Говорят, в сумерках можно не заметить волка даже стоя от него в десяти ярдах и глядя прямо на него.
Я закрыл сковородку крышкой, открыл заднюю дверь и прямо в носках вышел на край лужайки. С горы падала белая вода. Вода вытекала по трубе из ванной.
Я засмотрел темноту до дыр.
Ничего.
Я вернулся в кухню. По подъездной дорожке ехала машина. Я пошёл в гостиную чтобы посмотреть, кто это.
Это была чёрная машина Дэнни Скотта.
Я отошёл от окна и поспешил к телефону под лестницей. Положил палец на девятку.
Полиция не успеет вовремя.
На кухне, на разделочной доске лежал нож для овощей. Я вспомнил ночь ножа, оставил его на месте и вернулся в гостиную.
Машина всё ещё была там, низкая, чёрная, она урчала в темноте.
Включились фары, осветили деревья. Двигатель рявкнул. Снова рявкнул.
– Кто это? – крикнула бабушка, спускаясь по лестнице в своём розовом халате. Её волосы были мокрыми после душа. Она прошла мимо меня.
Я прикусил губу.
Машина рыла землю, как бык, готовящийся рвануться вперёд.
– Ну, у него…
Я не слышал конца предложения, потому что машина снова взревела. Бабушка села на табуретку и начала натягивать мартинсы.
– Бабушка!
Она подошла к двери, подняла руку к щеколде.
– Они тебя побьют!
– Кто?
Не было ничего даже близко настолько ужасного, как бабушкин взгляд.
В конце концов, мне пришлось взглянуть ей в глаза.
– Дэнни и Стив Скотт.
Бабушка открыла дверь и уверенно вышла наружу.
Я схватил дубинку из корзины с тростями и поспешил за ней.
Без обуви я шёл медленно. Бабушка уверенно подошла к машине и постучала в окно.
Двигатель взревел, грязь полетела брызгами. Бабушка вскрикнула, когда машина сорвалась с места, слегка уйдя в занос и чуть не проехав по её ногам. Мне без обуви пришлось переступать канаву аккуратно. Машина затормозила, развернулась на углу и повернулась к нам. Летящая грязь, рёв двигателя. На секунду бабушкины халат и мартинсы светились ярче летнего дня в свете приближающихся фар. Я схватил бабушку и оттащил назад. Машина пронеслась мимо нас, ревя, как бензопила. Взметнулись мёртвые листья, бабушка упала на меня. Всё утихло, листья замерли. Мы слушали, как машина спускается по дороге, выворачивает на главную и исчезает.
– Что происходит, Лукас?
Я не ответил.
– Мы не можем терпеть подобные угрозы.
Она пошла к дому.
– Бабушка! Что ты собираешься делать? – я робко пошёл за ней по гравию.
Она влетела в дом.
– Пожалуйста, не надо!
Когда я вошёл, она уже поднялась по лестнице.
– Бабушка!
Хлопнула дверь спальни.
Я вернулся в гостиную и стал ждать, когда она спустится.
Я ходил по комнате, бабушка не возвращалась. Я сел на колени у камина. Почиркал тремя спичками, пытаясь разжечь камин. Загорелась бумага, потом растопка.
Я подошёл к окну, чтобы задёрнуть занавески, и замер. На лужайке стоял волк.
Голова низко опущена, верхушка черепа и позвоночник слились в единую горизонтальную линию. Он смотрел на меня. Он смотрел на меня так, как животное смотрит на другое животное. Моё сердце яростно забилось. Стеклянная преграда между нами ни капли не успокаивала. Всё замерло, и я знал, что если я двинусь – случится что-то ужасное.
Его ноздри расширялись и сужались. Миндалевидные глаза на огромной голове были неожиданно маленькими. И янтарными. В остальном он был серым с парой белых пятен на щеках и ногах. Вдруг огонь отразился в стекле между нами, а с ним книжные полки, мебель и я. Я стоял один, посреди комнаты, тонкий и бледный, встревоженный, будто очевидец ужасной катастрофы. Темнота снаружи скрылась за отражением огня. Газета прогорела, и теперь в камине полыхали низкие языки пламени. Отражение побледнело, я снова увидел сад. Он был пуст.
Я рванулся вперёд, сложил руки на стекле и наклонился поближе, чтобы свет камина не мешал.
Ледяное стекло на моём лбу.
Тьма.
Холод.
Ночь.
Глава 39. Месть
– Ты думаешь, я свихнулся, Малки?
Малки высморкался и пробормотал что-то неопределённое.
– Спасибо огромное, приятель.
Мы прислонились к перилам балкона над проходной у стеклянного входа и смотрели на вестибюль. Мы не обращали внимания на подъём к парковке или кусочек Травяного Холма, торчавший из-за деревьев.
– Ну, ты ходишь к психиатру.
– К психологу.
Малки мрачно осмотрел меня и снова опёрся на перила.
– Ты же проводишь время за всякими выдумками, да? – спросил я. – Ну и какая разница между ними и моим волком?
Малки свесился с перил и задумался. Снизу ходили люди. Малки выпрямился.
– Разница в том, что я знаю, что мои игры это фантазии. Но ты думаешь, что волк настоящий.
– Я его видел. Его даже в новостях показывают. О нём говорят люди.
Малки скривился и зажмурился.
– Ну давай, – проворчал я, – Скажи мне правду, Малки.
Он открыл глаза, его лицо стало спокойнее. Я думал, что без самовыродка мудрости не обойдётся. Малки потряс головой как вылезшая из воды собака.
– Что? – спросил я.
– Ничего. Думал, что сейчас чихну. Так вот, ответ на твой вопрос: то, что об этом говорят люди, ещё не значит, что это правда. Люди говорят о пришельцах, но пришельцев же не существует, так?
– Ну, никто не знает, существуют они или нет, так?
Он посмотрел на меня так, будто я и в самом деле сошёл с ума. Я покраснел. Малки вновь облокотился на перила.
По дороге приближалась полицейская машина.
Она подъехала ко входу и остановилась.
Открылась дверь. Из неё вышел констебль Стрэнг.
Мы смотрели, как он входит в школу. Входит, осматривается и подходит к проходной. Обменивается парой слов с секретарём, пересекает вестибюль. Я не двигался. Стрэнг остановился прямо под нами. Я молился, чтобы он не посмотрел вверх. Он снял фуражку, мы с Малки увидели его макушку. Появилась секретарша директора, поздоровалась со Стрэнгом и они исчезли из поля зрения.
– Интересно, что ему нужно, – сказал Малки.
Я не ответил. Мне стало страшно, что Стрэнг пришёл отомстить мне.
Звонок обозначил конец перемены. Малки в своей куртке-спальнике ушёл, я отправился на урок мисс Эндрюс, с ужасом ожидая констебля Стрэнга.
Теперь, когда мы дочитали «Зов предков», мисс Эндрюс хотела устроить дискуссию. О чём бы она ни была, я не мог на ней сосредоточиться: я мог думать только о констебле Стрэнге. Я не обращал внимания даже на Стива Скотта.
Если Стрэнг устроит мне неприятности, то мистер Бонд выгонит меня из школы, как он обещал. Служба помощи детям исполнит свою угрозу забрать меня от бабушки.
Я осознал, что в классе стало тихо, и осмотрелся, чтобы понять, почему. Почти все таращились на меня.
– Лукас? – позвала мисс Эндрюс.
Я моргнул.
– На случай, если ты не слушал, я повторю вопрос. Какая у автора точка зрения на общество?
Стив повернулся на своём стуле в мою сторону. Он двигался нарочито размашисто, будто бы сгорая от нетерпения услышать мой ответ.
– Как думаешь, он считает, что общество слабо? Что природа намного сильнее?
Стив ехидно ухмылялся.
– Я не знаю.
Но мисс Эндрюс ответ не удовлетворил.
– Ну давай, Лукас. Он предпочитает общество или природу?
Мой мозг заело. Я отвернулся и увидел гору.
Автор считал, что природа тебя убьёт.
Или это сделает общество.
Одно из них тебя убьёт.
Открылась дверь. За ней стояла секретарша мистера Бонда.
– Прошу прощения, мисс Эндрюс, – сказала она, – но директор вызывает вашего ученика.
Во рту пересохло.
– Стива Скотта.
Все уставились на Стива.
Стив непринуждённо встал. Его волосы были залиты гелем до совершенства, не считая дурацких прядей над ушами. Он вышел, сверкая своей ухмылочкой.
Когда дверь закрылась, класс зажужжал. Мисс Эндрюс хлопнула по столу.
– Тихо!
Жужжание не прекращалось.
– Эй, вы, а ну молчать!
Следующий урок уже почти начался когда появился Стив Скотт. Он шёл на меня с каменным лицом. Я так усердно игнорировал его, что даже задрожал. Проходя мимо, он толкнул меня плечом. Когда я вошёл в класс, моё сердце стучало как пинбольный флиппер, чеканящий шарик.
Я не мог понять, что значило выражение на лице Стива.
Но что бы оно ни означало, это было не к добру.
Глава 40. Щенок
Бывает так, что у тебя есть проблема, но ты ничего с ней не делаешь. Это может быть дырка в ботинке, на которую ты не обращаешь внимания, хотя и стоило бы, потому что каждый раз, как идёт дождь, у тебя промокает носок. Или это может быть тот факт, что ты всю зиму ходишь в школу без дождевика. Или что в твоей жизни есть волк.
– Сегодня ты много молчишь, – сказал Иэн.
Мы сидели друг напротив друга в этой дурацкой комнате, в тех же дурацких креслах. Иэн ждал, я откусывал заусенец, радиатор мучился желудком. В небе ещё оставалось немного дневного света. Впервые за всё время, которое я сюда ходил.
– Ты о чём-то думаешь?
Мне было интересно, что Иэн подумает, если я расскажу ему про волка. Малки, похоже, думал, что я мог спятить. Бабушка в волка не верила. Шеридан Бенедикт верил, но хотел его убить. Дебс… Дебс видела его, но после этого она не хотела иметь со мной ничего общего.
– Вы видели в новостях про волка? – спросил я после долгого молчания.
– Ты о каком волке?
– О том, который убивает животных на холмах.
Иэн кивнул.
Я ничего не добавил.
– Тебя интересует этот сюжет? – спросил Иэн.
– Не особо, – сказал я.
– Нет, – подтвердил Иэн.
– Что вы о нём думаете? – спросил я.
– Что ты о нём думаешь? – спросил Иэн.
Боже, как с ним было трудно.
– Нет, я первый у вас спросил. Что вы о нём думаете?
– В каком смысле?
– В смысле, что вы, блин, о нём думаете?
– В смысле, волнуют ли меня волки? Или то, что фермеры теряют скот? Или призыв убить то, что убивает скот?