[75] на бунт. Рабы захватили корабль — и вышли в море разбойничать. Лузитания стонала от Каваринта Рыжего, пираты грабили всё, что плавает под парусом, добираясь до Лондиниума и Эфорвика.[76]«Джентльмен удачи» уже возмечтал о плавании по стопам Ганнона, к берегам Центральной Африки, чтобы основать там свое государство и провозгласить себя негритянским королем, но тут Фортуна изменила ему. Напал Каваринт на купеческую понто, а из-под палубы выскочила целая кентурия манипулариев — напоролся Рыжий на корабль-ловушку. Привели его к кресту и спросили, что он выбирает — позорную смерть раба или славу преторианца в Особой когорте? Каваринт сделал правильный выбор.
Пальфурий Сура был коренным гражданином Рима. Он служил в Первом Вспомогательном легионе, в отряде дупликариев-эксплораторов. С удовольствием лазал по отвесным скалам, как муха, удерживаясь кончиками пальцев за малейшую неровность. В городе Пальфурий скучал без своих «скалок» и, чтобы не потерять квалификацию, забирался на крыши инсул и храмов. Ну, пару раз он залезал на балконы и слезал обратно, прихватывая сувениры из драгметаллов. Дабы замять скандал, «скалолаза» перевели в Особую когорту — здесь его таланты оказались востребованными.
Матерью Блофута была Файда из племени бриттов, а отцом — Волумний Вар, кампиген[77] Девятого испанского легиона, расквартированного под Лондиниумом. Блофут пошел в мать — был он неистов и неукротим. Всю жизнь его ловили, прятали в тюрьму, он сбегал, его снова ловили, снова сажали. Блофут устроил побег даже из страшной Маммертинской тюрьмы, из ее туллианума! Этот беглец-гений нашел себе место в Особой когорте, в ее Шестой кентурии. И так далее, кого ни коснись. Не досье, а сборник приключенческих романов.
Работенка кентурии перепадала непыльная — смотаться в Берзовию или в Тапэ с секретным посланием, проехаться на Нижний Данувий и растолковать тамошним роксоланам, что презид дозволяет им пересекать всю Дакию с востока на запад, чтобы свидеться с родичами за Тизией, но с двумя условиями: ехать по дороге и малыми группами, а не то будут приняты меры. Поглядели роксоланы на внушающих почтение преторианцев — и всё поняли насчет мер.
А после последней зимней метели вся Шестая кентурия исполнила уже не приказ своего командира, а просьбу — преторианцы проводили Лобанова до самой Тизии, где Сусаг, отец Тзаны, назначил ему рандеву.
Скептух был похож на медведя, отъевшегося по осени, — так толстили его груды драгоценных мехов. Все сарматы, толпившиеся за спиной Сусага, тоже повысили лохматость, еще и золотыми побрякушками увешались. Когда же скептух увидел Сергия во главе кентурии, то мигом зауважал нового зятька — больно слепили глаза золоченые панцири преторианцев. А уж когда кентурион спешился и открыл сундук с выкупом за невесту, Сусаг сын Тизия возблагодарил старую Амагу за мудрый совет — не мстить римлянину, похитившему Тзану, а довериться его слову.
— Я принимаю твой дар и родство с тобою, — милостиво сказал скептух. — Владей моей дочерью, и пусть наши и ваши боги не обделят вас своей милостью!
Встреча прошла в теплой, дружеской обстановке.
Так прошла зима. Весна наступила ранняя, бурливая — таяли стремительно снега, сходил лед на реках, пробивалась трава. К маю вся степь покрылась зеленой травой, и началось сумасшедшее цветение — воздух кружил голову. Сергий даже похудел от напряженной половой жизни, но Тзана была неутомима. Она постоянно совершала открытия в науке страсти нежной, расспрашивала эллинских гетер и жриц Реи-Кибелы о тайнах любострастия. И Сергий просто не мог привыкнуть к своей подруге, она всегда оставалась для него любимой и желанной. Конечно, со временем всё изменится. Безумный жар страсти или погаснет вовсе, или сменится вечным теплом отношений, мягким и нежным. И вот тогда ему самому захочется иметь крепкий тыл — родной дом, куда так тянет вернуться. А пока. А пока им с Тзаной лучше всего оставаться любовниками, друзьями, но не супругами. Сделать предложение легко, но кто он такой в этом мире? Какое место занимает в великой империи? Чего он добился в жизни, чтобы предложить женщине разделить с ним все тяготы и удачи, радости и горести? Да, он был рабом-гладиатором, а стал кентурионом претории, но разве этого достаточно? Сие лишь нулевой цикл, как говорят строители. У него впереди долгая дорога преуспеяния и роста, надо только не затягивать процесс перехода из грязи в князи, чтобы Тзана не устала ждать. Ну, лет десять девушка подождет, она еще совсем молоденькая. Когда он поведал свои мысли Тзане Сусаговне, та дотянулась до его уха и обожгла его шепотом: «Навсегда?» — «Навсегда!» — твердо сказал Сергий.
Минул май, наступил июнь. Марций Турбон тоже выполнил задание, данное ему императором, — варваров он утихомирил и крепко запер границы, послевоенный беспредел сошел на нет. Оролеса не стало, а боязливый Тарб не высовывался из Пустыни гетов, радуясь тому, что правит один, без опасного буйного соперника.
В июньские ноны наместник призвал Сергия и его друзей, включая Тзану. Именно пятеро свидетелей должны были, по древнему обычаю, присутствовать при обряде усыновления. Марций Турбон, торжественный и очень серьезный, трижды ударил монеткой по весам, произнося: «Заявляю, что по квиритскому праву эти люди мои!»
Сыновья Тита Флавия Лонгина, длинные нескладные отроки в мальчишечьих тогах, стояли рядом и гордились — и тем, что их отец принял славную смерть, достойную римлянина, и тем, что их новый папа — такой важный человек, ходит в больших чинах и дружит с самим принцепсом. Верзон лишь крякал в сильном довольстве — у него не было сомнений, что судьба и младшенького Тита Флавия, сына Тита, из трибы Палатины Приска Галлония Фронтона Квинта Марция Турбона, и старшенького Тита Флавия, сына Тита, из трибы Палатины Лонгина Квинта Марция Турбона сложится самым замечательным образом.[78]
Усыновление произошло в среду, в день, посвященный Меркурию, а в четверг, в день Юпитера, в дверь дома, где поселился Сергий со товарищи, постучали. Лобанов открыл и увидел на пороге Гая Антония Скавра. Легат сиял.
— Сальве! — воскликнул он.
— Сальве, — ответил Сергий обрадованно. — Проходи!
Из экседры выглянул Эдик и невинно поинтересовался:
— Презид тебе ничего не оторвал?
— Он признался, что очень этого хотел, — жизнерадостно доложил Гай, — но на радостях передумал!
— О Луции ничего не слышно?
После этих слов улыбка патриция попригасла, и он проговорил неуверенно:
— Я думал, он погиб… там, с Оролесом.
— Нет, — покачал головой Лобанов, — среди убитых такой не числится.
— Ничего, — успокоил его Эдик, — такое дерьмо всегда выплывет.
— Да и ладно! Ты по делу, Гай, или так зашел?
— По делу! Важному. У меня к вам большая просьба.
— Выкладывай, — сказал Роксолан.
— В общем. Я жениться решил. И у меня завтра свадьба, и… В общем, завтра день Венеры, самый подходящий день самого подходящего месяца — в июне сама Юнона будет покровительствовать нам.
— А самый подходящий час какой? — перебил его Эдикус.
— Первый час дня, — смешался Гай Антоний, — и…
— Договаривай, договаривай, — подбодрил его Сергий.
Патриций собрался с духом и выпалил:
— И я хочу, чтобы вы все стали моими свидетелями!
— Все четверо? — уточнил Лобанов. — Или все пятеро?
— Все девятеро! Нужно, правда, десять свидетелей, но я уговорил Гету — это брат невесты.
Сергий оглядел друзей, улыбнулся Тзане, энергично кивающей ему — соглашайся, дескать! — и спросил:
— Ну что? Засвидетельствуем?
— Лично я согласен, — ответил Эдик.
— И я, — кивнул Искандер.
— Годится, — прогудел Гефестай.
— А мы — как прикажете! — ухмыльнулся Акун.
— Мы будем твоими свидетелями, — обернулся к Гаю Лобанов. — А кто хоть невеста?
— Она дакийка, и ее зовут Сасса, — проговорил патриций, и по тому, как он это сказал, стало ясно, что невесте повезло — ее любят. Очень.
— Ну, это дело надо обмыть! — засуетился Гефестай. — Уахенеб! Тащи фалерн! Кадмар, сообрази закуску!
Названные кинулись исполнять поручения, и Тзана быстренько накрыла стол.
— Ну, совет вам да любовь! — сказал Эдик тоном деда Могамчери.
Гай Антоний Скавр, с улыбкой человека, избавленного богами ото всех проблем разом, посмотрел на Чанбу, стоящего у порога комнаты, поднял взгляд выше, и лицо его выразило безмерное удивление. Привстав, он выговорил:
— Отец?!
Сергий обернулся. В дверях стоял пожилой мужчина с обрюзглым холеным лицом, закутанный в тогу сенатора и порядком пропыленную лацину.
— Я шел следом от самого форума, сын, — проскрипел сенатор. — Кто это с тобой?
— Это не они со мной, — сдержанно ответил Гай, — а я у них. Это те самые преторианцы, отец. Знакомься: Сергий Корнелий Роксолан, кентурион-гастат претории!
Сергий отвесил четкий поклон и пригласил растерянного сенатора разделить с ними трапезу.
— Присоединяйтесь, сиятельный, — прогудел Гефестай добродушно, — тут на всех хватит!
Сенатор поджал губы.
— Так ты не выполнил моего задания? — надменно спросил он. — Почему?
— Странный вопрос, — пожал плечами Гай, сдерживаясь. — Потому, что не захотел пачкать имя. Потому что мне стало противно совершать подлый поступок. Потому что эти люди научили меня главному — дорожить своей честью!
У сенатора на лбу вздулись вены.
— Ты хоть понимаешь, что наделал? — еле выговорил он. — Мы разорены! У меня больше нет ни дома на Палатине, ни виллы в Байях! Я всё продал, чтобы расплатиться с долгами!
— Расплатился? — спросил сын с оттенком отчужденности.
— Да! — рявкнул отец.
— Тогда чего тебе еще не хватает?! — перешел Гай Антоний в атаку. — Ты же сенатор! Казна выплачивает тебе по шестьсот тысяч сестерциев в год! Тебе этого мало?