— За мной! — крикнул Лобанов, бросаясь в атаку.
— Ты как политрук у нас! — пропыхтел Эдик, бегущий рядом.
Сергий промолчал — не до того. Вырвавшись из ущелья, они устремились на врага, врубаясь в тающие ряды варваров. Ауксилларии, а было их не менее пяти-шести сотен, взревели, моментально уделывая врага. И — тишина.
Вперед выехал коренастый всадник в золоченом панцире и представился:
— Авл Цециний Либер, субпрефект[67] Полутысячной алы астурийских конных лучников!
— Сергий Роксолан, кентурион-гастат претории. Проводите до Бендисдавы? Хоть не так скучно будет.
Субпрефект раскатисто захохотал.
Бравые астурийцы гарцевали кругом, их кони осторожно переступали трупы убитых тарнов. Вернувшись за конем, Сергий столкнулся с Тзаной.
— Нас проводят две алы, — сказал он. — А я провожу тебя. Согласна?
Девушка ничего не ответила. Она крепко поцеловала Лобанова и пошла седлать коня.
Глава одиннадцатая,в которой Сергий сочетает весьма полезное с очень приятным
Бендисдава стояла на западной границе Дакии, на полпути между Апулом и рекой Тизией, будущей Тисой. Это была скорее большая деревня, нежели маленький городок. В правление последнего царя Децебала на ее месте находилось дакийское поселение с тем же названием, посвященным Бендиде, богине луны и лесов, — скопище бревенчатых хижин на сваях, с соломенными крышами, огороженное частоколом. Старое городище сожгли во время войны и на его месте поставили точно такой же палисад из ошкуренных заострённых бревен, только теперь стены крепости описывали ровный квадрат, а внутреннее пространство крест-накрест делили две прямые улицы — Декуманус и Кардо — выходящие к четырем воротам. По такому же плану строили города на всех землях, захваченных Римом, — от Британии и Германии до Сирии и Африки.
Первыми на пепелище пришли легионеры-ветераны, получившие наделы земли в пограничье. Среди них были и даки. Особенно выделялся Дазий, принявший имя Марк Ульпий. Это был отважный горец из племени альбакензиев, отринувший варвара Децебала.
Вместе с другими отставниками Марк Ульпий Дазий выстроил частокол, замыкая пожарище в римский квадрат, распахал земли вокруг, засеял их, прикупил у соседей-сарматов скотину. Из окрестных лесов стали подтягиваться бывшие жители Биндесдавы. Они выстраивали свои дома рядами в квадрате стен, невольно приноравливаясь к четкой планировке, привыкая к римскому порядку. Разруха в головах мало-помалу уходила в прошлое.
Когда две алы подъехали к Бендисдаве, то почти все население вышло их встречать — здесь, на задворках великой империи, приезд даже одного нового человека становился событием, а уж если прибывала почти тысяча.
Сергий ехал впереди, рядом с обоими префектами. Миновав Декуманские ворота Бендисдавы, он спешился и повел саурана в поводу. Ему навстречу вышли степенные ветераны, наспех облачившиеся в тоги.
— Сальве! — поднял руку Лобанов. — Кто из вас будет Марк Ульпий Дазий?
Коренастый мужчина с загорелым, обветренным лицом, с ежиком седых волос на голове, по неистребимой легионерской привычке ударил себя кулаком в грудь.
— Это я, — коротко сказал он.
— Я послан к тебе наместником Марцием Турбоном. К тебе и к вашему кентуриону Плосурнию.
Дазий повернулся и поманил к себе длинного как жердь римлянина в красной тунике, со шлемом под мышкой.
— Плосурний!
Подошедшему кентуриону Сергий молча сунул секретное послание презида. Лицо читавшего поочередно выражало хмурое удивление, недоумение, прозрение, сомнение.
— Принимай командование, кентурион-гастат, — принужденно сказал он.
— Ты не понял, — улыбнулся Сергий, — меня послали не для того, чтобы тебя сменить. Моя задача — помочь тебе и Марку Ульпию устроить из Бендисдавы ловушку для Оролеса. А уж своими ребятками ты как-нибудь сам командуй.
Плосурний на глазах ожил и расправил плечи.
— Тогда чего мы тут стоим? — сказал он бодро. — Марк, веди!
И Дазий повел все командование на маленький форум Бендисдавы, где уже наполовину была отстроена базилика — голые стропила с обрешеткой постепенно покрывались красной черепицей.
— Здесь у нас курия, — показал на базилику Дазий, — и не только. Прошу!
Оба префекта со своими замами, Плосурний, Дазий и Лобанов собрались в чистенькой комнатке, стены которой пахли сырой штукатуркой, за большим круглым столом.
— Объясни мне сперва вот что, — начал Плосурний. — Этот Оролес. Он точно к нам заявится?
— Он заявится или к нам, или в какое-нибудь другое место. Таких мест пять, и везде будут поджидать этого царька. Почему — я не могу вам сказать, это тайна. И где этот Оролес шарится, я тоже не знаю. Но уж если этот латрункул попадет в здешние места, он должен попасться!
— Я понял, — решительно заявил Плосурний, — и сразу же погоню ребят копать ров. Если Оролес придет, на стены поднимутся все, кто способен носить оружие. Латрункулы никогда не войдут в Бендисдаву!
— Ты не понял, — мягко сказал Сергий. — Латрункулы как раз и должны войти в Бендисдаву! Вот, я заметил на Декуманских воротах, там левая башенка полуразобранная.
— Лес был гнилой, — объяснил Дазий, — мы хотим разобрать ее и сложить заново, из крепкого дерева.
— Правильно! Разбирайте. И ворота снимите — якобы для починки. Я уверен — у Оролеса разведка работает неплохо: лазутчики сразу доложат царю о слабом месте в обороне Бендисдавы. И когда он нагрянет сюда, если нагрянет, то очень удивится.
— Можно спрятать в домах несколько сотен воинов, — нерешительно предложил Дазий.
— Именно! Только вот женщин и детей надо незаметно увести из поселка в надежное место, лучше всего — сегодня ночью. Конники будут скрываться неподалеку, в чащах, а твои легионеры, Плосурний, пусть затаятся напротив, за речкой — там как раз лесистый склон.
Префектам и Плосурнию план понравился. Они вошли в азарт — и уточнения, идеи, рационализаторские предложения посыпались как из рога изобилия.
К вечеру Сергий вымотался совершенно. Сначала он с префектами присмотрел место для тайной стоянки ауксиллариев, потом помогал Дазию с добровольцами снимать ворота, наладил незаметную эвакуацию мирного населения на дальние поля, где вырос целый табор из шатров и шалашей, а самые хозяйственные поставили сарматские юрты, крытые кошмами.
В самой Бендисдаве тоже стояли такие — на незастроенной полянке около рынка. Сюда частенько наезжали язиги, кочевавшие по долине Тизии, они вели торговлю сыром и маслом, шерстью, кожами, пригоняли овец.
Смеркалось. В юртах разожгли очаги — огонь чуть-чуть просвечивал сквозь тонкий войлок, а над отверстиями дымогонов вились подсвеченные струйки. Пахло кизяком и можжевеловыми ветками.
Лобанов, кутаясь в плащ, послонялся по Декуманусу, свернул на Кардо, пересек форум и снова вышел к рынку. Здесь его и встретила Тзана. С непринужденностью ребенка она подошла к нему и взяла за руку.
— Пойдем ко мне, — предложила она. — Сара больше нет, а дядьку Марк Ульпий положил в госпиталь, ему стрелой пробило грудь.
Сергий тут же разволновался… Тзана дотащила его до своей юрты, откинула полог и ввела.
— У меня тепло, — сказала она, — ты устал, тебе надо отдохнуть.
Сергий с любопытством огляделся. До этого он никогда не бывал в жилище кочевника. Юрта была круглой — этакая полусфера из гнутых прутьев, крытая белым войлоком, расшитым звездами и цветами. Посередине крыши в круглое отверстие убегал дымок, скручиваясь над костерком из смолистых корней и сухого кизяка.
Справа от входа висел огромный кожаный турсук, сделанный из цельной коровьей шкуры. Горло его было завязано вокруг резной деревянной ручки-болтушки.
— Хочешь попробовать? — спросила Лобанова хозяйка.
Не дожидаясь ответа, она энергично поработала болтушкой и нацедила кумыса в две чаши.
— Пей!
Сергий с удовольствием выпил. Кумыс был резкий, словно газированный.
— А теперь спать!
Лобанов согласно покивал — его так и тянуло занять горизонтальное положение. Тзана раскатала стеганое одеяло и принялась раздеваться — стянула через голову сорочку, сняла шаровары. Роксолан, как зачарованный, следил за тем, как упруго качаются девичьи груди. Отблески костра скользили по гибкому телу. Тзана легла на спину, вытянув ноги, и закинула руки за голову. Сергий не заметил взволнованного дыхания или какого-то особого кокетства. Девушка не бросала на него призывных взглядов — она просто лежала и смотрела в потолок, по которому скользили отсветы костра.
Лобанов быстро разделся и опустился рядом с девушкой на колени. Он коснулся ладонью ее живота, погладил его, перевел руку на бедро… «Может ли мальчик дружить с девочкой?» — всплыла вдруг давняя тема для сочинения.
Тзана закрыла глаза и сказала:
— Чего ты не ложишься? Ложись, нам до свету вставать. И укрой меня, а то холодно.
Сергий, растерянный и расстроенный, накинул на девушку теплое одеяло, сшитое из беличьих шкурок, и лег сам. Тзана поворочалась, устраиваясь поудобнее, прижалась к нему. В Лобанове ворохнулось возбуждение и снова угасло — сарматка легла с ним спать, а не заниматься любовью. Спать — и только. Они не вместе, они рядом. Тзане так теплее и спокойнее. Может ли мальчик дружить с девочкой? «Может», — мрачно подумал Сергий и закрыл глаза.
Глава двенадцатая,из которой доносятся грохот щитов, лязг мечей и боевой клич легионеров
Конница Оролеса одолела перевал и спускалась по склону вниз, в узкую долину реки Голубая Змея. Елисмереки остались выше, густые смерековые леса, темные и непроглядные, покрывали гребни отрогов, спадая по ним и чертя в индиговом небе пильчатые линии. Теперь по сторонам неприметной тропы высились буки, их пепельно-серые колоннады уходили вверх, распялив корни среди мшистых камней. Солнце хорошо прогрело склон, и ночные заморозки обратились в зябкую сырость.
Оролес лениво покачивался в седле, полностью доверившись коню, — Чалко долго служил пастухам и скакал по кручам не хуже горного козла. Если бы кто в этот момент глянул на всадника, то сразу бы понял, отчего многие сотни головорезов и сорвиголов выбрали его вожаком. Оролес сын Москона был мужчиной крупным. Всё в нем дышало силой, холодной и в то же время необузданной, — могучие руки, бугрящиеся мышцами, широченная грудь, скуластое лицо, чеканное, словно рубленое, с крупноватым носом и твердым очерком губ. И с этого лица никогда не сходило властное выраже