Значит, все-таки мужчина против святой. Ее это обрадовало. Откуда-то издалека голос святой совести укорял ее – но только издалека. Смерть близнеца – ближе и куда важнее. Тьма так и стоит колом в горле. Микал Марголис вынырнул из джунглей индустриального водопровода и побежал по аэродрому. Таасмин Манделья подстегнула убийцу брата роем робопчел, порожденным одним из многочисленных стволов ее Богооружия. Она взмыла на санях высоко в небо, чтобы мстительным камнем пасть на добычу и разорвать ее на части.
МЦБО Микала Марголиса выдало пулеметную очередь снарядов. Пробежавший по печатным платам костюма энергоимпульс превратил их в птиц. Таасмин Манделья завопила от восторга. Никогда прежде ее сила не была столь велика. Ореол сиял черным коллапсаром, мигал поглощенными белыми звездочками совести. Огнемет очертил вокруг Микала Марголиса кольцо пламени, сани скользнули и замерли прямо перед ним. Таасмин Манделья подняла оружие и, держа его на уровне глаз, приказала огню уничтожать. Микал Марголис отреагировал, отступив на шаг. За его спиной дым догорающей Сикорской уплывал в небо вместе с великим воем отчаяния Стальтауна.
– Покажи лицо, – сказала Серая Госпожа. – Я хочу видеть, каким ты стал.
Микал Марголис снял шлем. Таасмин Манделья поразилась: он почти не изменился. Постарел, подустал, загорел, поседел, но не изменился. Все еще жертва обстоятельств.
– Пожалуйста, избавь меня от мелодрамы, – сказал Микал Марголис. Он отбросил МЦБО. – Я глубоко не уверен, что против тебя оно сработает. И, пожалуйста, не начинай насчет отца и вдобавок брата. Бесполезно. Я ни в чем особо не раскаиваюсь; я не такой человек, да и вообще, я всего лишь делал свою работу. Давай, кончай уже.
У ног танцевали вихри пыли. Таасмин Манделья неспешно перевела всю силу в одну Богомолнию, которая превратит Микала Марголиса в углеродистую сталь. Она подняла левую руку, чтобы нанести удар, и замерла от шока: внезапно ее окутал столп плотного света.
По аэродрому к ней шел некто. Шла. Откуда она здесь взялась, Таасмин не видела, но это была маленькая худая коротко стриженная женщина в сияющем картиночном костюме.
– Нет! – взмолилась Таасмин Манделья, Серая Госпожа. – Нет! Не надо! Только не вы, только не сейчас!
– Как ты помнишь, по одному из условий пророчествования тебя призовут дать отчет об использовании силы, – сказала Екатерина Фарсидская. Микал Марголис сделал попытку поднять оружие и уйти. Св. Екатерина повела рукой, и он застыл как вкопанный.
– Узкофокусная хронопетля, – пояснила она с улыбкой. – Как только мы уйдем, он из нее вывалится.
– Вы отвратительно невовремя, – сказала Таасмин Манделья, застывшая в белом сиянии.
– Крутой костюм, – сказала Приснодева. – Просто офигеть. Так тебе идет. Мы, слуги Панарха, к слову говоря, не обязаны обосновывать вам, смертным, свои приходы и уходы. Время настало, ты пойдешь со мной и дашь отчет, на что употребила свои привилегии.
Колонна света завращалась вокруг Таасмин Мандельи, и она ощутила, как вытягивается, удлиняется, словно ириска, превращается во что-то нечеловеческое. Земля выскользнула из-под ног. Она – свет; свет… Напоследок она плюнула от возмущения, затем ее окутала Екатеринина сила, и с Таасмин Мандельей совершилось то, о чем она бредила когда-то, сидя голой на горячих утесах: она стала созданием чистейшего света, белейшим сиянием вечности, беспримесной информацией – и фонтаном вознеслась на небо.
Маленькая тощая женщина, биологическая конструкт-инкарнация Приснодевы Фарсидской, особым образом повела рукой, повелевая пространством и временем, и исчезла.
Глава 59
Вырядившись Нищенствующим Искупленцем, Арни Тенебрия провела пять дней, погружаясь в грязь, самобичевание, молитвенное распростертие и коленопреклонение на острых камнях, утопленных в нечистотах, чтобы у стальтаунских ворот улизнуть из основной группы паломников, затаиться за чьим-то метановым реактором и сказать в упрятанную в палец рацию пять слов – приказ о вторжении. По команде пять авиатранспортов, приглушив винты, пробрались на позицию над Стальтауном, сбросили поля-невидимки и стали транслировать ободряюще-освободительные сообщения ошарашенным лицам внизу. Ударные части Армии Всея Земли выпали из подбрюшных люков и спустились по ремням ЛТС, держа П-индукторы наготове, чтобы разнести врага в бурое повидло при малейших признаках сопротивления. Враг сопротивления не оказал.
– Ничего не бойтесь, – гремели записанные сообщения. – Тактическая Группа Армии Всея Земли освобождает Дорогу Запустения от тирании Корпорации «Вифлеем-Арес». Не беспокойтесь. Повторяем: вас освобождают. Просим хранить спокойствие и оказывать всевозможную помощь освободительным отрядам. Спасибо.
За метановым реактором Арни Тенебрия сорвала загаженный фекалиями бурнус, пять дней скрывавший под собой ее боевой костюм и армейский ранец. Она разрисовала лицо под Птицу-Смерть и надела на запястье микрофон.
– Группа 19, ко мне, – прошептала она. – Остальным группам выполнять приказ. – На заранее выбранных позициях по периметру Корпоративной площади двенадцать одинаково одетых Нищенствующих Искупленцев избавились от маскировки и сквозь толпу двинули к офисам Компании. Пока десантники спускались, отстегивали ремни, выдвигались на обозначенные позиции и брали под свой контроль электростанцию, аэродром, железнодорожную станцию, депо, мэрию, полицейские казармы, микроволновый ретранслятор, гелиоколлекторы, банки, суд и транспорт, Арни Тенебрия соединилась с боевой группой и отдала приказ взять штурмом святая святых «Вифлеем-Арес– Стали».
Пока пожилая миссис Кандерамбелоу, заведовавшая коммутатором, заваривала чай для шести вежливых, пусть и страшновато разукрашенных юношей в боевом облачении, а Доминик Фронтера обнаружил, что не сводит глаз с излучателей четырех П-индукторов, Группа 19 поднималась на управленческие уровни в управленческом лифте. Мисс Фэншо, Образцовая Секретарша Года, встала из-за стола, чтобы выразить протест против самовольного вторжения, и была размазана гравитационным тараном по всей поверхности стены. Арни Тенебрия расстреляла черно-золотую дверь с черно-золотым гербом и вошла внутрь.
– Добрый день, – сказала она заплаканным, окровавленным, униженным менеджерам секторов, контролерам производств, финансовым директорам, главам отделов маркетинга и консультантам отделов кадров. – Где же Менеджер-Директор Проектов и Развития Северо-Западного Четвертьшария? – Ответил ей внезапный свист; пучок энергии пробил кратер в животе сублейтенанта Генри Чаня. Тот выпучил глаза, увидав свой хребет в неожиданном свете, и распался на половинки. – Щиты, парни, у него ПИшка. – Защитные купола звенели храмовыми гонгами под кузнечным молотом П-индуктора. Павшие жертвами сарказма управленцы с визгом бежали по влажным красным лоскутам, недавно бывшим Образцовой Секретаршей Года.
– Да где он, туды его в качель? – крикнул кто-то.
– В коконе светорассеивающего поля, – сказала Арни Тенебрия, смакуя тактически сложную ситуацию. – Все уходят. У нас с ним свои счеты. Я сама справлюсь. – Ею руководил личный частный интерес. Солдаты отступили к лифту и стали сторожить пленных управленцев.
– Эй, Джонни, откуда у тебя ПИшка? – Оружие завыло и разнесло голову набитой антилопы в пух и опилки. На миг Джонни Сталин сделался видимым – он скрючился за менеджерско-директорским креслом. Едва он исчез, как Арни Тенебрия гиперзвуковым ударом разнесла оконечность стола в щепки.
– И экран-невидимка. Неплохо. – Она обходила стол кругом, полностью видима, защитный купол убран, чувства напряжены, как кошачьи уши. – Джонни, – пропела она, – я решила тебя проведать, когда узнала, что это ты. Помнишь меня? Красну девицу, которую ты целовал за ферментализатором Раэля Мандельи? – С хриплым визгом, переходящим в вой, ее энергоснаряд обрушился на защитный купол Джонни Сталина. Тот на миг стал полупрозрачным. – Да ладно, Джонни, дерись как мужик. Ты в курсе, что у тебя за оружие, ты в курсе, что не можешь одновременно использовать его и для атаки, и для обороны, а я в курсе, что щит-невидимка жрет твою энергию. Давай ты выйдешь из домика и будешь драться как мужик? – Полоска воздуха замерцала, Джонни Сталин зарябил и обрел видимость. Арни Тенебрия удивилась тому, как он изменился: вместо пухлого, вечно испуганного, плаксивого и буйного мальчика перед ней стоял, пожалуй, мужской эквивалент ее самой.
– Хорошо выглядишь, Джонни. – Она взглянула на запястье: зарядка – 85 процентов. Хорошо. Она двинулась налево. Джонни Сталин двинулся направо. Оба ждали контрольного момента, когда купол противника разрядится; через секунду начнется пальба. Арни Тенебрия обходила стол, выжидая. Воздух под ее защитным куполом стал спертым.
– Ах, Джонни, – вновь заговорила она, – не забудь, уложишь меня – тебя будет ждать еще десяток таких, как я. – Она выстрелила и нырнула под стол. Сталин принялся стрелять в ответ, но вяло, вяло, вяло. У Арни Тенебрии была куча времени, чтобы развернуться, прицелиться, врезать кулаком силового поля по опущенному щиту и разбить его как яичную скорлупу.
Командир Тенебрия велела своим людям отыскать в дыму завала какой-нибудь сувенир от Джонни Сталина, чтобы пополнить коллекцию трофеев, но они нашли только почерневшие детали непонятного механизма. Потом десантник Дженсенн принес Арни Тенебрии голову Джонни Сталина, и она долго сидела и смеялась над проводами и сложными алюминиевыми шарнирными сочленениями, которые служили этому Джонни Сталину шейными позвонками.
– Робот, – смеялась она. – Дробот, хробот, гробот! – Она все подбрасывала голову и смеялась, и смеялась, и смеялась так долго и так громко, что солдатам Группы 19 сделалось не по себе.
Глава 60
Доминик Фронтера первым осознал, что освобождение Дороги Запустения на деле – оккупация, а веселящиеся граждане, носившие герильеро Армии Всея Земли на руках по всем улочкам, – заложники мечты Арни Тенебрии о Гёттердеммерунге. Доминик Фронтера осознал это в шесть ноль шесть утра, когда пять вооруженных людей вывели его из подвала Лавки Смешанного Ассортимента Сестер Троицыных, где он пребывал в одиночном заключении, и поставили к ослепительно белой стенке. Солдаты провели линию в пыли и велели ему встать за ней.