шёпотом) А то подключатся на другую волну.
Дизов. Есть одно стихотворение. Его любил отец. Буквально заставил выучить наизусть. Правда, там много неизвестных имён и названий.
Голос. Страшного ничего. Признательны будем. Просим.
Дизов. Хорошо. Поехали. Называется «Потерянная философия».
Фантастика. Но не как цель, как средство.
Так было раньше. Сколько умных книг…
Разумный океан в «Солярисе» у Лема
Свершением чудес жёстких полон каждый миг
«Непобедимый» и «Эдем» – контраст знакомства
С цивилизацией чужой. Но это – инструмент
Каркас, декор, всего лишь яркая обложка
В общей проблеме, смысле – просто рудимент
На первом плане человек, его стремленья
Нелёгкий выбор – человечность или долг
В горниле испытаний – путь перерожденья
Борьба с самим собой, реанимации урок
Я вспоминаю те миры, с восторгом, с упоеньем
И перечитывая строк знакомых бег,
Передо мною красота и глубина чужих творений
И если хаос звёзд, на фоне этом человек
Как трудно богом быть, поздно узнал Румата
Пришельцы на обочине устроили пикник
«Фиаско» – словно часть научного трактата
Пульсары, криогены… глубже? психологии тайник
Ван Вогт! А Роберт Шекли! Саймак!
Через фантастику несли нам мысли лик
Теперь? Лукьяненко, Перумов, иже с ними
Романы превратились в динамичный боевик
Масштабность действий, Марс, плутоний
Готовые сценарии. Фантастика – как цель
Дают мне просто чтиво, простоту погони
За красочностью. Где же к размышленьям дверь?
Пауза. Откуда-то издалека звук льющейся воды
Голос. Плакать так стыдно, но прелестны эти строки были.
Ведущий. А наше эфирное время подходит к концу…
Голос. Поэт дорогой, к нам на спутник давайте сейчас. Стихами вашими покорены мы. Коктейли земляные, девочки…
Дизов. Спасибо, воздержусь…
Голос. Жаль. Хорошего всего.
Ведущий. До свидания. (гудки).
(эфирные шумы) Голос. Мммяяяааааа….
Ведущий. А этот как пробился? (гудки).
Дизов. Не эфир, а проходной двор.
Ведущий. А мы заканчиваем. И последний вопрос нашему уважаемому гостю, писателю-фантасту Евгению Дизову: почему вы назвали сборник «Вымя фантазий»?
Дизов. А почему – нет?
Ведущий. Но всё-таки! Я предполагаю, нашим слушателям было бы очень интересно!
Дизов. Не оскорбляйте слушателей предположениями об отсутствии у них воображения. Но если вас так донимает этот вопрос, читайте folio verso[7]…
Таксофон
Святослав стоял в будке таксофона и решал, кому позвонить.
Потёртой монеткой над крышами висела луна. Небо перестало сыпать белым, но за целый день превратило лавки и кусты в сугробы, а зданиям и деревьям связало пушистые головные уборы. Дома на противоположной стороне улицы горели маячками уединения. Святослав смотрел на жёлтые прямоугольники чужих окон, продавленные на белом фасаде, – то ли здание было выкрашено светлой краской, то ли метель умудрилась припорошить и стены, – и ему вспомнились слова Стаса:
– Будто кто-то очень аккуратно пописал на снег, нарисовал струёй квадраты.
Святослав улыбнулся, прислонился лбом к стеклу. Шапка сбилась вверх, и он одёрнулся от липкого холода будки. Сигнал в трубке ждал номера. Любого.
С галдежом и снежками мимо пронеслись школьники. Святослав узнал ребят из старших классов и был рад, что никому не пришло в голову, взять таксофон под обстрел.
Он выбрал окно на шестом этаже – украшенный гирляндами балкон, встал вполоборота к автомату, чтобы не потерять окно из вида и, не глядя на клавиши, набрал номер.
– Что?! И часа не выдержал?! – закричала трубка, когда оборвались гудки.
– Простите…
– Кто это?!
Голос женщины был наполнен слезами и яростью.
– Вы меня не знаете, – пробормотал Святослав. – Я просто хотел с кем-то поговорить. У вас такой красивый балкон…
– Что? Он всё-таки вернулся к вам! И попросил тебя позвонить! Сволочь! Скажи своему отцу, что у него есть и другой сын!.. Нет! Уже нет! Больше нет настоящей семьи! Передай своей маме, пусть забирает его!
По проводам тёк плач.
– Не надо, не плачьте. Вы не поняли… Я вас не знаю. Просто… просто могу позвонить в любую квартиру, если смотрю на окна… пальцы сами набирают номер… Это мой – дар, – добавил Святослав с гордостью.
– Что?.. Мальчик, о чём ты… боже…
Гудки. Он нажал рычаг «сброс» – отпустил. Сшитая мамой рукавица прохудилась на мизинце. В украшенном гирляндами окне стоял тёмный силуэт.
Мальчик стал искать другое окно.
Нашёл. Опустил в прорезь монетку и позвонил. Тому, кто встречал вечер за оранжевым прямоугольником тёплого света.
Ждать пришлось долго. Он уже хотел дать отбой, но тут детский голосок сказал:
– Алё!
– Привет, – сказал Святослав, обрадовавшись, что не слышит слёз. – Как тебя зовут?
– Дина. А ты кто? Мы ходим вместе в садик?
– Нет. Я немного постарше. Хожу в школу.
– Классно! – пискнула девочка. – Но я тебя не знаю…
– Меня Свят зовут. И я могу звонить в любую квартиру, не зная номера.
– Классно!.. А как это?
– Хм… Смотрю на свет в окне, словно пытаюсь заглянуть внутрь, и набираю наугад номер. Два года назад мама пошла к подруге, а папа пришёл пьяный и не хотел ложиться спать… мне страшно, когда он пьяный, даже когда тихо курит на кухне… Я хотел, чтобы мама быстрей вернулась, но не знал номера тёти Светы. Только окно, оно через двор напротив нашего. Мама не звонила, и я взял телефон, забрался на подоконник. Я смотрел в окно напротив, очень хотел дозвониться, услышать маму, закрыл глаза и набрал номер. И услышал маму…
– Это сказка? – спросила Дина и захихикала.
– Наверное, нет.
– Теперь ты – мой друг… Ой! Мне надо идти, бабушка пришла…
– Пока, Дин. С Новым годом!
Гудки.
Святослав улыбнулся оранжевому окну, помахал свободной рукой.
Ещё один звонок – и пора. Он не хотел идти домой, но мама будет сильно переживать. Ждать их обоих – отца с вечеринки и сына из школы. Стоять у окна и смотреть в сумерки. Они очень похожи – он и мама. Разница лишь в том, что он помещается на подоконнике, так удобней ждать.
Святослав смотрел на горящие окна.
Очень многое хотелось рассказать человеку, который поднимет трубку. О своих друзьях, о слезах мамы, о новом рюкзаке, о ещё не украшенной ёлке, о рыжеволосой Оксанке с первой парты, которой он носил каждый день конфеты, но никогда не решался угостить…
Снова пошёл снег. Казалось, липкие жирные снежинки сыплются прямо из луны, из серебряной дырки в тёмном небе… из высокого окна. За таким окном может сидеть и смотреть на мир только очень мудрый и добрый человек.
Святослав нашёл в кармане самую блестящую монетку.
Он долго смотрел на полную луну, потом улыбнулся и, не отводя взгляд, набрал номер.
Когда не останется домовых
Посвящается Алексею Жаркову.
Мы всех победим, друг.
Не, ну точно.
Выбора ведь нет.
Если у вас с потолка течёт вода – какие варианты?
Не много, вы правы. И почти все связаны с соседями.
Но вдруг всё гораздо проще? Вдруг это мочится домовой? Мочится прямо на ваш потолок?
В большинстве случаев, так и происходит.
Потому что, когда домовой мочится на потолок (разумеется, вы его не видите, поставьте себя на место домового) – это всегда к несчастью.
К маленькому. Или побольше. Порой – очень большому.
В первом случае вам придётся затевать ремонт. Во втором долго судиться с соседями и спать в сырой постели. В третьем…
…звонить мне и Лёхе.
И тогда, какое-то время мы поживём у вас.
Возможно, очень долго.
Чтобы всё решить.
С одного бока на другой. Не помогало.
Когда я ложился ухом на подушку, то слышал отражённый пульс – словно кто-то осторожно ступал по хрустящему снегу. Сон не шёл. Не спешил, пройдоха, растворить ночные страхи, точно таблетку аспирина. Возможно, именно его шаги я и слышал – трусливо удаляющиеся, хрустяще-снежные.
За дверью бушевал холодильник. Тот, что в коридоре, запасной, набитый мясом и пойлом. Он рычал, ревел, стонал. В нём поочерёдно включалась бензопила, пытался завестись находящийся при смерти мопед, клокотала какая-то хриплая тварь, гудела перегруженная высоковольтная линия. А иногда все эти ребята исполняли хором.
Встать бы, да обесточить многоголосого подлеца, но я боялся, что окончательно спугну сон, и тот бросится наутёк во все ноги.
А потом зазвонил мой сотовый.
Это причинило мне неудобство. Напугало до икоты.
Потому что телефон лежал на стуле. Там же валялась задняя крышка корпуса, симка и аккумулятор. Всё по отдельности.
Телефон это не смущало. Он звонил.
– Лёх! – крикнул я. – Подъём! Началось!
Больше чтобы взбодрить себя.
Лёха не отозвался.
Я спустил ноги с кровати и поискал пальцами тапочки. Не нашёл.
Ну – ничего странного.
Началось ведь.
Я включил висящий на шее фонарик. Я часто сплю с фонариком. Особенно в чужих квартирах. Особенно на работе.
С чем только на шее мы не спали. Лёха так однажды даже с венчиком для взбивания. Безусловно, серебряным.
Чёртов мобильник продолжал звонить.
Я потянулся к стулу, чтобы нажать «сброс», но передумал. Не хотел касаться. Когда трезвонит сотовый без аккумулятора – это, знаете ли, нормальное желание. Точнее нежелание. С другой стороны, сотовый можно понять, – пройдя через километры дребезжащего конвейера и ненависть тысячи китайских рабочих, начнёшь названивать даже без динамика.
Я бросил на мобильник майку с изображением злобного клоуна из «Оно» Кинга, чтобы приглушить звук.
В тёмной прихожей подвывал холодильник, но уже потише. Почувствовал меня. Или что-то ещё. Луч фонарика выхватил лакированный журнальный столик, обувную полку, вешалку для зонтиков, ботинок, прыгающий в направлении кухни…