— Мне бояться нечего, Микола, — пожил, — Пирогов вздохнул. — За Юру волнуюсь, верно. Но вот на фрау Сэтерлэнд вся надежда. — Он повернулся к Маренн. — Уж в своем-то госпитале рыскать они не станут? Каратели ведь не будут госпиталь обыскивать? — спросил он Маренн по-немецки. — Я о Юре, фрау…
— Нет, это исключено, — ответила она. — Давайте помогу, иначе кровотечение может начаться, рана еще неплотно затянулась. — Она подошла к Миколе, наклонилась, придерживая руку девушки, пока Микола натягивал на нее рукав салопа. Было заметно, что Варя вначале инстинктивно отпрянула, но потом взяла себя в руки, знаком приказав Графу молчать. — У них нет таких полномочий — обыскивать немецкие госпитали, тем более с тяжелоранеными. Это не входит в задачи исполнительных команд, они работают исключительно с местным населением. Если поступают сообщения, что в госпитале что-то неладно, этим будет заниматься служба СД при местной комендатуре. Впрочем, даже если Олендорфу и придет в голову что-то подобное, я ему не позволю, конечно. Вот так вот, хорошо. — Она ободряюще положила Варе руку на плечо. — Так что за Юру не беспокойтесь, Иван Петрович, — заключила она. — Во всяком случае, сейчас, — и попросила Варю: — А теперь я сделаю укол…
— Я сама! — вскрикнула Варя. — Я сама.
— Нет уж, позвольте мне, — настойчиво произнесла Маренн. — Раз уж я здесь, согласитесь, это будет надежнее. И быстрее.
— Варя, это правда, — поддержал ее Пирогов. Варя промолчала. Маренн набрала лекарство в шприц, сделала укол. Затем, сменив иглу, снова набрала лекарство. — Попробуйте встать. Опирайтесь на меня, не бойтесь. Очень больно?
— Нет, совсем не больно, — негромко откликнулась Варя, пальцы ее дрожали от слабости.
— Сможете идти? Попробуйте, — попросила Маренн. — Держитесь за меня.
— Да, кажется, могу. — Варя сделала несколько шагов по комнате.
— Очень хорошо. — Маренн кивнула. — Сначала, конечно, трудно, но лекарство будет действовать сильнее, так что сможете идти быстрее, — заключила она. — Теперь сделайте укол собаке. — Она передала Варе наполненный шприц. — Иван, где корзина со щенками?
— Вот туточки. — Микола поставил перед ней большую плетеную торбу с привязанной к ней веревкой. — Я сюды переложил, за спиной понесу, — он показал на веревку, привязанную по краям. — Таки легче будет. Ведь еще Варвару вести. И припасы съестные, что были… Все вместе.
— Правильно, — согласилась Маренн. — Вот еще туда лекарства и бинты положите, я привезла дополнительно. — Она достала из саквояжа медицинский пакет и передала Миколе. — Вы готовы, Варя?
— Да, — кивнула та решительно. — Только вот за документы боюсь, как бы не потерять, карманы у салопа дырявые.
— Так Пелагея уж давно не носить его, сейчас веревку дам, — спохватился Микола. — Обмотаем вокруг тебя покрепче, ничего не станется. Штопать некогда ноне.
— Аккуратно, не повредите рану, — предупредила Маренн. — Вот сюда, под бинты, давайте закреплю. — Она наклонилась к девушке. — Ничего не бойтесь, — успокаивающе провела рукой по ее спутанным волосам. — Надеюсь, на островок они не пойдут. А если даже и появится такая мысль, я им не позволю. Во всяком случае, постараюсь…
— Не могу понять: почему вы нам помогаете? — Светлые глаза Вари смотрели на Маренн с благодарностью и недоумением. — На вас этот мундир. — Она коснулась пальцем блестящих букв СС на рукаве мундира Маренн. — И вижу, звание у вас высокое. Я на немцев насмотрелась за этот месяц. Ничего от них, кроме горя, не жди.
— Так людев-то много, люди ризные, — ответил за Маренн Микола. — И в Неметчине ихней ризные. Что дивиться-то? Фашист этот тама без году неделя как обосновался, а страна и до него жила, и люди осталися. А типерь куды им деваться-то? Хочешь не хочешь, а горбатиться на него заставить. Особливо с образованием хто.
— Да и верно. — Маренн грустно улыбнулась. — Ваши товарищи, Варя, погибли за Родину, потому что она у них одна. Но и у меня другой родины нет, кроме Австрии, а она сейчас — часть рейха. А ничего сделать, чтобы по-другому было, пока нельзя. Слишком много людей поддерживает Гитлера. Но это изменится, я уверена. Так что приходится делать малые дела, чтобы когда-нибудь совершились большие. Люди заблуждаются часто и довольно долго, но чем дольше заблуждаются, тем горше за это платят. Но мать у меня француженка, и родилась я во Франции, и долго жила там, с самого детства. Так что неправды я вам не сказала.
— Фрау Сэтерлэнд очень рискует, помогая нам, Варя, — вступил в разговор Иван Петрович. — По головке ее за это не погладят. Так что сомневаться нечего…
— Я и не сомневаюсь, — смутилась Варя. — Я удивляюсь…
— Ну, не в кине, щоб дивиться. Я готов. — Микола забросил торбу на спину. — Пора идти. Вставай, дивонька. — Он подхватил Варю под руку. — Пса сама повидишь?
— Да он и так сам пойдет, не отстанет, — уверенно ответила Варя.
— Ты гляди, болото — оно коварное. Шаг в сторону — и утоп, не достанешь, — предупредил Микола. — Вот еще кусок веревки, лучше при себе веди, чтоб нога в ногу.
— Хорошо, спасибо, — согласилась Варя.
— Ну, прощай, дом родный. — Микола обвел горницу взглядом. — Не знаю, свидимся ли. — Голос его задрожал, а в глазах заблестели слезы. — Мать, отец, бабка, вся жизнь туточки сызмальства. Скотину, курей — все растащат, гадюки пришлые, всю хату переворотят, все вынесут, окаянные. Ах, забыл иконку-то взять. — Он бросился к образу Богородицы, сдернул со стены, сунул под рубаху. — Пелагеюшка, светик мой, не простит меня. Ну, пошли. Жив буду, снова тебя отстрою, — похлопал дрожащей рукой по бревенчатой стене. — Пущай хоть до последнего кола сожгут. Возведу, как было.
Не выдержав, заплакал, закрыв локтем лицо.
— Ну, не убивайся, не убивайся так, Микола. — Иван похлопал его по спине, ободряя. — Может, все еще и обойдется. Не тронут дом-то. Написала же фрау Сэтерлэнд в Берлин большим начальникам, чтоб не трогали. Может, и успеет решение-то до того, как все жечь начнут.
— Ох, молиться буду за вас каженный день, фрау дохтур, коли обойдет нас лихо. — Микола вытер лицо рукавом, задул свечи. Осторожно ступая в темноте, вышли на крыльцо. Микола запер дверь.
— Держитесь, Варя, за меня, донесу вас до края поляны, — Иван Петрович хотел уж поднять Варю на руки, но Маренн остановила его.
— Фриц донесет. Так быстрее будет. А вы, Иван, Миколе помогите. А то сильно расчувствовался он, как бы не споткнулся в темноте, — попросила она.
— Да, конечно, — согласился Пирогов. — Но как думаете, фрау Сэтерлэнд, дом сожгут?
— Вы же сами знаете, Иван, что я не знаю, — ответила Маренн с горечью. — Все зависит от обстоятельств, простых и одновременно очень сложных. Успеет ли моя дочь в Берлине увидеться с супругой рейхсфюрера, согласится ли фрау Марта исполнить мою просьбу, приедет ли рейхсфюрер домой в это время. На каждом из этих этапов нас может ждать неудача. Джил может получить срочный приказ бригадефюрера, своего непосредственного начальника, и тогда она вынуждена будет отложить свой визит к фрау Марте. Нанетта, дочь рейхсфюрера, может сильно раскапризничаться, и тогда фрау Марта попросит Джил перенести визит на следующий день. Но самое печальное — это если рейхсфюрера вызовут к фюреру, и он там просидит на совещании до самого утра, и тогда с ним никто не сможет связаться, даже фрау Марта, даже по телефону. Это худший вариант развития событий.
— Но что же тогда делать? — растерянно спросил Пирогов.
— Стараться затормозить расправу, — ответила Маренн. — Тянуть время. До того момента, как рейхсфюрер наконец окажется на месте и Джил попадет к нему. Или хотя бы фрау Марта позвонит ему и расскажет о моей просьбе. Я уверена, что, услышав, что речь идет о деятельности айнзацкоманд, любимом детище его конкурента Гейдриха, Гиммлер не упустит случая их попридержать и поставит положительную резолюцию. Но этого момента нам еще надо дождаться. А некоторым, таким как Варя, Пелагея, вот этот лесник, просто до него дожить.
— Что ж, понятно. — Пирогов вздохнул. — Вы уж простите, фрау Сэтерлэнд, что все время об одном и том же спрашиваю. Переживаю очень.
— Я понимаю вас, Иван Петрович, — мягко ответила Маренн.
Фриц легко поднял Варю на руки и донес до края поляны. Граф послушно бежал рядом, прихрамывая, но стараясь не отставать. Следом шел Микола. Он вздыхал, все оглядывался на дом, тер рукавом глаза. За ним Пирогов нес торбу с провизией. Он то и дело молча похлопывал Миколу по спине, успокаивая. Месяц спрятался за тучи. Стало совсем темно. Снова закрапал дождь.
— Ох, как же Пелагея с Наталкой-то доберутся, — сокрушался лесник. — Как бы с дороги не сбились…
— Дойдут, не волнуйся, — убеждал его Пирогов. — Обе здешние, выросли в этих местах, каждая травинка им знакома. Даже если Пелагея спутается, Наталка точно к озеру придет. Сколько с отцом хаживала здесь, и днем и ночью и в любую погоду.
— Так-то оно так, — вздыхая, соглашался лесник.
— Данке шен, — тихо сказала Варя, когда Раух поставил ее на ноги. Он улыбнулся:
— Удачи, фрейлейн.
— Ну, пошли, пошли! Микола, уверен, свидимся еще.
Пирогов крепко пожал леснику руку, передавая торбу.
— Бывай, Иван. Бог тебя не забудет.
Микола двинулся в чащу первым, за ним — Варя с собакой. Спустя несколько мгновений они растаяли в темноте. Еще некоторое время было слышно, как потрескивают сучья, но потом все стихло.
— Идемте, господин офицер. Мы задерживаем фрау Сэтерлэнд, — сказал Пирогов негромко. — Теперь нам остается уповать только на Бога. — Он перекрестился. — И как ни странно, на вашего рейхсфюрера.
— Как вы думаете, Иван, успеют они? — спросила Маренн, когда они подошли к машине, стоявшей под деревьями.
— Очень надеюсь, фрау Сэтерлэнд, — ответил тот. — Хотя в чем можно быть сейчас уверенным?
Стало темно — набежали тучи. Где-то рядом, над головой, протяжно прокричала ночная птица и тревожно зашевелила крыльями в ветвях.
— Тихо. — Раух придержал Маренн за рукав. — Стойт