– Можбыть, – я опустил фишку в рамку.
– Какой он?
– Ему под семьдесят, и он носит кроссовки.
Мы опустили оранжевую и красную фишки в рамку.
– Ты думаешь, я спятил, да, Малки?
Он окинул меня взглядом.
– Немного, – сказал он, опуская фишку. – Ряд!
Он, торжествуя, потянул рычажок, и фишки вывалились наружу в весёлую пластиковую кучу.
Мы посмеялись.
После ланча Малки сказал, что ему пора. Он влез в свою куртку-спальник и зашуршал прочь. У него была запланирована встреча в магазине игр в Кендале с четырьмя другими игроками. Они собирались поговорить об орках, воинах и эльфийских принцессах.
Большую часть уик-энда бабушка провела в кабинете над рабочими бумагами. Когда она не занималась ими, она сидела в кресле у камина и читала книгу про забастовку шахтёров. Она почти закончила её. Снаружи было дикое голубое небо. Голые деревья яростно раскачивались на ветру.
Той ночью, когда я лёг в кровать, ветер усилился. Деревья стонали. Телеантенна скрипела, как ржавая петля. И что-то скребло по стене снаружи.
Я подошёл к окну.
Я не видел его.
Но вот! Он скребётся.
Я подбежал к комоду и начал толкать его к двери. Это было тяжело. Раздался стук в дверь.
– Лукас?
Моё сердце сделало двойной переворот.
– Ты в порядке?
– Да.
– Судя по звуку, ты двигаешь мебель.
– Уронил кое-что за комод.
Бабушка не ответила.
– Доброй ночи, – сказал я.
Я слышал её шаги на лестничной клетке.
Я лёг в кровать. Я слушал ветер, скрипящую антенну, стонущие деревья.
К следующему утру ветер стих. Я осмотрел то, что он раскидал по двору: сломанные ветки и кусок крыши сарая.
В тот день бабушка не поехала на работу. Она засела в кабинете, но оставила дверь открытой. Я сидел в кухне и пытался делать математику, естествознание, географию, английский. Я не мог сконцентрироваться.
В полдень бабушка решила приготовить суп, но обнаружила, что нет сельдерея. Она дала мне денег и отправила в магазин.
– У велосипеда шина проколота, – сказал я. Так и было.
– Твои ноги ещё работают, да?
– Твои тоже.
– Первое: ты в лучшей форме, чем я. Второе: я работаю.
– Нет, ты готовишь суп.
– И третье: для него мне нужен сельдерей.
– Ты не можешь приготовить суп без сельдерея?
– Нет, это сельдереевый суп.
Мне пришлось надеть ботинки.
Голые ветви. Солнечный свет на их пыльно-зелёных конечностях. Стволы, увитые плющом. Дренажная канава, забитая коричневыми листьями. Маленькие квадратики цвета и света, в которых так просто спрятаться волку.
Бабушка следила за мной из окна кабинета.
– Да-да-да, – пробормотал я почти неслышно.
Я шёл мимо канавы, решётка за решёткой.
Я шёл по земляной полосе в середине дороги, ожидая услышать прыжок на асфальт, клацанье костей, рычание оскала.
На склоне горы дымилась труба фермы Бенедиктов. Я представил Дебс в школе, гордо жующую жвачку, дерзко курящую. Лёгкий звук её волос. Звук, с которым она моргает. Я остановился, пропуская машину. Она просвистела мимо. Я перешёл дорогу. Шёл по обочине. Деревня была пуста. Я вошёл в 7-11.
Гигантские белые холодильники жужжали и вздыхали. Я нашёл упаковку сельдерея на искусственной траве, которой были покрыты полки с фруктами и овощами. Там же я увидел себя в зеркале. Я был бледен, как Малки, мои волосы отросли и лежали неаккуратно. Мои взгляд был пронизывающим, глаза больными. Я взял сельдерей и пошёл на кассу.
Хрупкий старик передо мной купил лотерейный билет. Его руки тряслись, ему было трудно отсчитывать монеты. Скучающая кассирша собрала мелочь и отдала ему карточку. Он сразу принялся тереть монеткой защитный слой. Зажужжал дверной звонок. Старик отошёл.
Я заплатил за сельдерей и собрался идти.
– Привет, приятель, – ухмыльнулся Стив Скотт.
Он и его брат, Дэнни, загораживали мне выход. На лице Стива Скотта играла идиотская саркастическая улыбка. На глазу, там, куда я его ударил, у него красовался синяк, похожий на пиратскую повязку.
Дэнни Скотт шагнул вперёд. Я поднял руку, чтобы защититься, но он оттолкнул её и сгрёб мой ворот кулаком, от которого несло сигаретами. Его вторая рука скользнула мимо моих глаз в сторону, и он отвесил мне подзатыльник. Мне показалось, что от этого у меня вылетит всё – зубы, скулы, сопли. Меньше, чем на секунду, мы пошатнулись (Дэнни пах подмышками), столкнулись с рождественской витриной с шоколадом, он потерял равновесие и отпустил меня.
Дверной звонок жужжал мне вслед. Перебегая дорогу, я чуть не сбил старика. Автомобильный гудок ехидно усмехнулся, машина резко свернула. Стив крикнул – я не услышал, что, – затем Дэнни: «Мы подождём!»
Я бежал к коттеджу. Не по обочине, а через поля, белые с чёрными пятнами замёрзших луж.
Глава 28. Манчестер
В пятницу, в последний день семестра, я попросил бабушку отвезти меня в Кендал по пути на работу. Я больше не мог сидеть в коттедже. Я даже готов был поехать на машине.
Пока мы ехали, она спросила, что я решил насчёт Иэна.
Я не ответил.
Мы проехали школу, кишащую животными.
В городе я бесцельно бродил мимо магазинов с рождественскими подарками на витринах. Они были покрыты блёстками и искусственным снегом. Мимо шли работники магазинов. Деловые люди. Пенсионеры. Было так холодно, что мочки моих ушей и кончики пальцев горели, поэтому я зашёл в библиотеку. Я листал книгу о деревьях, когда женщина начала истошно орать. Все смотрели, а мужчина с засаленными волосами пытался успокоить её, выставив ладони. Это не помогало, она продолжала орать. Будто её ор был самостоятельным и уже захватил власть над ней. Её рот был дырой, её глаза не видели ничего. Я ушёл.
Теперь мне было странно на главной улице, будто бы ор женщины вселился во всё. Я подумал о том, чтобы пойти вдоль реки, найти Иэна и сказать ему, что я буду к нему ходить. Может, так бы я и поступил, но именно в тот момент я увидел нытика Алекса.
Он меня заметил.
Я вошёл в ближайшее здание – торговую галерею. Я шёл. Двери за мной застучали. Я рванулся на лестницу, затем во тьму многоэтажки, в которой отдавался эхом скрип шин. Пандус вниз, Алекс топал за мной. Под открывающийся шлагбаум парковки, через три гудящих проезжих части. Когда я обернулся, его не было.
Пот остывал. Я стоял, уперевшись руками в колени. Я был в парке на берегу реки. И тут я увидел Алекса: уродливого, тощего, рыщущего. Он стоял на дороге. Повернётся – и увидит.
Я не дышал.
Он зашёл за дома. Я помчался в противоположном направлении, добежал до станции, взлетел на платформу.
Следующий поезд должен был прийти через несколько минут.
Манчестер. Холод, глубокий, как Англия. Такси, чёрные как вороны. Высокий вход на станцию, а вокруг – город. Движущиеся толпы. Толпы, текущие по пандусам. Больше людей, чем я видел за много месяцев. Я подошёл к парапету. В темноте город выглядел бледным и мрачным, как сон.
Я спустился по пандусу. Никто не обратил на меня внимания: ни люди в пиджаках, ни посетители магазинов, ни бездомный мужчина в слюнявчике, свёрнутом из газеты. Я был невидимкой. Я ждал на светофоре. Дизельные двигатели рычали. Машины остановились, задвигались люди.
Рождественские гирлянды. Человек продаёт светящиеся браслеты. Ярмарка в маленьком парке. Запах жарящихся каштанов и кебабов. Мои родители вышли из магазина и влились в толпу, смотря друг на друга. Я бы уверен, что это они: мамина наклонённая голова, папина расслабленная походка. Мама и папа.
Они свернули в переулок.
На мгновение я застыл, а потом побежал, боясь, что они пропадут, пока я добегу до угла.
Они не пропали. Его расслабленная, медленная походка, будто бы задумчивая. Как она открыла дверь, выходящую на пустой тротуар, то, как папа вошёл, держа руки в карманах – это точно были они. Я побежал быстрее.
За дверью, в которую они вошли, был китайский ресторан. Мои родители сидели за столом, официантка принесла им меню. Они сидели боком, склонив головы, читая. Я открыл дверь.
Уютное тепло. Они сидели за рядами пустых столов с красными скатертями, немного скрываясь за колонной.
Откуда-то звенела негромкая музыка. Я слышал приглушённый звук моих шагов, пересекающих ресторан.
– На сколько человек столик, сэр? – спросила симпатичная официантка.
Я показал на маму и папу. Официантка не уходила с дороги, и мне пришлось её обойти.
Колонна закрывала их лица. Но я обошёл колонну и оказался прямо перед их столиком.
Мама оторвалась от меню.
Она была другой. Всё её лицо. Я не знаю, как я увидел в нём сходство.
Я повернулся к папе.
– Ты в порядке? – спросил он.
Это был не папин голос. Это был чужой голос. Этот человек был ни капли не похож на папу.
– В чём дело, дорогуша? – спросила женщина.
В этот ужасный момент они смотрели на меня, я на них. Из колонок играли флейты.
Я сидел в бургерной до самого закрытия. Начался дождь, я встал в дверях и смотрел на него. Ветер играл с ним, срывая со сточных труб, бросая на землю. Стёкла автобусов запотели. Толпа кричащих Санта Клаусов, промокших до нитки, перебежала улицу.
В глубокой тени здания время перестало существовать, и я снова стал невидимым. Я был ничем.
Мне было интересно, как понять, спятил ли ты. Был ли специальный тест для таких вещей.
Мёртвые люди. Преследующие меня волки.
Я включил телефон. У меня было пять пропущенных звонков, а ещё сообщения, текстовые и на автоответчике. Я решил, что мне стоит вернуться на станцию. Но когда я туда пришёл, последний поезд уже уехал.
Поздней ночью в кафе я сжимал в руках раскалённую чашку с чаем, который я не пил. Мужчины с грубыми голосами покупали чипсы.
Команда поваров гремела сковородами и фритюрницами, а у старой женщины, принимавшей заказы, была такая грубая кожа на лице и такие чистые грустные глаза, как будто внутри неё сидел кто-то другой и пытался выбраться наружу. Когда она подошла, чтобы протереть столики, я всмотрелся в её глаза. Но она резко перевела взгляд.