гов беседует о чём-то с урядником Садыков, матерно отчитывает провинившегося грека Кондрат Филимоныч, или тянет бесконечные гортанные рулады рулевой-тиролец.
А запах… лаванда? Жимолость? Кто его знает… на ветру все запахи должны мгновенно улетучиваться, но, похоже, хрустальный купол удерживал и их, окутывая собеседником облаком легчайшего аромата.
«Я, кажется, теряю голову, – в замешательстве подумал Семёнов. – Что за ерунда! Мужик под пятьдесят, а тут… нет, эти сантименты надо решительно гнать от себя!»
Мысль эта оказалась такой неуместной и раздражающей, что он даже помотал в досаде головой. Берта понимающе улыбнулась.
«Она что, мысли читает? – опешил начальник экспедиции. – Нет, отставить панику, я просто раскис из-за вынужденного безделья. Вот придём в Занзибар, и там закрутится – надо будет искать лошадей, собирать караван для экспедиции, закупать припасы…»
– Я давно хотела спросить вас, мсье Олег, – голос женщины был глубоким, низким, проникновенным… – вы ведь собираетесь далее путешествовать по суше? Понимаете, я давно мечтала увидеть большие африканские озёра. Но – слабой женщине опасно пускаться в такое странствие без надёжных и, главное, отважных попутчиков… попутчика. Не так ли?
«Берта превосходно говорит по-русски. А ещё – на полудюжине европейских языков и, кажется, на фарси, или хинди… так, кажется она рассказывала? Хинди… Индия… Мата Хари тоже танцевала индийские танцы? Фу ты чёрт, что за мысли лезут в голову, в самом-то деле…»
Олег Иванович обнаружил, что мямлит в ответ – что-то про опасности пути, про малярию, племена Ньям-ньям, замеченных, как ему точно известно, в людоедстве, о невыносимых для европейской дамы условиях африканской экспедиции. В ответ Берта поведала, что во время путешествия по Австралии (Господи! Да где она только не побывала?) она пересекла пол-материка в фургоне, сплавлялась на плоту по горным речкам Новой Зеландии и даже провела три месяца на полинезийском острове в обществе аборигенов. При этих словах на лице Берты мелькнула мечтательная улыбка – и Олег Иваныч поперхнулся вопросом. В самом деле, не по своей же воле она… может, кораблекрушение?
– Я отлично стреляю, мсье Семёнов, – продолжала меж хозяйка яхты, – и пять лет назад пришла второй на Малом Дерби. Поверьте, я не буду вам обузой!
Семёнов молчал, беспомощно озираясь по сторонам. Садыков, Садыков… куда, чёрт возьми, делся поручик? Шляется не пойми где, когда начальника экспедиции бессовестно охмуряют! Но нет, хрустальный купол надёжно скрывает их двоих…
«Помощи не будет, в отчаянии подумал Семёнов. – Сейчас он откашляется, и…»
– Кхм… простите, мадемуазель Берта. Если вы настаиваете, то, конечно… должен заметить, это весьма опрометчиво с вашей…
Прохладная рука легла поверх ладони мужчины. Олег Иванович до судорог в суставах вцепился в полированное дерево фальшборта – нет, нельзя, нельзя!
– Право же, мсье Олег – Берта неожиданно заговорила капризно-шаловливым тоном, более подходящим гимназистке, нежели европейской аристократке. – Это, наконец, нелюбезно – вы могли бы, согласиться хотя бы из чувства благодарности. И, к тому же – как можно расстраивать слабую женщину?
Она оторвала ладонь от его руки и зябко повела плечами, кутаясь в лёгкую кремового цвета шаль.
«Откуда оно взялась? – мелькнула мысль. – Соткалась из вечерних сумерек? А ведь и правда, посвежело…»
– Мне что-то зябко. – заявила Берта. – если вы не против, может продолжим беседу у меня в каюте? Стюарт подаст нам лёгкий ужин – за ним и обсудим все детали подготовки к НАШЕЙ экспедиции.
«Пропал. – понял Семёнов. – Как есть пропал, и никуда теперь не денусь.
Ноги сами несли его к ступенькам, вниз, откуда чарующе пахнуло – то ли лавандой, то ли жимолостью. Хрустальный купол, на мгновение дрогнул, пропуская гортанный возглас рулевого – и снова сомкнулся, отрезая всё и вся. Только вода шуршала за бортом, да слегка подрагивали, в такт мягким ударам волн, доски обшивки.
Тишина…
Часть вторая«Ваш курс ведёт к опасности!»
Туман над Темзой… штамп, не так ли? Сколько повестей, романов, рассказов, да и самых обычных путеводителей по Лондону содержат эту фразу? Несть им числа.
А что ещё можно написать, если над Темзой и правда туман? Сквозь него то и дело пробиваются гудки – то короткие, требовательные, то длинные, заунывные. Буксиры, катера, пароходики, баржи… вдоль берегов тянутся вереницы тусклых огоньков. Их две – одна неподвижная, равномерная: выныривает из тумана и тает в нём, подсвечивая белёсую хмарь тускло-жёлтым. Это цепочка фонарей на набережной. Электрических, конечно – никакого газа, мы с вами в Лондоне, джентльмены, а здесь, как известно, средоточие мировой цивилизации. Как только появляется на свете нечто новое, прогрессивное – его в первую очередь внедрят здесь. Правда, из-за океана уже скалит зубы молодой хищник, возомнивший о себе Нью-Йорк, вчерашняя колония, выкупленная когда-то у краснокожих аборигенов за 60 гульденов. А потом разросшаяся на виргинском табаке, хлопке с низовий Миссисипи, на калифорнийском золоте, на поте и крови ирландских, польских, шотландских и бог ещё знает каких эмигрантов. Её время ещё придёт, но потом, потом… А пока – над Темзой туман.
Считается, что джентльменам полагается обсуждать щекотливые дела в респектабельном клубе. Но у стен, как известно есть уши – даже если стены эти пропитаны духом самого что ни на есть британского аристократизма; даже если в них отродясь не было ни одной женщины; даже если покой посетителей оберегают строгие, важные как министры Её Величества ливрейные лакеи, движущиеся столь бесшумно, что не всякий услышит их, сидя возле громадного камина в удобнейшем кресле. Эти стены тоже могут проявить нескромность, и тогда прозвучавшие здесь слова долетают до тех, кому они вовсе не предназначены.
А потому – двое беседовали на чистом воздухе. Если можно, конечно назвать так смесь тумана, угольного дыма, ароматов креозота, навоза и всепроникающего запаха гниющей литорали – того самого, который романтически настроенные литераторы именуют «запахом моря». Под арками моста несет мутные струи Темза; ниже по течению, за башней Тауэра, высятся быки недавно заложенного Тауэрского моста; огни бакенов, обозначающих опасный участок, еле-еле пробиваются сквозь молочную пелену.
Но – джентльменам не до строительства, коль скоро дела заставили их покинуть уютные стены лондонских особняков. До моста ли тут – Королевства?
– Воля ваша, сэр Рэндольф, но египетским фиаско мы обязаны вашему ведомству! – говорил один из беседующих, тот, что повыше. – Мы имели глупость положиться на вас – и вот, пожалуйста, эта глупейшая история! Русские сбежали, причём не с пустыми руками, это мы знаем точно. Хорошо хоть…
– «…хорошо хоть мы теперь избавлены от этого надоедливого пруссака», – хотите вы сказать? – заметил второй, коренастый господин в цилиндре (первый носил котелок – этот головной убор всё больше входил в моду).
– Не буду отрицать, Бурхардт создавал нам немало проблем. И не только нам: насколько мне известно, он не допускал к собранию хедива даже посланцев «Теософского общества мадам Блаватской. Но вы же не будете отрицать, что от исчезновения Бурхардта выиграли не только учёные-оккультисты, но и английские строительные подрядчики?
Мужчина, которого назвали лордом Рэндольфом согласно наклонил голову.
– Не могу не согласиться, мистер Уэсткотт: хранитель собрания создал немало помех своей смехотворной заботой о так называемых «древностях Египта». Из-за введенных его стараниями ограничений добропорядочные подданные Её Величества потеряли не менее четырёхсот пятидесяти тысяч полновесных английских фунтов – и это, заметьте, только прямые потери! И, тем не менее – даже такие убытки не заставили бы нас пойти на столь радикальные шаги. Так что, не будем выяснять, кто выиграл больше; возблагодарим судьбу за то, что герр Бурхардт больше не будет вмешиваться ни в наши, ни в ваши дела.
– Поблагодарить, кончено, можно – недовольно буркнул Уэскотт. Но, если вспомнить, во что обошлась нам эта «удача»…
Ну-ну, не стоит жаловаться, друг мой! – сэр Рэндольф добродушно потрепал собеседника по плечу. – В конце концов, услуги отборных людей и оплачиваются отборно – не думали же вы, что с таким делом справятся проходимцы из портового кабака? Возможно, оно на первый взгляд и кажется проваленным – но ведь это только гамбит, розыгрыш партии. А умелый шахматист, как известно, просчитывает игру на много ходов вперед.
Так вы хотите сказать, что предвидели бегство русских? – встрепенулся мужчина в котелке. – То есть, александрийская эскапада…
– …помогла подвести к ним нашего человека. – закончил за Уэскотта собеседник. – Только, давайте договоримся, что ваши…хм… коллеги так и будут считать, что мы потерпели неудачу и вынуждены довольствоваться утешительным призом в виде головы этого надоедливого немца. Так будет лучше и для наших планов и для вашего дела. Кстати, вы ведь ожидаете известий из России?
– Ожидаем. – кивнул Уэскотт. – В их столице, слава Творцу, немало тех, кто сочувствует Ордену… и вообще нашему Делу.
– Вот и хорошо. Прикрытие со стороны посольства по-прежнему требуется?
– Было бы очень хорошо, сэр Рэндольф, если бы вы его обеспечили. Мы, конечно, и так справимся – вчера брат Сэмюэль отправился в Стокгольм, чтобы подготовить кое-какие нюансы предстоящей операции. Если всё сложится удачно, через месяц можно ждать добрых новостей.
– «Брат Сэмюэль…» – слегка нахмурился лорд Рэндольф. – Вы, вероятно, имеете в виду мистера МакГрегора? Честно говоря, мне он показался несколько… увлекающимся для серьёзного дела.
– Уверяю вас, брат Сэмюэль отлично справится с возложенной на него миссией. А на заключительном этапе руководство примет другой наш эмиссар, кстати – отставной офицер Королевского флота. Он уже в Швеции, а с ним – трое его бывших сослуживцев, мы их тоже наняли. Скоро я и сам отправлюсь в Петербург, так что не беспокойтесь – Орден за всем приглядит.