Йорэн залпом допил вино и выдохнул:
– А мама? Скажи мне, что она жива!
Рейнор замолчал, но не потупил взгляд, будто не решается сказать плохую весть, а лишь прищурил глаза в задумчивости.
– Темарис пропала, – наконец выдал он. – Исчезла в ту же ночь. Думаю, сбежала – надеюсь на это, хотя, сам понимаешь, могло случиться всякое. Лучше вот что скажи: тебя-то где носило? Что могло оказаться важнее для такого, как ты, когда ты так нужен был здесь?
Он не обвинял, не упрекал, его голос оставался ровным, но каждое слово было для Йорэна сродни пощечине. Разве он сам не говорил себе то же самое бессчетное количество раз? Он кое-как взял себя в руки и ответил:
– Расскажу в другой раз, сейчас не до того. Просто знай, что я как лучше хотел. Всегда старался поступать правильно, но, видно, ума не хватает, вот и выходит каждый раз не пойми что.
Рейнор снова вздохнул и осушил кружку одним махом.
– Ты пойми меня правильно, Йорэн. У меня нет права тебя осуждать, я тебе не отец и не командир. Но многие тут решили, что ты дезертировал, а кому-то подумалось, что и вовсе переметнулся на сторону врага: мол, кровь сехавийская в тебе заговорила. Ты правильно сделал, что пришел ко мне. Кто другой мог бы и на порог не пустить. Что делать-то будешь?
– Передохну немного, если позволишь, а потом сделаю то немногое, что мне еще доступно.
– Эл! Эл! Да к демонам, Элайн Энг-Арлин! Оглох, что ли?
– Что? – лениво отозвался знакомый голос.
– Тебя спрашивают!
– Кто? – Ни капли интереса, ни тени прежней живости в голосе.
– Я почем знаю? Подойди, сам увидишь.
Послышалось шуршание, потом неспешные, шаркающие шаги – все ближе к двери, в которой проделали небольшое окошко, как в тюремной. Бывшую казарму, место отдыха и сна, превратили в место заключения военнопленных.
Наконец в окошке показалось смутно различимое лицо Эла. В его взгляде читалось недоумение. Конечно, он его не узнавал.
– Чего надо, старик?
– Это я, Эл.
– Йорэн?!..
Обходить казарму за казармой, спрашивая у каждой двери, нет ли там его друзей, при этом стараясь не привлекать внимания, да еще и придерживаясь взятой на себя роли и старательно подметая пыльные полы, пришлось долго, но это увенчалось успехом.
Найти парик и накладную бороду оказалось нетрудно. Договориться с местным подметальщиком, чтобы тот за скромное вознаграждение посидел несколько дней дома, сказавшись больным, и того проще. А вот с гримом Йорэн обращаться не умел. Рейнор пробовал помочь, но вышло тоже не очень. Пришлось обратиться к одному из бродячих артистов, застрявших в городе после осады и последующего взятия: уехать сехавийцы не позволили никому, хорошо еще – не заперли по домам. За молчание пришлось отдать последние оставшиеся деньги, но сработало как надо: Йорэн сам себя в зеркале узнал с трудом. Вот и Эл ошеломленно хлопал глазами: только по голосу, наверное, и понял, кто перед ним.
Впрочем, удивление на лице приятеля быстро сменилось злостью.
– Ты как посмел сюда явиться! Ушел без предупреждения в такое время! Просто сбежал! Я от любого мог такое ждать, но… – всегда шумный, Эл не очень-то и старался понижать голос.
– Я не дезертир, Эл. Я помочь хотел… да неважно уже. Все равно я один ничего бы не изменил. Давай лучше думать, как тебя отсюда вытащить. И остальных, если они живы еще.
Сзади к Элу тихо подошел Мит, потянул за плечо, тот раздраженно отмахнулся.
– Вот именно ты и мог бы им помешать! Если бы остался рядом со своим отцом, все могло быть иначе! Теперь какой от тебя прок? Убирайся!
– Замолчи, Эл, – Мит говорил непривычно твердо и уверенно. – Он уже наказан сильнее нас всех, хотя ни в чем не виноват.
– Не смей его…
– Замолчи! – Мит повысил голос лишь самую малость. – Пока охранники не прибежали. Не хочешь слышать и понимать его – уйди. За все время, что знал его, так и не дошло? Он сам себя накажет хуже любого палача. Или поддержи его, или не лезь.
Эл окинул обоих презрительным взглядом и, сплюнув на пол, отошел. Мит занял его место, приблизив лицо к самому отверстию. Он смотрел на Йорэна спокойно, но с явной печалью.
– Ты зря вернулся, друг. Я так надеялся, что тебе хватило ума предпочесть мирную жизнь этому кошмару. Еще не поздно, бегите с Айнери на край света и забудьте обо всем. Здесь ты ничем уже не поможешь.
Эти сдержанные, но жуткие слова, однако, давили и ранили сильнее, чем яркое негодование Эла.
Йорэн возразил, тщетно пытаясь скрыть отчаяние:
– Раз ты еще жив, я должен помочь.
– Мне ничего не грозит. Сехавийцы не причинили вреда тем, кто не сопротивлялся. Воинов разоружили и заперли здесь, мирных жителей вообще не тронули, насколько я успел увидеть. С пленными тоже обращаются хорошо. Раз в жизни поверь, что мир не рухнет, если ты перестанешь пытаться его спасти.
– Уже рухнул, стоило мне уехать на пару сезонов. Где Кин? Ты его видел?
Мит отвел взгляд.
– Когда лошадники вошли в город, не все из гарнизона согласились сдаться. Завязалась схватка, короткая и жестокая. Наших просто смяли, втоптали в грязь. Элу повезло, он тогда спал. Вот он бы точно полез в бой, и Кина бы за собой потянул. Без него Кин колебался, и мне удалось удержать его от безрассудства. Я убедил его бросить меч, но он замешкался, не отошел в сторону сразу. Его убило случайной стрелой.
Йорэн закрыл глаза с тихим стоном. Кулак опустился на стену, скорее в попытке найти опору, чем выместить злость в ударе. Злости уже не оставалось, лишь горечь и тяжесть на сердце.
– Что нам делать, Мит? – вышло почти беззвучно, но друг услышал.
– Я уже сказал тебе. И если за твоими глупыми порывами благородства осталась хоть капля ума, ты поймешь, что я прав.
– Уйти и быть счастливым, так? Радоваться тихой жизни с Айнери? Детишек нянчить? Вот так просто, будто ничего не случилось? Ты правда считаешь, что это возможно? – Йорэна затрясло, он вцепился в края окошка, ощущая, как неровно спиленные края врезаются в пальцы.
– Дружище, никто не сможет быть счастлив за тебя. Снести казармы голыми руками, возглавить восстание, сокрушить захватчиков и встать во главе крепости – это твоя мечта и цель? Это позволит забыть обо всех потерях? Ты лишь отвлечешься ненадолго, чтоб потом вечно винить себя за гибель каждого солдата в этом бою. И это в том случае, если сможешь победить. А что потом? Новые бои, чтобы заглушить боль, новые потери и так снова и снова? Разорви этот круг. Смирись с потерями, не разрушая все вокруг себя. – Мит протянул руку и сжал пальцы Йорэна. – Почему счастливая жизнь с Айнери не может быть твоим искуплением?
– Как наслаждение жизнью может быть искуплением всех ошибок?
– Неизвестно, как бы все пошло, останься ты здесь. Ты уверен, что всех подвел, хотя не можешь этого знать. А вот в чем точно можно быть уверенным, так это в том, что ты прямо сейчас подводишь ту, что тебе дорога. Бросаешься в пламя, не думая о том, каково при этом ей. – В ровном голосе друга прорезалось осуждение.
– Если все так просто, то почему ты сам не уехал при первой возможности?
– Куда, Йорэн? Все, кто дорог мне, – здесь. Когда у меня будет своя Айнери, поверь, я не променяю ее на крепость на задворках страны и на глупые войны.
– А твои родные? Я же помню, у тебя остался кто-то в Гаэльтране.
– Думаешь, мой отец просто так сбежал оттуда много лет назад? Если родня и есть, это явно не те люди, с которыми я желал бы встретиться.
– Во имя всех демонов, Мит! Почему ты всегда прав и почему при этом так сложно с тобой соглашаться?..
Тот хмыкнул почти весело:
– Объясню в другой раз, когда свидимся. А сейчас лучше продолжай подметать, пока не привлек ненужного внимания.
– Я все еще не уверен, что смогу принять твой совет.
– Я знаю. Трудно отказаться от того, во что верил, даже если это ложь. В этом и есть искупление: пожертвовать ради счастья некоторыми своими принципами. Хотя бы подумай об этом.
– Ты говоришь как моя мать. – Йорэн взялся за метлу.
– Ты же не будешь спорить, что она умная женщина, – тонко улыбнулся Мит. – Береги себя, Йорэн. Я попрошу Кириат благословить и охранять тебя.
– До встречи, Мит, – выдавил Йорэн на прощание и быстро отошел, безотчетно шаркая метлой по полу. С каждым шагом рушилось его прошлое, рвались последние оставшиеся связи. В этом месте, в этом городе ему нечего делать и некого искать. Все, что эти годы сияло в его памяти, согревало воспоминаниями детства и юности: белый дом родителей, штаб отца из светлого кирпича, беззаботные дни – рассыпалось за спиной, таяло, затягивалось непроглядной тьмой.
Уже почти декану Айнери торчала в деревушке в дне пути от Фредена. В дне пути от Йорэна, если тот еще жив. Рукой подать, а не дотянешься.
Выбежав из Виарена за ним следом, Айнери надеялась, что прибудет в осажденный, но пока еще свободный город. Сравнительно безопасный город. Эти стены не взять с наскоку, так говорил Йорэн. Крепость продержится не один сезон, а быть может, и не один год. Впрочем, столько и не нужно, достаточно дождаться подхода войск из Виарена. Конечно, это не спасет воинов, что выйдут сражаться, как и тех, что защищают Фреден со стен. Но пока крепость держится, мирным жителям мало что угрожает. Она сможет ждать там, встречая возлюбленного между боями, зная, жив он или нет, поддерживая словом и своим теплом. Это и все, что ей нужно.
Но уже с полпути до Айнери дошли ужасные вести. Фреден взят, сехавийцы идут на столицу Дианора и Виарен. Что делать дальше, она не знала. Йорэна могли схватить еще по пути, или он сумел пробраться в крепость, куда ей хода нет, или же он мог присоединиться к защитникам столицы Дианора. Что он отступит и вернется в Виарен, она не верила. А потому и сама продолжала упрямо тащиться вперед, сама не зная зачем.
Айнери хватило ума не ехать главным трактом. В простой крестьянской одежде, в сопровождении верного Дана, она перебиралась от поселения к поселению, стараясь не сталкиваться с разъездами лошадников. Многие теперь снимались с насиженных мест, так что ей никто не удивлялся, охотно пускали на ночлег, понимая, что пережить такие времена можно лишь держась вместе. Большинство, конечно, бежали от границы подальше, но не обязательно ведь каждому признаваться, откуда она на самом деле.