, то мне придется кричать, и кто-нибудь услышит.
– Ладно, ладно! – пробурчал Митт. – Я ему скажу. А потом приду и выпущу вас. Неутомимый Митт снова работает за всех.
– Да перестань ты болтать! – застонал Йинен.
– И поторапливайся! – прибавила Хильди.
Мальчик скорчил им рожу и скользнул вниз по водосточной трубе. «Митт спешит на помощь!» – подумал он. Ему удалось добраться до земли незаметно для всех. И никого особенно не заинтересовало то, что он спрыгнул со стены и бежит к воротам.
Навис как раз собирался в них войти. Вблизи Митт заметил, что лицо у него уставшее и плохо выбритое. Большие сапоги облепила грязь. Навис не обратил внимания на Митта, выскочившего ему навстречу. Это ободрило парня. Навис его не помнил! В конце концов, графский сын ведь видел его всего полминуты в день фестиваля.
– Эй! – прошипел Митт. – Не ходите туда. Это опасно.
Он не подумал о двух вещах. Навис уже несколько дней был беглецом и жил за счет собственной сообразительности. И у него была такая же хорошая память на лица, как и у Йинена. Или, возможно, не только на лица: он опознал Митта главным образом по сложению и по тому, как он бежал. И поскольку у Нависа не было оснований думать, что Митт захочет оказать ему добрую услугу, то он просто посмотрел на парнишку так, как люди смотрят, когда к ним обращается совершенно незнакомый человек, и прошел мимо него на двор.
Митта так раздосадовало это высокомерие, что он бросил бы свою затею. Но на него смотрели Йинен и Хильди, и он побежал за Нависом и схватил его за рукав. Тот стряхнул с себя руку мальчика и пошел дальше. Митту пришлось бежать рядом с ним, пытаясь объясниться.