– С чего ты взял, что это она? С каких пор ты стал верить Альмаро на слово? – не унимался Йорэн.
– Но ведь все сходится. Кто еще, кроме морианов, мог оказаться на Эммере без антана? И потом, ты бы видел ее, от нее будто сияние исходит, и от этого так спокойно…
«А еще я не смог ее убить».
Об этой части истории Ломенар умолчал: ее он не рассказывал никому.
– Ты хоть поговорил с ней?
– Какое там! Разве я бы посмел?
«А вот горло ей резать тебя не слишком смущало».
– Амартэль с ней многие доли проводил, наверняка узнал немало интересного, – добавил Ломенар, пытаясь заглушить неотвязные мысли.
– Невероятно! – покрутил головой друг. – И отца нашел, и исчезнувшую эльфийскую землю, и с Кириат повстречался… Тут-то у тебя как жизнь? Как Эли? Надеюсь, это она тебе спать не дает? Выглядишь ты, будто целую декану глаз не смыкал.
Это Ломенар и сам знал: видел в зеркале каждый день запавшие покрасневшие глаза. Увы, Эльдалин тут была ни при чем.
– Да все неплохо в целом, – отговорился он.
– А прозвучало не слишком радостно. Давай уже рассказывай, что не так. Не поругались же?
Йорэн редко требовал, чаще мягко, но настойчиво просил, и отказать ему не получалось. Ломенар тяжело вздохнул.
– Тут в двух словах не объяснить. Ей тяжело, Йорэн, ее никто не готовил к роли королевы с детства, и она не думала об этом, когда сбегала в Арденну, когда путешествовала с нами. Это не то, о чем она мечтала. Любые решения, будь они мудры или нелепы, следует принимать невозмутимо, любые жертвы приносить как неизбежность, тогда и народ воспримет его действия как единственно верные. Эли же хочет угодить всем, а так не бывает. Она боится ненароком причинить кому-то зло, а потому сомневается в себе, и народ это чувствует. Многие уже ею недовольны. Она и сама бы рада переложить ответственность на чужие плечи, но как раз опасается, что кто-то более самоуверенный на ее месте в столь неспокойное время может и вовсе страну погубить. Я вроде как должен поддерживать ее, а выходит наоборот. Полукровка в полной мере не принадлежит ни к одному народу.
– Это верно, – кивнул Йорэн, и его взгляд затуманился.
– Но в Арденне я хотя бы родился, я не выбирал этого и не был в этом виноват. А в Риадвин-то я приехал. И не просто поселился незаметно где-нибудь на окраине, а живу во дворце под покровительством самой королевы. Даже будь я чистокровным амдаром, здесь я никто. Ни званий, ни заслуг, ни знатного рода. То есть род-то есть, но про это и вовсе лучше помалкивать, по крайней мере пока. Сможет ли Амартэль убедить всех в своей невиновности и когда вообще еще сюда доберется? Пойми, дружище, я-то привык к косым взглядам, но в первую очередь тень падает на Эли. Она, умница, назначила меня советником по делам людей, что объясняет мое присутствие во дворце. Но ведь отношения не скроешь, слухи все равно пошли бы, так что она особо и не пытается. А кому тут понравится, что его королева делит постель с безродным амдаром-полукровкой?
Он замолчал и отвел взгляд. Снег уже сошел, но деревья большей частью еще стояли голые, лишь кое-где начали появляться листья. Скоро ветви зазеленеют и покроются цветами, а воздух наполнит пение птиц, но пока взгляду зацепиться было не за что. Хорошо хоть дорогу даже здесь, за городом, плотно вымостили булыжником и лошади шагали довольно бодро, в Арденне и на главном тракте в это время года порой приходилось месить грязь.
– Слушай, Ломенар, – заговорил Йорэн после долгого молчания. – Я плохо знаю эльфов, но уверен, что среди них, как и среди людей, есть те, кто готов принять тебя как равного, невзирая на происхождение, те, для кого ты со своими навыками чужаком уж точно не будешь. Получить заслуги и звания можно и без помощи Амартэля.
Ломенар глубоко вздохнул и какое-то время ехал закрыв глаза, слушая биение собственного пульса в висках.
– Да, конечно, я тебя понимаю, друг. Воины с радостью примут в свои ряды выпускника Академии Магии, тем более если он еще и убийца из Ультуны. Про Цитадель-под-Землей им, конечно, неизвестно, но объяснить будет несложно. Только я больше не хочу, Йорэн. Я устал, меня тошнит от убийств.
– Так расскажи, что случилось? Ты и раньше бежал от прошлого, и я могу тебя понять, ты многое пережил. Но все же прежде ты не расставался с терой, – Йорэн выразительно взглянул на пустой пояс Ломенара. – Имя ультунское сохранил не просто так. А теперь даже волосы подстриг. Это чтобы не походить на себя прежнего? Брось! От себя не убежишь, ты и сам прекрасно это знаешь. Будь иначе, и я уже наслаждался бы спокойной жизнью с Айнери где-нибудь на задворках Бьёрлунда или Хаммара, подальше от войны, что дышит в затылок, да и Эльдалин давно бросила бы свой трон.
– Тут другое, Йорэн. Я не могу объяснить, просто поверь, в бою от меня теперь толку мало.
– Ты болен? – встревожился друг.
– Телом я здоров. Но когда встречаешь Творца, невозможно остаться прежним.
С того случая на Эммере он почти не мог спать. Тревожные тяжелые видения заползали в голову, стоило закрыть глаза.
Иногда ему снилась Рэйна. Начиналось все так же, как в тот раз: тера рассекает безупречную кожу, черная дыра без капли крови раскрывается на шее… но потом все меняется.
Рана не закрывается, и Рэйна начинает задыхаться, судорожно пытаясь сделать вдох разорванным горлом. А потом ей это удается. Она вдыхает и вдыхает, не выпуская воздух обратно, и затем начинает расти, раздуваться. Лицо – жуткая маска, тело – бесформенный пузырь. Рана становится хищным ртом, будто живущим собственной жизнью, и начинает поглощать уже все. Крошатся стены, мебель разлетается в щепки, все летит в этот жуткий провал. Ломенар знает, что и ему осталось недолго; поток воздуха подхватывает его, а держаться уже не за что. И все это время откуда-то извне за ним следит чей-то знакомый взгляд, и полуэльф уверен, что наблюдатель наслаждается зрелищем.
В другой раз, вскрыв Рэйне горло, Ломенар оказывался на бескрайнем лугу, залитом ярким зеленым светом гамарданского солнца. Вероятно, так могли выглядеть Зеленые Равнины, если бы и в самом деле существовали. Шелковистая трава безупречна – ни одного сухого стебелька или залома, никаких насекомых-вредителей, ни пятнышка плесени. Ровный зеленый ковер, травинка к травинке. Совершенный, как ее кожа. Невидимое лезвие рассекает его. Плоть мира – ее плоть.
Уродливая трещина на земле, в ней клубится хищное ничто. Знакомое оцепенение сковывает его тело, ориана обжигает грудь. Пустота! У нее нет глаз, но она следит за ним. Нет, не она – те, кто в ней обитает. Край трещины осыпается, провал подбирается к его ногам, а мышцы по-прежнему не слушаются. Впрочем, Ломенар не пытается броситься прочь. Там же в траве, так же оцепеневшая, еще ближе к пропасти, чем он сам, стоит Эли, и он прикладывает все силы, чтобы поднять руку весом с дом и дотянуться до нее. Все тщетно, они оба обречены, как и весь мир, и виноват снова он один. Амдари смотрит на него, и в ее глазах не ужас, не гнев и даже не упрек – только любовь, которой тот никогда не заслуживал, и это больнее всего.
А порой из раны на шее Рэйны выползала тьма и затапливала все вокруг. В конце она добиралась и до него, плотным вязким комком забивая ему рот, заставляя мучительно задыхаться. Мысль о том, что именно он все погубил, и тут не оставляла его, но этот сон хотя бы длился недолго – после он успевал немного поспать.
Однако чаще ему снились обычные сны, просто наполненные смутной неясной тревогой. Постоянно хотелось оглянуться, во всем ощущалась угроза. Знакомые места и знакомые лица казались не тем, чем выглядели. После таких снов Ломенар совершенно не чувствовал себя отдохнувшим, лишь под утро на долю или полторы ему удавалось провалиться в дрему без сновидений.
Что хуже, обрывки этих снов и чувство нереальности происходящего могли нахлынуть на него и днем. Поводом могло стать что угодно: девушка в толпе, чьи волосы напомнили ему о Рэйне, даже царапина или шрам на чьей-то коже или обнаженный клинок. Несколько раз его накрыло, когда он задел эфес собственной теры. Пришлось ее снять.
Единственным спасением была и оставалась Эльдалин. Путь с Эммеры Ломенар почти не запомнил: все то время, что морианы несли его по волнам в лодке, он провел будто в полусне, борясь с видениями, не понимая, не осознавая, где находится. Потом пара декан пути с побережья в предгорья, блуждание по горам, ворота в Риадвин, дорога к столице, огни королевского дворца… и сияние глаз королевы, в которое он окунулся сразу же, едва оказался в тронном зале. Как будто они расстались только вчера или вообще не расставались. Тот вечер он запомнил во всех подробностях, словно кто-то вырезал детали, предметы, лица прямо на его сердце.
…Они договорились встретиться в Синем зале, со второй ночной долей, когда во дворце все точно будут спать. Эльдалин дала ему ключ от зала – обычно он стоял запертый, и Ломенару еще не довелось в нем побывать. Осторожно ступая в тишине и темноте коридора, подсвечивая себе путь слабым голубоватым огоньком, он добрался до зала, почти ощупью нашел замочную скважину в смутно белеющей двери и вставил в нее массивный ключ. Тот повернулся с усилием, но без шума, и Ломенар проскользнул внутрь, прикрыв за собой дверь. Повернулся – и замер, оглушенный и ослепленный открывшимся зрелищем.
Всю стену напротив двери занимали витражные окна. Узкие, в частых переплетах, стрелами уходящие от пола под самый потолок, разделенные лишь перемычками, они ловили лунный свет бесконечными квадратами синих, голубых и прозрачных стеклышек, преломляли его и горстями рассыпали по мраморному полу. В самом зале, небольшом и прямоугольном, по углам прятался полумрак, но здесь, в середине, под самыми окнами, в воздухе будто витала голубоватая дымка, и казалось, что в окнах не стекла, а сам свет, удерживаемый не оконными переплетами, а волею самой Иараль-Рианет.
Как во сне погасив огонек на ладони, Ломенар приблизился к окну и заглянул в одно из синих стекол. Перед ним спала