– Трудные клиенты, – сказала бабушка.
– Придурочные клиенты, – сказала Дебс.
– Верно подмечено, – засмеялась бабушка.
Дебс разглядывала фотографию на задней обложке книги. На ней полицейские лошади мчались на строй людей, раздетых до пояса. Я стоял у камина и тыкал горящие дрова кочергой.
– У вас когда-нибудь были проблемы с законом, Ив? – спросила Дебс.
– Один раз.
Я обернулся. Бабушка была серой, серьёзной.
– У тебя?! – переспросил я недоверчиво.
– Это прозвучало не как комплимент, Лукас, – сказала бабушка.
– Что вы натворили? – спросила Дебс.
– Мне грозил арест за управление повозкой с пони.
Дебс громко рассмеялась.
– За что именно? – спросил я. – За опасное вождение?
– Нет, – сказала бабушка. – К тому же я и не подумала бы, я должна была заботиться о твоей матери.
Моё сердце дрогнуло. Почему она упомянула маму? Она никогда не говорила о маме.
– Так что произошло? – спросила Дебс.
– Это было примерно в одно время с Бинфилдской Битвой[19]…
– Что это?
– Когда полиция напала на путешественников у Стоунхенджа.
– На вас напала полиция? – спросила поражённая Дебс.
– Нет, но они думали, что мы часть стоунхенджской группы. Подруга путешествовала через всю страну, и у неё не было машины, так что она поехала на повозке с пони. Ей нужен был компаньон, и я вызвалась. Моему ребёнку тогда было всего несколько месяцев.
Моему ребёнку? Она говорила про мою маму. И я не мог поверить, что она всё равно взяла ребёнка – мою маму – с собой. Она сошла с ума? Она была худшей матерью в истории?
– В конце концов, полиции пришлось нас отпустить.
– Почему? – спросил я уныло.
– Наверное, – сказала Дебс, – потому, что они не готовы были нарваться на женщину, которая знала, как с ними разговаривать.
– Именно так, Дебора, – сказала бабушка строго, но ей явно было приятно. – С этим сборищем громил надо всё время быть настороже.
Дебс хохотнула.
– Мама тебя ненавидела, – сказал я тихо.
В комнате повисла ужасная тишина. Даже Дебс, которая никогда не проявляла слабости, сконфузилась.
– Как поживают твои родители, Дебора? – спросила бабушка после паузы.
– О, – произнесла Дебс, которую перевод темы застал врасплох. – Хорошо. Мама хорошо. Папа хорошо. Ну… вы знаете, какой он.
– Всё ещё носится со своим волком, не так ли?
Поведение Дебс изменилось.
– Ты же не веришь в это, Дебора, с твоим-то умом?
– Ну, в каком-то смысле верю.
– В Англии нет диких волков.
– Ну, он его видел, – она кивнула на меня.
Бабушка строго взглянула на меня и уставилась куда-то между мной и Дебс, что разозлило её ещё сильнее.
– Если оно выглядит как волк, – сказала она, – звучит как волк и ведёт себя как волк, то вероятно это волк.
– Если только этот молодой человек не ошибся, а это запросто.
– Но видел же не только он, да? Ещё папа. Другие фермеры.
Бабушка взмахнула рукой, будто отгоняя муху.
Дебс залилась краской.
– Почему ты не на работе? – сердито спросил я.
– Рождество, – ответила бабушка.
Ещё одна долгая неловкая тишина. Дебс поставила чашку и как будто опять собиралась уйти.
– Почему у вас нет ёлки? – спросила вдруг она.
Бабушка удивилась. Я удивился. Ещё я понял, как пренебрежительно и странно бабушка относилась ко всему: у нас даже не было ёлки. Я уставился в свою кружку.
– Ну, – сказала бабушка, – мы ещё не решили, хотим ли мы её.
– Я не люблю чай, – сказал я. – Я не знаю, почему ты мне всё время его делаешь.
– Мне пора, – Дебс встала. – Я просто забежала поздороваться.
Я не хотел, чтобы она уходила.
– Я пойду с тобой на вечер историй, – выпалил я.
Дебс уставилась на меня.
– Вам нужна ёлка, – сказала она. – И украшения.
– Ладно, – выдохнул я.
– Ладно.
Но она не ушла, а попыталась выудить что-то из внутреннего кармана.
– Кстати, я вот тебе принесла.
Это был свёрток в рождественской подарочной бумаге, перетянутой серебряной лентой с бантом. Дебс протянула его так, будто это ничего особенного не значило.
– Спасибо, – сказал я, принимая подарок горячей рукой.
Она избегала моего взгляда.
– А что он тебе подарил? – спросила бабушка.
Дебс пожала плечами.
– Я это ещё не завернул, – солгал я.
Когда Дебс ушла, бабушка сказала:
– Тебе стоит купить ей что-нибудь, – в её голосе слышалось мрачное предостережение.
Бабушка отнесла чашки на кухню. Я пошёл за ней и стоял в дверях, пока она стояла над раковиной.
– Как тебе было с мамой? – спросил я наконец. – Когда ты ездила по стране в повозке с пони? Почему ты взяла её?
Было непривычно говорить слово «мама». Оно провалилось в пропасть в моём желудке.
– Она была младенцем. За ней надо было ухаживать. Выбора не было. Ей вроде бы нравилось.
– Где был её отец?
– Работал, наверное.
– Ты скучала по ней, когда она совсем от тебя уехала?
Бабушка застыла, точно превратилась в камень.
Потом она коротко кивнула и продолжила мыть посуду, но при этом согнулась, просела под весом моего вопроса.
– Нам стоит купить ёлку, – сказал я.
Она стояла ко мне спиной, и я не мог понять, что она чувствует.
Она кивнула ещё раз, будто и это ей было тяжело.
Глава 30. Рождество
Утро накануне Рождества я провел в Кендале в попытках купить подарки. Для бабушки я нашёл коробку разных особых чаёв. А вот подарок Дебс не мог придумать, пока меня не озарила идея зайти в музыкальный секонд-хенд, который продавал и новый винил тоже. Я купил двенадцатидюймовую пластинку с новейшим альбомом The Young Savages. Наверное, Дебс уже слышала его, но у неё не было пластинки, и я думал, что она ей понравится, даже если не на чем будет слушать. Бабушка подвезла меня до дома Дебс, но там никого не было. Я прислонил завёрнутый подарок к стене и оставил так.
Ещё я пошёл в лес и нарезал остролиста. Папа обычно нарезал омелы и остролиста и приносил домой. Дом на Рождество был полон зелени. Бабушка пошла на уступки в честь праздника и начала включать отопление с четырёх вечера.
Вечером позвонил Митеш, чтобы пожелать счастливого Рождества. Митеш не отмечал Рождество, но ему нравилось всё рождественское.
Я не знал, что сказать. Обычно мы не так уж много разговаривали, просто играли на компьютере или в футбол, слушали музыку. А в этот раз он начал рассказывать мне про новую группу, которой увлёкся: The Vanguard. Моё внимание постоянно переключалось на треск огня в гостиной, где бабушка читала новую толстую книгу – на этот раз про войну в Ираке. То, что говорил Митеш, казалось ребячеством, я не знал, могло ли меня такое вообще когда-то интересовать.
Митеш замолчал. Я пытался найти что бы сказать. В моей голове внезапно оказалось пусто.
– Как школа? – спросил Митеш.
– Прекрасно.
Мой ответ вызвал взрыв шипящего смеха в трубке. Он думал, что это сарказм. Нет. Это была просто ложь. Я сказал: – Много уроков, новые учебники и другая программа. Так что дел полно.
– Завёл друзей?
– О да. Малки, Дебс… Стив, Зед, Алекс.
Молчание.
Я собирался сказать, что должен пойти помочь бабушке с ужином, но Митеш сказал:
– Твой голос изменился.
– То есть?
– Ты звучишь по-северному.
Я не знал что ответить, кроме того, что Митеш звучал по-американски.
Мы снова помолчали. Потом он рассказал о пробных экзаменах, которые собирался сдавать после Рождества. Он сказал, что сдаст без труда.
Всё, что говорил Митеш, было не важно. Абсолютно всё. Ерунда по сравнению с человеческой смертью.
– Как там тебе учится? – спросил он.
– Экзамены не важны, – сказал я. – Они бессмысленны.
– Ну, для меня они важны, – сказал Митеш обиженно.
Опять молчание.
– Бабушка хочет, чтобы я помог с ужином. Мне нужно идти, Митеш.
– Ладно, чувак, – он как будто взвешивал что-то в уме. Так и не закончив взвешивать, он просто сказал: – до скорого.
Я вернулся в гостиную.
– Как твой друг? – спросила бабушка, не отрываясь от книги.
– Нормально, – сказал я.
Я смотрел на огонь. Она перевернула страницу. Ветер со свистом носился вокруг коттеджа.
– Когда мы вернёмся и вывезем всё из моего дома?
Она оторвалась от книги.
– Ну, – сказал я, – нам нужно всё вывезти, не так ли?
– Это подождёт до следующих каникул. Или до Пасхи.
– Почему не сейчас, раз ты не работаешь?
– У меня недостаточно сил.
Она вернулась к чтению.
– Какой была мама, когда была девочкой?
Она отложила книгу и сняла очки, молча рассматривая меня.
– Как ты, – сказала она.
– То есть – как я?
Её взгляд завис на мне, потом переполз на камин и танцующее пламя.
– То есть – как я?
– Упрямая. Волевая. Фантазёрка.
Я попытался вспомнить, когда мама могла проявлять силу воли, но вспомнил только, как она смеялась. Она любила веселиться. Любила выигрывать, когда я был маленьким и мы играли в футбол. Бабушка имела в виду это?
– Ты и выглядишь как она, – сказала бабушка.
Это меня поразило.
– Я вижу её в тебе, – сказала она.
– Ты мне тоже её напоминаешь, – сказал я.
Её глаза расширились.
– Если подумать, – продолжил я, – ты тоже настойчивая и упрямая.
Она продолжала смотреть блестящими глазами. И вдруг поморщилась.
– Что такое, бабушка?
Она покачала головой.
Трещал огонь. Мы смотрели на его танец.
Глава 31. Стрэнг
После Рождества погода испортилась.
Снег не прекращал сыпаться. Гранитные утёсы чернели на его фоне. Расщелины заполнялись им. Газон превратился в одинокое белое поле, которое навещала только птичка в маске Зорро.
Главную дорогу посыпали песком и солью, поэтому по ней можно было ездить, но по радио постоянно рассказывали про заносы и аварии. Какой-то идиот, решивший в одиночку сходить в горы, потерялся. Его нашли на следующий день замёрзшим насмерть.