Что-то в этом всем действе было нереальное – пожилые достойные люди, один в домашней кофте, тем более зеленой, второй – в ветхом сюртуке, устраивают какое-то детсадовское шоу. А оказалось – как всегда – тра-ди-ци-я.
Да, да, банально. В тысячный. В миллионный раз говорить, что Британия – страна традиций. Но поражает это удивительно бережное отношение ко времени, к прошлому своего дома – чтоб ничего и никого не забыть, чтоб и дети, и внуки…
Отец невесты Дугласа Вуда, адвокат Саймон Беннет, сказал как-то за обедом с почтением и скорбью в голосе: мы, британские адвокаты, носим черные мантии не просто так, а в знак траура по безвременно умершей королеве Мэри, супруге Вильяма Третьего.
– А… а когда ее величество… эээ… упокоилась? – осторожно спросила я, такая печальная тишина повисла над столом от слов мистера Беннета.
– Как это «когда»?! – возмутилась его дочь, невеста Дугласа. – В 1694 году, конечно!
На мой немой вопрос адвокат Беннет развел руками:
– Ну и что?! Да, это было давно. Но мы все равно носим траур. Потому что так принято. Такова традиция.
Майкл разлил вино и раздал всем чуть влажные запотевшие бокалы, я сделала глоток, поставила бокал на поднос и полезла в сумку за платком, чтобы вытереть влажные пальцы. Но в этот же миг ко мне подскочил Майкл и, вытянув вперед подбородок, подставил бороду: вытирайте, мисс. Так принято. Такая традиция…
Потом мы снова вернулись в замок: Рубенс, Ван Дейк, Рейнольдс. Старинная керамика и мебель. Большая библиотека с кожаными креслами, гостиная с галереями, дубовые лестницы и зал, где для посетителей в Рождество наряжают елку и угощают рождественским обедом. Бизнес – налоги на землю, сад и конюшни, и овес нынче дорог…
Словом, ничего особенного, по сравнению с винным погребком, сэром Джоном Спенсером, его белой лошадкой и фальшивой бородой старого чопорного лакея.
Туристы, ожидавшие своей экскурсии, весело играли, бросая друг другу соломенную шляпу с большими полями. Лужайка зеленела и манила, в огромном саду перекликались птицы, удобные тропинки вели к старому пруду… И ее высочество леди Диана тогда была еще жива, молода и восхитительна, но уже несчастна…
А восьмидесятилетний лорд Спенсер был печален и думал, вот если бы хотя бы пятьдесят… Ну шестьдесят… Ну ладно, ну пусть хотя бы семьдесят… И не знал тогда, что через несколько лет так трагично и нелепо рухнет жизнь его любимой дочери.
Автобус наш выехал за ворота имения, прекрасный день клонился к вечеру, а над утомленным Олтоурп-кэсл сгущались тучи. Англия: утром – солнце, в полдень – дождь. Радуйтесь доброй погоде, ваше высочество принцесса Уэльская, радуйтесь, лорд Спенсер. Над вашим домом собирается буря…
Оксфорд
Оскар Уайльд учился здесь, а вот Льюис Кэрролл и учился, и преподавал. Он стучал мелком по доске, выводя математические формулы, а в это время Алиса уже бежала в обратном времени, чтобы догнать настоящее, а из-за угла выплывала пока еще не видимая никому улыбка Чеширского кота.
Отец маленьких бесстрашных обаятельных ушастых хоббитов и создатель прекрасного фантастического мира Толкиен тоже учился здесь, в Оксфорде, и преподавал студентам медиевистику. То есть историю Средних веков.
Оксфорд мне запомнился толпами молодежи и объявлением: «По газонам не ходить. Исключение – для преподавателей и для старост факультетов». И я представила, как идет компания студентов по дорожке к своему факультету на лекцию, или практическое занятие, или коллоквиум, или экзамен. Идут, оживленно обсуждают что-то, и вдруг один из компании отрывается и заносчиво чешет по лужайке. Все – по дорожке, а он – по траве чавкает ногами (на лужайке автоматически включается и выключается фонтанчик для полива). И понятно, вот эти вот – веселые, дружные – простые студенты, а вон тот заносчивый одинокий дурак с мокрыми ногами – староста факультета.
А вот еще – уникальный колледж, который мои британские приятели называли «Last dance». Есть в английском такая поговорка «Last dance – last chance», что означает «Последний танец – последний шанс». Колледж Раскина принимает на учебу исключенных из других учебных заведений студентов, которых по каким-то причинам не принимает ни один колледж Великобритании. Как благородно – дать молодому человеку еще один шанс. И многие его используют, уж поверьте мне.
Подмосковные вечера в Бервике
Что бы там ни говорили, британцы – очень гостеприимные ребята. И очень ответственно относятся к приему гостей. Например, те семьи, которые принимали у себя наших фермеров и так называемых фермеров, за несколько недель до приезда выясняли по телефону их кулинарные предпочтения и узнавали, нет ли среди них вегетарианцев. К тому же все они приобрели яркие и очень смешные англо-русские разговорники разных изданий, где латиницей были написаны самые необходимые для общения фразы (списано дословно из раздела «беседы в ресторане»).
Цитирую:
«Russky lubyat blini i vodka. Русские любят блины и водку.
Ukraiski lubyat svinski zhir i gorilka. Украинцы – свиное сало и горилку.
Angliski lubyat visky, ovtsa i pudding. Англичане – виски, баранину и пудинг».
И очень, ну просто очень стремились угодить. Столько раз за месяц слышать песню «Подмосковные вечера» в разных местах, в разных исполнениях мне не приходилось даже дома и за всю жизнь.
Как только мы приехали в Нортумберленд и вошли в здание местного колледжа, по местному радио стали транслировать «Подмосковные вечера» в исполнении Вэна Клайберна.
Как только мы заходили в какой-нибудь паб, где были запланированы встречи, радостный хозяин или официант немедленно бежал к аппарату, вставлял жетон, и мы опять наслаждались «Подмосковными вечерами». На концерте кантри-группы ведущий торжественно объявил, что группа приготовила гостям сюрприз, и в странной песне-сюрпризе мы смутно различили знакомую мелодию и слова «Нэслишньи садюуу дазе щё-о-охэ…». Объяснить, что мы имеем к песне очень косвенное отношение и у нас другие музыкальные предпочтения, было невежливо: ведь британцы старались изо всех сил, хотели, чтобы мы чувствовали себя как дома и чтоб, не дай боже, нас на островах не замучила ностальгия.
Однажды мы приехали в Бервик-эпон-Твид, старинный город, который знаменит тем, что долгое время фактически находился в состоянии войны с Россией. В 1852 году Британия объявила России Крымскую войну. Под документом «Иду на Вы» стояла подпись «Виктория – Королева Британии, Ирландии, Бервик-эпон-Твида и всех британских доминионов». Но когда, одумавшись, стороны подписывали мирный договор, Бервик-эпон-Твид в списке сторон забыли. И еще долго, наверное, около ста лет город гордился тем, что находится в состоянии войны с таким могущественным противником, как Россия. Думаю, что в России об этом и не догадывались.
Примерно в шестидесятых годах прошлого столетия Роберт Нокс, мэр города Бервик-эпон-Твид, решил восстановить справедливость. Сколько можно воевать, леди и джентльмены! Пора и мирными делами заняться! – воскликнул сэр Нокс и пригласил представителя СССР (который ни сном ни духом), чтобы подписать с ним перемирие.
И вот, когда формальный договор был уже подписан, Роберт Нокс в своем спиче на праздничном обеде в честь перемирия обратился к советскому дипломату и сказал: «Ну что же… Передайте всем русским, что отныне они могут спать спокойно».
– Да мы, собственно… – пытался возразить дипломат, но супруга его, умная женщина, тихонько пнула его ногой под столом.
Так было, правда. Ну, или примерно так.
– Хотя, – шепотом заметила моя новая приятельница Айрини, – некоторые юристы говорят, что договор о перемирии недействителен, потому что мэр города не является преемником королевы Виктории и не имеет права подписывать такие документы и заключать такие договора от имени королевы. Так что… – глаза ее хитро заблестели, и она указала рукой на плакат в пабе, где мы пили кофе, – там британский воин в клетчатом килте попирает ногой и длинной пикой с британским флагом на конце лежащего и связанного огромного медведя в красной шапке с серпом и молотом…
Мэрия Бервика встретила нас очень торжественно. Гостей привели в нарядный и гулкий зал для приемов и попросили чуть-чуть подождать. В открытой боковой двери я видела какое-то движение, какие-то люди препирались и суетились, а через пару минут оттуда важно, не торопясь, очень торжественно и гордо к нам вышли трое старичков во главе с мэром города, все одетые в старинные костюмы, бархатные мантии, парики и шапочки с кистями и перьями. На специальном помосте они произнесли короткие и емкие речи в честь гостей и пригласили нас на тут же накрытый фуршет. Мэр и его свита так и бродили среди гостей в своих жабо, чулках, туфлях с пряжками и на каблуках, украдкой почесывая головы под старыми париками и шапками. Один из помощников мэра глотнул виски и так расшалился, что позвал нас всех в башню ратуши, завел в довольно тесное помещение и попросил выйти семерых, желающих участвовать в его какой-то затее. Наши капризничали и отпирались, тогда я вышла первой, а остальных старичок выволок за руку, расставил нас по кругу и вручил каждому в руку висящий сверху канатик, который, как оказалось, вел к колоколам. Тыкая энергично рукой в каждого из участников по очереди, изгибаясь, как дирижер большого симфонического оркестра, и покрикивая на нас командным голосом, в своих сползших чулках и пыльном парике он приказывал резко дергать за канатик, и после небольшой репетиции с колокольни городской ратуши зазвучала мелодия. Над старинным непокоренным городом Бервик-эпон-Твид, местом приграничных войн Шотландии и Англии, городом, однажды разрушенным до основания Эдуардом Первым, городом, переходившим из Англии в Шотландию и наоборот 13 раз, городом, население которого в основном составляют горячие независимые шотландцы, поплыла величественная мелодия, исполняемая на колоколах гостями с Западной Украины под руководством помощника мэра Бервика, – хорошо узнаваемые и уж очень сильно поднадоевшие «Подмосковные вечера».