Грузовик по-брежневски присосался к стыковочному узлу, автоматически запуская системы жизнеобеспечения в орбитальном комплексе.
Бортинженер произвёл необходимые для стыковки манипуляции, уровнял давления и попал через галерею переходных люков в гостиницу, где сразу избавился от скафандра. Нос вёл себя прилежно, зуд бесследно исчез.
Космический отель вполне мог служить убежищем для экипажа станции, преподнеси космос или человеческая халатность неприятный сюрприз, но, разумеется, был доставлен и собран на орбите для более… приземлённых целей. Самый дорогой курорт при минимуме пространства. Связки таблеток и притупляющие ощущения вестибулярного аппарата уколы – включены! Зато, какие просторы открываются за вашим иллюминатором. Туристический рай.
Первый оказался в каюте с большими, как сердце любящей матери, иллюминаторами. Всего номеров было четыре, для комфортного пребывания на борту семи человек. Комплекс включал функциональные узлы: санитарно-гигиеническое устройство, обеденный стол, систему подогрева пищи и спортивные агрегаты.
Он прильнул лицом к стеклу и увидел освежёванную тушу мироздания.
Миллиарды светил полыхали перед его взором. Он не спал больше суток, фотографировал, фотографировал, фотографировал, и внезапно усталость обрушилась на него. Хотелось закрыть глаза и не открывать их минимум двенадцать часов. Пусть привыкнут к темноте. Только сначала захватят с собой этот далёкий огонь, сорванный с незамутнённого неба. Переливы гигантских галактик, юрких и непоседливых. Блеск надменных туманностей. Зайчики Юпитера, отражающего свет самого близкого Солнца.
– Теперь только ты, – погрозил он пальцем. Предупредил пыль и свет – до и после гелиопаузы.
Недолго «побродил» по номерам, сонно удивляясь кубистической мебели, мозаике, мрамору, массивному дереву, дорогому текстилю. Столько зеркал… и в каждом приведение – он сам. В каюте №3 взял наугад книгу (подпружиненные стенки полки сразу же стиснули оставшиеся фолианты). «Ракета в межпланетном пространстве» Германа Оберта. Полистал, закрыл, вбил между двух корешков клином кисть и вернул книгу на место.
Потом устроился в спальном мешке, натянул на глаза повязку, застегнул под горло молнию и погрузился в трясину сна.
Командир потел на беговой дорожке. На нём были шорты и рубашка-поло, в руках – карманное издание «В плену орбиты» Кэйдина.
Состояние свободного падения приводит к потере эритроцитов, мышечной и костной массы. Больше всего страдает скелет. Командир боролся за своё тело, отвоёвывая его у космоса.
Он повернулся, только когда вопрос бортинженера хлопнул его по шее.
– Как ты сегодня?
– Бегаю по лесу. Дождь намечается. Чувствуешь? Озон?
Первый сглотнул.
– Нет.
– Ха! Я тоже. Знаешь, что самое страшное? Разучиться себя обманывать.
Бортинженер сунул ступни под поручень, подтянул тело. Практически сел. Было в этой картине – Первый на корточках на сферической переборке, перпендикулярно бегущему внизу командиру – нечто эшеровское.
– Я ночевал в гостинице, – сказал бортинженер.
– Зачем тебе это? Отпуск в номере люкс? – Нечто отдалённо похожее на смешок. Уродливый клон смеха.
– Книг привёз.
Кивок. Пауза. Первый принялся массажировать пальцами глаза. Сказал:
– Второй по-прежнему не выходит. Я за него переживаю.
– А?
– Второй…
– Оставь его в покое. И подумай о холодильной камере.
Командир отключил дорожку, сунул книгу в шорты и взял влажное полотенце. Первый со странным чувством глянул на велотренажёр: давно его мышцы не сочились соком, давно… начинаешь вертеть педали над Южной Америкой, а заканчиваешь на втором круге над Австралией.
Воспоминание заставило поискать глазами другой предмет. Бортинженер испытал неприятное чувство дезориентации, когда не сразу смог обнаружить то, что искал. А потом понял. Иллюминатор был на месте, просто его широкий плоский экран скрывала шторка, края которой были приклеены к металлическим направляющим липкой лентой. Он наложил на него образ запечатанного иллюминатора лаборатории.
– Ну?
Первый с трудом вспомнил, о чём говорил командир.
– Э-э… А что с камерой?
Командир долго смотрел ему в глаза. Этот взгляд старался отменить невесомость, кинуть бортинженера на щиток сигнализации.
Сдался.
– Ничего. Ты что-то хотел?
Первый подумал. Да, он что-то хотел… Дождя? Предгрозового неба? Запаха сырой земли, ощущения топкой грязи под ступнями?..
– Покер. Как насчёт покера?
– Его придумали в Древней Персии.
– Нет… как насчёт…
– Да понял. Давай в инфоцентре.
– У меня фул хаус.
– А вот тебе! Бубенцы!
– Ты точно знаешь правила?
– У меня масть! – Первый примагнитил к планшету собранную «руку»: бубновый флеш.
– Да вижу я, – усмехнулся командир. – Только фул больше.
Он с гордостью глянул на свои карты. Тройка тузов и пара королей. Особенно красиво смотрелись короли: «червовый» Гагарин и «пиковый» Титов.
– Точно?
– Старшая карта, пара, две пары, – начал перечислять командир. – Три одинаковых, стрит, флеш, фул хаус, каре…
– Хорош! Верю на слово.
– Сколько там в банке было?
Первый подсчитал в уме. Фишками они не пользовались – устные ставки.
– Сорок.
– Ого. Мне фартит.
Командир провёл пальцем по плотному прозрачному кармашку на переборке, нашёл нужный шприц и извлёк его из-под резинки. Пятьдесят миллилитров коньяка янтарным стержнем покоилось в пластиковой обёртке.
– За нас, – сказал он и выдавил в рот почти весь коньяк.
– Допивай уже. Кому эти слёзы?
– Кому-кому. Не слёзы, а десять фишек.
– Закусил? Шлифуй.
Командир довольно крякнул и взял колоду намагниченных карт. Тасовать такие, да ещё в невесомости – тут надо постараться.
Следующие две партии взял капитан, потом четыре подряд – бортинженер. В сумме вышло на наполненный всклень двухсотграммовый граныч. В голове приятно шумело. Тёплая ванная невнятных мыслей, обжигающие капельки на языке.
Орбитальная винная карта включала пиво и коньяк. Решили не мешать. Взбалтывать чудесный грузинский напиток пивом – кощунство.
– Эгей!
Капитан наконец-то сорвал куш. Он сочно рассмеялся, не попав пухлым шприцом в воронку губ. Бортинженер прыснул слезами от хохота.
Потолочные лампы учащённо заморгали, потухли, снова вспыхнули. Мягкий свет упал на лица смеющихся мужчин. Им было хорошо. Им было весело. Да. Также верно, как и то, что запущенный в невесомости бумеранг вернётся обратно.
Командир сказал «пас». На следующей раздаче Первый вернул любезность. Выпили. Закусили.
– Моя приготовит запеканку, – сказал бортинженер.
– А? – не понял командир.
– Когда прилечу… Самую восхитительную картофельную запеканку во вселенной. Будь уверен! С грибами и сыром.
Командир медленно кивнул.
– А твоя?
– Не знаю… – Командир прилепил карты к планшету. Его рука дрожала. – Меняю две.
– Да ладно тебе. Колись. Что любимое? К чему благоверная приучила?
– Блины с яблоками… я скучаю по блинам с яблоками…
Весёлость куда-то ушла. Только мир вокруг не замечал этого. Лез в душу, колупал, сгрёб.
– Скорей бы увидеть своих, да? Чур ты к нам первый в гости. Стол организуем, посидим. Ты обязан попробовать запеканку! И никакого коньяка в шприцах! Только из запотевших бокастых рюмок!
– Слушай, хватит, хорошо? Я больше не… – Командир стиснул виски, желваки вздулись. Несколько секунд он смотрел слепыми глазами, потом сломленный невыносимой тишиной, ещё более громкой в гуле вентиляторов, дёрнулся, ухватил бортинженера за воротник комбинезона. – Хватит ломать эту комедию… чёрт, грёбаный идиот!.. Хватит притворяться! Не надо всего этого! Земли, рюмок, тебя!.. – Пьяные красные глаза вглядывались в лицо Первого. – Что, твою мать… ты что действительно не видишь? – произнёс он слабея. – Да? Не видишь, что произошло? Не хочешь видеть…
Белые пальцы разжались. Бортинженер отплыл немного назад, насколько позволили удерживающие ремни. Клацнули карабины. Он смотрел на командира почти снисходительно, понимающе. Кивнул на кармашек с порциями конька.
– Врежем?
Командир открыл рот, закрыл. Как-то обвис в креплениях. Он словно увядал, старел с очередным вздохом. Не дышал – шагал через года. Прямо по Батлеру, у которого «жизнь – усталость, растущая с каждым шагом», бегом, с безумной скоростью. Широкоплечий мужчина уже не казался таким высоким.
– Давай.
– Всё нормально?
– Ты этого… извини.
– Да ничего.
Первый достал два больших шприца без игл.
И они врезали.
…В мгновение всё изменилось. Пришла смерть.
Очень быстро. Вспышкой. Но с тем же успехом могли пройти года. В пробоину смотрел чёрный зрачок космоса. Метеорит? Взрыв?
И, конечно, на них не было скафандров. Вакуум хлынул внутрь модуля. Давление вскипятило растворённые в крови газы, расширившийся воздух разорвал альвеолы, боль толкнула сознание к краю…
Первый дёрнулся, забился в спальном мешке.
Всего лишь сон. Ну ладно – всего лишь кошмар.
Стараясь игнорировать похмелье, Первый перекусил сушёными фруктами и высосал литр минералки. Аттрактор затылка ломился от давления. Боль стучала равномерно и настойчиво, точно подпёршие дверь Свидетели Иеговы[1].
Перекусив, он вскрыл вакуумную упаковку и извлёк новенький комбинезон, тщательно пропылесосенный на Земле, чтобы лишняя пыль не забивала фильтры, без единой торчащей ниточки. Никаких пуговиц – нечего им плавать по всей станции.
Старый комбинезон он снимал, словно нечто радиоактивное. Запах был ещё тот. Хотя, может, следовало повременить с заменой… день или два?
Первый высвободил две штрипки на брючинах и, точно в стремена, пропустил в них ступни, закончил с комбинезоном и снова потянулся к бутылке с водой.