Ну тут уже мой муж, экономист по образованию, поэт, романтик, дуэлянт, не выдержал и ко мне через дорогу побежал…
– Вах!..
Ой, говорила мне мама: одевайся скромно!
И пошли мы гулять дальше, правда, муж мой как-то приуныл и уже не радовался так беспечно, а меня за руку держал и ворчал, что платьице надо было надеть подлиннее и с рукавами, и не шляпку, а платок… И мы стали ссориться, и я, как всегда, процитировала свою маму. Муж, про мою маму вспомнив, на всякий случай сдержался и спросил, что мне купить на вещевом рынке. Я ответила, что, конечно, паранджу! Но лучше не надо!.. Потому что я в моем сарафанчике и моей шляпочке и в юности моей двадцатилетней дорогу назад к порту все-таки перейду. А он на этот раз – вряд ли. А значит, и на теплоход опоздает и останется в своем легендарном Батуми навсегда!
Ой, куда мои глаза смотрели! В лихую годину я эти слова произнесла… Но об этом ниже.
А пока мы пошли в дельфинарий. Туда тоже надо было дорогу переходить. (Переходи мэдленно!.. Переходи мэдленно!..) В дельфинарии мой муж, повторюсь, студент пятого курса, экономист по образованию, поэт, романтик, дуэлянт, был облит водой с ног до головы лихим юным дельфином за то, что вместе с маленькими детьми нетерпеливо топтался у борта бассейна, чтобы потрогать дельфина, а не сел, как все взрослые люди, на лавочку для зрителей. В этот раз я уже не смеялась, потому что чувствовала себя неуютно: за моей спиной сидела целая группа немцев, они хлопали в ладоши и радовались дельфиньим трюкам, одобрительно покрикивая: «Я-а! Я-а! Га-га-га! Я-а!» Все ждала, когда они закричат: «Хенде хох!» Так и просидели: я – настороженная, муж – мокрый.
Потом пошли в ресторан у моря. В меню был шашлык. Верней, написано было все, но в наличии был только шашлык. Это ж был самый расцвет советского курортного бизнеса, да такого, что даже грузинское гостеприимство меркло перед силой нашего туристического сервиса. Поэтому в центральном ресторане у моря был только он. Шашлык такой, шашлык сякой. А я его, шашлыка, не ем. И все. Почитала меню, чтоб как-то развлечься, – я вообще читать люблю, – смотрю: какое-то блюдо интригующее… Спрашиваю официанта сонного, равнодушного, что это такое дорогущее – «Шашлык с выносом». А стоимость – как хороший праздничный ужин для прожорливой многодетной семьи! Официант лениво объяснил, что это такое шоу и что он готов его показать, только «плацице, да?». Шоу – понятное вам слово, да? – важно, не подымая век, переспросил официант. Я послушно кивнула. И напрасно. Говорила мне мама – не сори деньгами! Если бы знала, что оплаченное моим мужем шоу окажется тем же ленивым официантом с тем же непроницаемым лицом!.. Но все это было одето уже в пестрый национальный костюм (грузинский? аджарский?). И под стилизованно-грузинское треньканье такого же ленивого гитариста это вышло с подносом, на котором валялся шашлык, на цыпочках трижды обошло по кругу наш стол и шваркнуло поднос с мясом перед моим носом.
Что это было? – спросила бы моя мама. А ничего. Ничего не было! Шоу! «Шашлык с выносом»! Плацице, да?..
Совсем невеселые мы вернулись на теплоход. Я повторяла мантры: «Говорила мне мама… Говорила мне мама…» Очень качало. В порт зашел еще один теплоход, «Собинов», но я уснула.
Проснулась от крика женщины, колотившей в дверь нашей каюты. Из того, что она орала, я поняла, что «Армения» уже в море и что мой муж остался. Я похолодела. Остался! Остался! В голове спросонья промелькнули балетные из Большого, Максим Шостакович, Ростропович с Галиной Вишневской и еще многие и многие, которые остались… На палубе все обсуждали «того самого мужика», который остался в Батуми. Мужиком называли моего мужа, тонкого, умного, талантливого, экономиста по образованию, поэта, романтика, дуэлянта. Я была в отчаянии!
Оказалось, на «Собинове» в Батуми зашли знакомые мужа. Эти знакомые схватили его за руку, провели на свой теплоход и посадили в салон слушать, как поет группа «Ялла». Мой муж, очарованный восточными подвывами «Яллы», опомнился и выскочил на пирс, когда «Армения» уже давала прощальный гудок, и боцман на страшные призывные крики с берега равнодушно кинул: «Шо я тебе, лодка канонерская – туда-сюда маневрировать?!» А я в это время мирно и доверчиво спала. Говорила мне мама: не спи на закате!
Муж мой, в шортах, без бумажника и документов, с подаренной друзьями бутылкой напареули, не стал обращаться к пассажирам в зале ожидания морского вокзала – мол, я сам не местный, отстал от теплохода, поможите, кто чем может… Нет. Он пошел сразу искать, на чем догонять «Армению». И нашел. Буксир «Радость». Капитан буксира дядя Ашот, чтоб он был всегда здоров, парил ноги. На просьбу немедленно догнать и перегнать, на клятвенные заверения отдать душу, заложить дом, отдаться в рабство дядя Ашот повел внушительным носом и сообщил, что без береговой охраны шагу не сделает. Мой экономист помчался в береговую охрану. Что он уж там говорил, как описывал свою спящую красавицу на «Армении», но давил на самое больное: если он сейчас не догонит теплоход, его молодую жену уведут! Уведут!
Вах!!! Мужская солидарность, согретая батумским солнцем и грузинским вином напареули, сделала свое дело. Пограничник проникся, включил радио, вызвал «Армению» и отдал команду: «Стоп, машина! Лечь в дрейф, спустить трап и ждать!» В этот момент мы все, кто находился на палубе, почувствовали, что теплоход остановился. И через десять минут на горизонте показался буксир «Радость». Мой муж, экономист по образованию, романтик, поэт и дуэлянт, стоял на носу гордо и независимо, как капитан Немо в фильме «Капитан Немо».
Потом я ему, конечно, долго пересказывала, что мне мама говорила. А мама мне за двадцать лет успела многое сказать. И мы долго не разговаривали. Минут двадцать.
Зато этот круиз, Образину, Батуми, дельфинов, дядю Ашота мы запомнили навсегда. И потом жили долго и счастливо…
Едем в Одессу
1
В часе езды от Черновцов есть маленький город на Днестре – Жванец Хмельницкой области. Едем рано утром. Прохладно. Осень. По дороге весело несется стайка мальчишек лет семи-восьми. Останавливаемся. Спрашиваю у самого маленького, вихрастого:
– Куда вы так рано?
Вихрастый:
– Ми? На річку. Рибалити.
Я:
– А чей же ты такой?
Вихрастый:
– Я? Жванецький.
Я:
– Ты смотри, такой маленький, а уже Жванецкий.
Вихрастый:
– А мы тут усі жванецькі.
Едем через Жванец и планируем приезд знаменитого землевладельца к себе в вотчину. Тут повесим лозунги: «Истинному хозяину Жванца – достойную встречу!» Вдоль трассы поставим красивых девушек с цветами. Они будут визжать: «Ах! Барин Михал Михалыч сами пожаловали!»
Планировали мы вдохновенно. Дошли даже до права первой ночи. Но потом нас остановил гаишник. Я на всякий случай спросила:
– А вы – жванецкий?
Он сурово ответил:
– Нет. Я – хмельницкий. Ваше водительское удостоверение и техпаспорт, пожалуйста…
2
Вдоль дороги люди торгуют самым невероятным товаром: фруктами, овощами, синькой, цементом, водкой, кирпичами, пирожками и смехом рябой кобылы в мешке. Нажимаешь на кнопку – из мешка что-то ржет.
Недалеко от заправочной станции стоит замерзший маленький человек в тюбетейке и кутает нос в воротник пальто. Стоит как большая замерзшая птица. Продает что-то загадочное. На самодельной картонке надпись: «Восточные сладости».
Пока муж заправляет бак машины, подхожу. Спрашиваю:
– А что это у вас?
– Восточные сладости, – отвечает человек-птица.
– А где их делают?
– На Востоке.
– А конкретнее?
– Слушай, женщина, ты читать умеешь? В школе училась? Читай? Ва-сточ-ны-и!!! На Востоке!
– А где? Где?
– Север-юг знаешь? Запад-восток тоже знаешь? Тэм-м!!! – Птица маханул рукой на запад.
– Вы меня не поняли. Я…
– Э-э!!! Ты кушать хочешь, а? Или поговорить, а? Если поговорить, летом приходи! Летом!!!
– Да я…
– На, женщина! Так даю! Не надо деньги! Только уйди!!! Уйди!!! – И ворчит мне в спину: – Лю-бо-пит-ная!..
3
Подъезжаем к Одессе. Плутаем и никак не можем заехать так, чтобы не пересекать весь город, а сразу попасть куда надо. Останавливаемся у придорожного кафе, спрашиваем у старика с пронзительно-синими глазами, который сидит на террасе и нежится под солнышком, как заехать в Одессу. Синеглазый:
– Извините, я не могу с вами поздороваться. У меня жирные руки. Я кушал рыбу. У меня врачи нашли гастрит. Я – больной. Чуть-чуть. Теперь мне надо кушать часто, и это хорошо. Но понемногу, а это плохо. Ну ладно. Счастливого пути.
Синеглазый поворачивается и уходит. Я:
– Уважаемый! А как же нам заехать в Одессу?!
Синеглазый через плечо:
– А что вам? Садитесь в машину и едьте себе. Здесь все дороги ведут в Одессу.
И действительно, мы поехали по первой же дороге. И быстро попали куда надо. Может, это был ангел? Такой одесский синеглазый ангел… Чуть-чуть больной гастритом…
Левый автобус
Однажды мы с мужем были в Умани (мы там в знаменитом парке гуляли) и опоздали на обратный поезд. Случилось это по моей вине, потому что я все время путаю. Ну и пошли мы искать, чем бы уехать домой.
Муж мой шагал решительно, а я трусила сзади и скулила, что это я виновата, я виновата. И что я больше никогда не буду. Хотя сразу скажу: слово свое я не сдержала и потом еще много раз в жизни все путала.
На Уманском автобусном вокзале объявление висело, что в связи с указом от такого-то числа и с целью борьбы против чего-то или за что-то все ночные автобусные рейсы отменяются. Вот такой ужас. Но муж мой находчивый Аркадий Кузьмич воскликнул, что рейсы, может быть, и отменяются, да люди все равно как-то едут. И повел меня к микроавтобусу с витиеватой надписью по-немецки «Кнурен ден маген?». Дальше было стерто. «Кнурен ден маген» означает «бурчание в животе». «Кнурен ден маген?» – кокетливо вопрошал автобус. И это был знак. Я очень верю в знаки. И вижу их на каждом шагу. И тут я поняла, что и дальше все пойдет интересно.