Я смотрю на скафандр, потом на командира. Он кивает. Я тяну скафандр за рукав. С усилием, но удаётся отлепить его от станции. Креплю страховкой к своему скафандру и разворачиваю. Светофильтр опущен и не открывается, мы ничего не видим. Рукав пустой на ощупь. Кирасу покрывает какая-то слизь, видимо, она выполняла функции «клея».
После небольшого отдыха возвращаемся. Под нами плывёт ночная Канада, видны огни рыбацких лодок. Мы словно летим над планетой, мы – я, Алексеевич и пустой скафандр.
Горизонт голубеет, раздаётся красным. Такому действу можно поклоняться. Проплывая возле иллюминатора своей каюты, я заглядываю в круглое окно и вижу Гуфи. Игрушку покрывает жёлтая плесень. Мне становится не по себе.
Осматриваю резиновые кольца, открываю люк и вхожу в шлюз. Время: 6.55.
Шлюзуемся, ждём, когда выровняется давление, выбираемся из скафандров. Хочется в туалет, хочется глотнуть коньяка, хочется сделать так, чтобы мы вернулись без жуткой находки.
Оставляем скафандр в шлюзе. На борту.
1 марта
Скафандр был забит плесенью, не покрыт изнутри, а полностью ей заполнен. Когда Володя открыл его, то из снаряжения хлынула зеленоватая пыль. Микроскопические грибы неуловимо закружились по шлюзовому отсеку. Невесомость!
Помещение и скафандр вычищали долго, пыль и плесень упрятали в пылесборник. Снова инспектировали станцию в поисках налёта – пострадала не только моя каюта, но и другие уголки «Мира». Всё тщательно протёрли и собрали. Потом сами отмывались в «бане» – в тепловой кабине.
2—7 марта
Ничего не помогает. Микроорганизмы возвращаются.
Заметили, что у воды появился неприятный привкус. Через два дня в отсеках стало резко пахнуть.
Завтра Международный женский день, а настроения на поздравления нет абсолютно. ЦУП наконец-то вышел на связь и сказал, что они не смогут организовать телевизионный сеанс с семьями – никто не придёт в главный зал управления, чтобы увидеть нас.
Володя постригся «под ноль». В невесомости этот процесс выглядит довольно забавно, но снимать не хотелось. Володе нездоровится.
Вечером я занялся физкультурой: беговая дорожка и велосипед.
8 марта
С праздником, дорогие женщины. Извините, что на бумаге, с опозданием.
Отношения внутри экипажа рассыпаются на глазах. В лучшем случае, Володя и Алексеевич просто избегают встреч и общих работ.
Я провел несколько часов у иллюминатора, смотрел на Землю. Планета вовсе не выглядит беззащитной, скорей, уставшей. В переходе Земля – Космос чувствуется некая гармония: черноту сглаживает свет звёзд, луны, неба, самой Земли. Белое перетекает в голубое, голубое – в синее, синее – в чёрное.
Поговорил по телефону с Настей. Остался осадок. Она повторяла одно и то же: «устала ждать, устала ждать, устала ждать…» Потом прервали.
12 марта
Может, я схожу с ума? Начались проблемы с головой? Так рано?
Утром, в бытовом отсеке видел Безяева. Он плавал под потолком, поверх комбинезона был надет свитер, а голова походила на изрубленный кусок мяса. Из ран вылетали шарики крови. На трубах и кабелях висела бахрома плесени.
Галлюцинация – а чем это ещё могло быть? – исчезла, когда я приволок в отсек Володю. Мы поругались, глаза бортинженера были красными и злыми, мне казалось, что он хочет меня ударить. Уговор не ругаться в первой половине дня давно забыт.
Ночью долго не мог заснуть. Колотилось сердце.
17 марта
С подъёма начала надрываться сирена. Я уже привык не застёгивать молнию спальника на всю длину – выскакиваю, как только срабатывает аварийный сигнал. Комплекс «гудит».
Отбивая звук, лечу к посту управления. Сирена смолкает и снова включается, интервал в несколько секунд. Служебный модуль слыхом не слыхивал об аварии, но сигнал орёт – мёртвого поднимешь. Заблокировали звук.
18 марта
Снова видел Безяева. Снова мёртвого. Но крови было больше, словно убили его вот-вот. Заплесневелый бытовой отсек заполнили тёмно-красные головастики.
Почти не спал ночью. А когда заснул, мне снился Даник, играющий на полу ванной комнаты с красными леденцами.
20 марта
Отказал насос откачки конденсата. Ну, теперь сирена хотя бы гудела по делу.
Я разобрал колонку и увидел, что торцы и фильтр забиты какими-то кубиками ядовито-жёлтого цвета. Снова проделки плесени, с которой уже никто не борется. Я поковырялся внутри проволокой и извлёк из колонки жёлтого червяка, покрытого коричневыми пятнами. Отвратительную змею, новую хозяйку станции. И это в герметичном орбитальном водопроводе!
22 (?) марта
Плесень – везде, всюду. Такое впечатление, что она была всегда, но мы её не замечали. Тончайшие нити грибка колышутся под потолком, на стенах, в углах, на трубах, люках.
Махровое царство, серое, жёлтое, красное, зелёное. Всё шелушится, покрывается чёрными и коричневыми точками, разноцветной корочкой и плёнкой.
25 (?) марта
00.31. Сирена. Вырубилась вычислительная машина №1 и СУД[9]. Развалилась ориентация, питания не хватает – низкие приходы. Перешли на минимальное потребление электроэнергии. Комплекс затих: помалкивают вентиляторы пылесборников, частично отключено освещение. «Мир» беспомощен, мы беспомощны. ЦУП молчит, тут явно дело не в баллистике. Почему это не волнует Володю и Алексеевича?
27 (?) марта
По-прежнему экономим электроэнергию. Гиродины, сверхточные органы ориентации, затормозились. Дрейфуем. Слушаем шёпот плесени.
(?) апрель
Володя стал совсем нервным, диким. Он перестал кашлять, но не выглядит здоровым. Я волнуюсь за его рассудок… или не волнуюсь… это трудно объяснить. Иногда кажется, что именно так и должно быть. Что так правильно.
Что-то меняет нас. Плесень?
Вирусы разрушают «Мир». Приборы выходят из строя один за одним. Мы абсолютно не контролируем ситуацию.
Сломался сигнализатор дыма и противопожарный датчик. Потом отказала система «Воздух» в модуле «Квант». Кое-как запустили. Вечером снова аварийный сигнал – система регенерации воды из урины. Сменили резервуар сбора остатка. Постоянно рычали друг на друга, и, в конце концов, Володя ударил меня в лицо. Я ответил. Покувыркались в невесомости, но остыли.
Снилось, что бью по лицу Володи молотком.
(?) апрель
Задыхаюсь. Задыхаюсь. Задыхаюсь…
Перечитал свои записи и стал задыхаться. Словно проснулся под водой. Откуда столько спокойствия в словах, эта ужасающая отстранённость? Мы едва не потеряли комплекс из-за неполадки в управлении транспортника! К станции «прибило» заполненный плесенью скафандр! Всё ломается, постоянно ревёт сирена! Эти ссоры, драка с Володей, накатывающая волнами агрессия! А призрак мёртвого – убитого! – Безяева…
Реально ли всё это? Я не знаю… сейчас, когда мне страшно и не хватает воздуха, – не знаю!
А ещё эти разговоры в моей голове. Они появились недавно. Параллельно размышлениям слышатся посторонние голоса: словно два незнакомца спорят по телефону. Словно кто-то подключился к моим мыслям…
(?) апрель
Галлюцинация. Опять Безяев, но на этот раз с Луцким. Кошмар словно отмотали на начало.
Я видел, как Луцкий подплывает к Безяеву со спины с трёхствольным ТП-82 в правой руке. Космонавтов вооружают охотничьим пистолетом для защиты от зверей, для охоты и подачи световых сигналов в случае посадки в безлюдной местности. На нашем транспортном корабле был такой же.
Луцкий размахнулся. К рукоятке пистолета крепился приклад-мачете. Удар пришёлся Безяеву в темечко, влажно чавкнуло. Лезвие мачете удалось извлечь из черепа не сразу. Луцкий перевернул напарника и принялся рубить лицо. Делал он это без спешки и излишней силы замаха, чтобы совладать с отдачей.
Кровь собиралась в шарики, растекалась плёнкой по потолку. В бытовом отсеке не горели лампы, но видно было хорошо – светилась плесень на стенах.
Лицо Луцкого – лицо убийцы – было абсолютно спокойным, болезненно-бледным, истощённым, но спокойным. Закончив с Безяевым, он взвёл два курка, приставил пистолет к виску и стал чего-то ждать. Шарик крови подплыл к его рту, ударился о тонкие губы и отлетел. Луцкий опустил пистолет, отсоединил мачете и отбросил в сторону, ТП-82 швырнул в другую.
Он казался реальным, когда проплывал мимо меня. Реальным, как приборы на стенах. Меня затошнило.
Я следовал за ним до шлюзового отсека, но убрался в каюту, как только понял, что собирается сделать Луцкий. «Выйти». Даже учитывая тот факт, что в открытый космос надумал выбраться призрак, я не хотел находиться рядом.
Ночью я видел Луцкого за «окном».
Он уплывал.
(?) апрель
«Грузовик» не пришёл. Не причалил к станции, не привёз запах лимонов и яблок, почту, посылки из дома, разносолы и сладости. Модуль «Квант» забит «мусором», скоро его негде будет складывать.
(середина?) апреля
«Мир» похож на огромный организм, который болен. Слизь. Белёсые следы. Бактерии портят оптику, безжалостно грызут оборудование, лакомятся облицовкой. Но плесень видится не причиной – следствием. Знаете… как слёзы после обиды, а не сам удар.
(?) апрель
…за иллюминатором что-то двигалось, ворочалось в звёздном сне, тёрлось о корпус станции закрытым веком…
…я смотрел, как ледяная ночь меняет формы, играет чёрными красками…
(?) май
Грибок. Мерзкий налёт. Плесень.
Она выделяет какой-то газ, ведь так? Поедает станцию, разрушает оборудование и системы… насколько опасно её «дыхание», её споры? Может ли плесень стать причиной перемены в поведении Володи? В замкнутости Алексеевича? Моей апатии?
Или всё это из-за «мёртвого дома»? Из-за стресса? ЧП с СУД случилось несколько недель (месяц?) назад. На станции погас свет, замолчали вентиляторы, заснули приборы. «Мир» превратился в «мёртвый дом» с тремя разругавшимися в хлам родственничками. Очень сильный стресс. У меня начались головные боли, особенно невыносимые, когда мы с Володей и Алексеевичем пытаемся реанимировать комплекс. Голова проходила только, когда я оставался один в своей каюте. Галлюцинации не повторялись… Безяев умер, а Луцкий ушёл в космос.