ловека — у всего человечества. Другой не будет. Она уникальна во Вселенной, но разрушить ее можно очень быстро. Надо просто перестать отличать добро от зла. И решить для себя, что зло — это тоже добро, но только вот чуть-чуть поточнее в измерениях. С циркулем.
— Но, Мари. У нас только два автомата. Да и появись мы на противоположной стороне, чтобы защитить людей от полицаев, нас самих там в первую очередь убьют. Потому что на нас эта форма, потому что никто разбирать не будет, — убеждал ее Раух. — Надо возвращаться в штаб.
— Но батальон «Лейбштандарта» сейчас разнесет эту группку большевиков в куски. И Олендорф опять окажется на коне…
— Не окажется. Мы помешаем ему. Но другим способом. Зепп дозвонится Гиммлеру.
— Мне кажется, мы все-таки можем сделать еще кое-что, мама. — Маренн вдруг услышала за спиной серьезный голос Штефана. — У нас не только два автомата, Фриц. У нас еще кое-что есть.
— Ты что задумал? — Маренн резко повернулась. Кажется, она догадалась. — Не смей. Тебя накажут.
— Я сейчас, мама! — Штефан уже бежал назад к деревне.
— Фриц, останови его.
— Это возможно? — Раух усмехнулся. — Это же твой сын. Кто его остановит? Пока с ним не удалось справиться ни одному из его начальников. И если бы не его отчаянная храбрость и смекалка в бою, у него давно было бы много неприятностей.
— Штефан, стой!
Маренн побежала вслед за сыном. Она видела, как Штефан подбежал к большому сараю на окраине деревни, служившему ремонтной мастерской.
— А ну, все из машины! — скомандовал экипажу.
— А что случилось? В чем дело? Мы только закончили. — Механик «Лейбштандарта» вытер пот со лба и развел руками, запачканными в масле. — Еще не пробовали… Куда?!
— Штефан, ты спятил? — Заряжающий соскочил с брони, в недоумении глядя на командира.
— Ханс, отойди! А ну, все отсюда! — крикнул Штефан и, впрыгнув в открытый люк, спустился в машину. Было слышно, как заработал мотор. Пятнистый «панцерваген» рванулся вперед, опрокинув бочки с водой, стоявшие напротив.
— Фрау Сэтерлэнд, а что происходит? — Заряжающий Ханс Малер подбежал к Маренн. — Я не понимаю… Он куда? Один?
— Сейчас увидим, — ответил Фриц. — Если то, что я предполагаю, верно, тебе снова придется хлопотать за сыночка. — Он бросил насмешливый взгляд на Маренн. — Но сейчас он вжарит Олендорфу.
— Кому? Кто это? — недоумевал Малер. — Куда вжарит? По своим? Он с ума сошел?
— Ну, вряд ли по своим, — предположил Раух. — Вряд ли он нанесет какой-то существенный вред Олендорфу. В таком случае его и мама не спасет. Он это понимает. Но пугнет как следует. А тому много не надо. Принеси-ка бинокль, — попросил он Малера. — Есть?
— Да, конечно, — растерянно ответил тот. — Невероятно. Вот. — Он протянул бинокль Рауху.
— Взгляни. — Тот передал Маренн. — Идет как на параде. Хорошо, что Вайденхаупт еще не вылез из расположения, так что у него простор.
Маренн взяла бинокль. Она видела, как «панцерваген» Штефана прошел по пшеничному полю и выдвинулся на шоссе. Олендорф и его группа на бронемашине заметили танк, но признаков беспокойства не проявляли — видимо, приняли его за обещанную Дитрихом подмогу. Кто-то даже приветливо помахал рукой.
Филигранно проведя машину по краю дороги, так чтобы не попасть под огонь закрепившихся на противоположной возвышенности большевиков, Штефан вдруг остановился. Башня танка развернулась в сторону машины Олендорфа.
Все, кто наблюдал за происходящим, затаили дыхание. «Неужели? Нет… Нет, только не это, — стучало в голове у Маренн. — Такого не простит никто. Это смерть». Олендорф и его подручные также замерли, глядя на обращенное в их сторону жерло орудия. На их лицах недоумение все заметнее сменялось страхом.
Башня еще раз повернулась в сторону противоположной высоты, словно играя. Затем заняла исходное положение. Грохнул выстрел, блеснул огонь. Снаряд аккуратно приземлился на дороге, рядом с машиной Олендорфа, так что взрывной волной побросало в кювет всех, кто находился на ней. После этого танк развернулся и медленно пополз назад, в сторону деревни.
— Молодец, как на учениях отработал! — похвалил Раух. — Все, в чем его можно обвинить, это в том, что снаряд израсходовал. Но учебных-то снарядов у него нет. А машину надо испробовать после ремонта. Вот и испробовал. Все работает. Можно выступать в поход. Какие претензии? Целился в большевиков, а попал чуть правее. В бою и не такое бывает. В конце концов, он командир экипажа, не наводчик.
Маренн молча смотрела в бинокль, как «панцерваген» неторопливо возвращается к ангару. В глазах стояли слезы. Она понимала, что сын решился на отчаянный поступок ради нее.
Перестрелка стихла так же неожиданно, как и началась. Было видно, как Олендорф, запыленный, с царапинами на лице, бегает в кювете и кричит что-то помощникам, показывая знаками, чтобы они скорее поднимали опрокинутую взрывом машину. Его команда отступила. Полицаи в черных бушлатах и кепках, озираясь, сбегали с холма, сосредотачиваясь в укрытиях вокруг дороги.
— Посмотри, там и немца-то нет ни одного, — заметил брезгливо Раух. — Одни местные подонки. А немцы все при Олендорфе остались. Смотреть спектакль в партере. Конечно, это отребье сразу струсило, как только лишилось руководства.
«Панцерваген» остановился напротив сарая. Люк откинулся, показался Штефан. И тут же за спиной Маренн заскрежетали тормоза штабной машины. Она обернулась. Дитрих спрыгнул с подножки.
— Это черт знает что такое, оберштурмфюрер! — накинулся он на Штефана. — Что ты себе позволяешь? Если бы ты был в моем подчинении, я бы надрал тебе задницу…
— Виноват, группенфюрер, промахнулся, — отрапортовал Штефан, вытянувшись, все замерли. — Ну, целился по противнику, но промахнулся, — добавил он. — Но машину проверил. Работает исправно. Скоро исчезнем. — Он подмигнул Малеру.
— Я сообщу Кеплеру, имей в виду, — пригрозил ему Зепп. — Пусть он с тобой разбирается.
— С удовольствием, мой группенфюрер, — отрапортовал Штефан.
— Это что значит — с удовольствием?! — возмутился Зепп.
— Герр группенфюрер, тут Олендорф на проводе, — доложил адъютант Вюнше.
— Сейчас оглушит — Дитрих взял трубку, держа ее подальше от уха. — Старина, сочувствую, — прокричал, опережая штандартенфюрера. — Тут у нас недоразумение вышло. Нет, это не мои. Вайденхаупт еще и до машин не добрался. Это приданные. Группенфюрера Кеплера. Машину пробовали после ремонта. Они вооще не в курсе, что происходит. Мы не успели им сообщить, они ж в ремонтке сидели. Ну, ясное дело, что надо наказать. Я совершенно согласен. Но не в моих полномочиях. Сообщу их начальству, пусть думают. Уж в этом не сомневайтесь. А ты что расстраиваешься так сильно? — Он усмехнулся. — Я в бинокль наблюдал. Царапины тебе к лицу. Девушки в Берлине будут в восторге. Я слышал, ты и так имеешь у них успех. А тут уж…
— Ты еще издеваешься! — кричал Олендорф в трубку. — Черт знает что творится! Я вынужден отменить операцию на сегодня и доложить в Берлин обо всех обстоятельствах. Имей в виду, Зепп, я обо всем доложу, обо всем! Напишу рапорт самому рейхсфюреру! Просто невозможно работать! Имейте в виду! Вы все ответите!
— А может, тебе к фрау Сэтерлэнд, на перевязку? Ну, в смысле в госпиталь, — насмешливо предложил Дитрих. — И успокоительного принять. На всякий случай.
— Да…
Олендорф крепко выругался и бросил трубку.
— Всего хорошего. — Дитрих пожал плечами. — Чтоб нам больше не встречаться.
— Вот видишь, мама. Операцию на сегодня отменили, — Штефан подошел к Маренн. — А ты говорил, мы ничего не можем сделать, — он повернулся к Рауху. — Очень даже можем, если захотим.
— Зачем ты это сделал? — Маренн обняла сына, прижавшись лбом к его груди. — Тебя накажут.
— Накажут слегка, возможно, — ответил он, гладя ее по волосам. — А может, и нет. Война, мама. А кто воевать будет? Каждая машина на счету. Я солдат Германии, мама. Я не воюю с детьми и старыми тетками в платках. И мне не нравится, когда другие это делают при мне.
— Ты весь в отца. — Отстранившись, Маренн взглянула ему в лицо, на ресницах дрожали слезы. — Уверена, он поступил бы так же и что-нибудь подобное в конце сморозил, чтобы все застыли с раскрытыми ртами и слов-то не было.
— Фрау Сэтерлэнд, тут ваша дочь на проводе. — Она услышала голос Дитриха.
— Джил? — удивился Штефан. — А как она нас нашла?
— Подожди.
Маренн быстро подошла к штабной машине. Связист протянул ей трубку.
— Фрейлейн Колер, — сказал он.
— Пока тут некоторые машину пробовали и в стрельбе упражнялись, расходуя боеприпасы, я успел переговорить с рейхсфюрером, — сообщил Дитрих, бросив на Штефана насмешливый взгляд. — И вот результат. Он дал добро. — Зепп многозначительно посмотрел на Маренн.
— Да, слушаю. — Маренн взла трубку.
— Мама, все в порядке. — Голос Джил прозвенел в наступившей внезапно тишине. — Я только что из канцелярии. Он… подписал!
Маренн прижала ладонь к губам. Комок подступил к горлу.
— Отошли эту бумагу Гебхардту, — попросила она негромко. — А копию — в канцелярию обергруппенфюрера СС Гейдриха. Пусть узнают пораньше.
— И палить было необязательно, — заключил Дитрих.
— Мама, ты не рада? — спросила Джил, озадаченная молчанием Маренн.
— Я рада.
— Она очень рада, Джил, — прокричал Штефан. — Я ее напугал немного, как всегда. Но все закончилось хорошо. Это точно.
— Штефан! — воскликнула Джил радостно.
— Да, он здесь, — подтвердила Марен. — И как всегда, устроил всем небольшую встряску. Однако, дорогая, мы занимаем с тобой оперативную связь. — Она обернулась на Дитриха. — Отвези документы и возвращайся к себе на Беркаерштрассе, — попросила дочь. — Я перезвоню тебе из госпиталя, и мы поговорим подробно. Ты молодец.
— Хорошо, мама.
Маренн вернула трубку связисту.
— Нам повезло, — сообщил Дитрих, поправляя фуражку. — Рейхсфюрер как раз вышел в приемную сам. Фюрер приказал ему немедленно прояснить ситуацию с газенвагенами. Когда они вступят в строй. И он вышел звонить Гейдриху.