— С газенвагенами? — Маренн нахмурилась. — А что это?
— Понятия не имею. — Дитрих пожал плечами. — Хотя догадываюсь. Гейдрих носится с идеей поставить процесс уничтожения представителей неполноценных рас на промышленную основу. Тот же Олендорф и его коллеги, так сказать, Небе и Шталекер все время жалуются, что по результатам произведенных ими работ в Польше, например, многие военнослужащие в подразделении понесли тяжкий психический урон. Мол, переживают сильно. Надо, чтобы они не видели, как «свершается кара», цитирую. И вот кто-то из инженеров подсказал Гейдриху использовать угарный газ. Мол, затолкаешь всех в такой вагончик, впустил газ, тихо все умерли — и никаких психических затрат. — Дитрих криво усмехнулся. — Фюреру идея понравилась. Он считает, что так все это дело пойдет быстрее. И вот теперь он подгоняет Гиммлера.
— Специальные машины для умерщвления людей? — Маренн перевела взгляд на Рауха, тот опустил голову.
— Так вот, Гиммлер как раз вышел с совещания. И тут я, — продолжал Дитрих. — Гюнше спросил, может ли он переговорить. И рейхсфюрер согласился. С Гейдрихом-то лишний раз по приказу фюрера ему не хочется общаться. Чтоб не думал, рейхсфюрер у него — мальчик на побегушках. Я обрисовал ему картину с нашими последними подвигами, — он кивнул в сторону пшеничного поля. — Нажав на то, что пора бы нас переквалифицировать из непонятно какой бригады, которую суют куда ни попадя с голой задницей, в полноценную дивизию с соответствующим оснащением, а то из вермахта они очень умные. А, тут эсэсовские пожаловали, ну, вооружения у нас нет для вас, берите все трофейное. У меня оснащение в бригаде все чехословацкого производства. А наше где? В вермахте. Зачем, вам что, делать нечего? Ну, вот возьмите вон ту деревеньку. А как ее взять? Где огневая поддержка, танки? А этого ничего нет, простите. Все у нас. Мы тут главные. Вы — как хотите. Так что я сказал Генриху, надо решать этот вопрос, если мы не хотим подлизывать за армейскими их недочеты. И суетиться у них на подтанцовках. У нас должно быть полноценное штатное расписание, собственная техническая база, да и собственные боевые задачи, в конце концов. Гиммлер очень проникся. Газенвагены Гейдриха ему менее интересны, чем создание собственных панцергренадерских дивизий, например. Наш рейхсфюрер, он же метит в большие полководцы, а не в мелкие душегубы. — Дитрих подмигнул. — Чтобы поставить на место всех этих Кейтеля, фон Браухича и прочих, старую аристократию, которая очень нос задирает. Создать новую аристократию, новый класс — СС. Так что звонок мой пришелся кстати. Ну, а в конце, для усиления впечатления, я ему и про Олендорфа с его отравлениями колодцев добавил. Чудные места, говорю, красота вокруг, воздух целебный, источник с добавлением серебра — мол, все что надо для отдыха солдат и офицеров после госпиталя, для восстановления сил. А Олендорф грозит всю воду отравить, мол, у него распоряжение его начальника. Наши эскулапы, я говорю, вышли с идеей создать здесь санаторий для войск СС, это я подчеркнул, без всяких там посторонних, — Дитрих прищурился. — В смысле — для будущих дивизий. Я же знаю, как Генрих носится с этой мыслью — свои дивизии, свои госпитали, свои санатории. Вот надо бы решение, говорю, а то Олендорфа не остановишь. Очень рьяный исполнитель. Не вникает. Он говорит, рапорт надо составить. А я ему: уже готово. У Гюнше лежит. И адъютант протягивает. А дочка ваша, фрау Ким, как мне Гюнше сказал, всего за три минуты до того, как рейхсфюрер вышел с совещания, бумагу эту привезла. Вот так все вышло.
— Я благодарна, Зепп, — произнесла Маренн негромко. — Признаться, это была последняя надежда для меня.
— Вы, фрау Сэтерлэнд — последняя надежда для многих солдат, и, как правило, вы их не подводите, насколько я знаю. Ну вот и мы пригодились, не подвели. Ну что? — Зепп взглянул на часы. — Пора. Выдвигаемся дальше на юг. — Он бросил взгляд на Рауха. — Приказано организовать плацдарм в районе реки Ингулец для дальнейшего продвижения к Херсону. Давай общую команду, Вюнше, — приказал адъютанту. — Время. Еще увидимся, фрау Сэтерлэнд, здесь, на фронте, или в Берлине. — Дитрих сел в машину. — Вы там в вашем санатории мне не забудьте отдельную палату люкс отвести. Со всеми удобствами. Именную. Чтоб так и написано было — «покои группенфюрера Дитриха, без разрешения не беспокоить». Люблю отдохнуть на воздухе. И, фрау Сэтерлэнд, намекните Гебхардту, санаторий санаторием, а как же девушки? — Он рассмеялся. — Девушки там очень нужны. И не только в обслуживающем персонале. Например, из Варшавы. Там красивые фрейлейн. А то Гебхардт сухарь. Сам-то не додует. Все будет воды, воды прописывать…
— Обязательно прослежу, — с улыбкой пообещала Маренн. — Хотя чрезмерность удовольствий вредит лечению. В этом я с Гебхардтом согласна.
— Ну, какая чрезмерность, фрау Сэтерлэнд? — Дитрих притворно поморщился. — Ровно столько, сколько надо. Кстати, Колер, — Дитрих бросил взгляд на Штефана. — Есть указания от Кеплера на его счет? — спросил адъютанта.
— Так точно, — доложил Вюнше. — Приказано следовать с нами до Голованевской. — Адъютант показал на карту. — А там присоединиться к своим.
— Ясно, оберштурмфюрер? — Дитрих пристально посмотрел на Штефана. — Пойдете с третьим батальоном Вайденхаупта. Вюнше предупредит. О ваших подвигах мы еще поговорим с Кеплером. Все — к машине.
— Слушаюсь, мой группенфюрер. — Штефан вытянулся, отдав честь.
— Вам, фрау Сэтерлэнд, даю два мотоциклиста, чтобы проводили до госпиталя, — добавил Дитрих. — Потом догонят. А то Олендорф разворошил тут большевиков. По шоссе, я полагаю, сейчас ехать опасно. А по лесам колесить — тем более.
— Спасибо, Зепп.
— Все, трогай. — Дитрих стукнул водителя по плечу. — Выступаем.
Машина развернулась. Дитрих махнул Маренн и Рауху рукой. Через мгновение он уже кричал что-то в телефон, придерживаясь рукой за борт подпрыгивающего на колдобинах «мерседеса».
— Мама, я побежал! — Штефан обнял Маренн. Она поцеловала его в лоб.
— Береги себя.
— Ну, о чем ты, мама? Передай привет Альме. И Джил!
Еще раз обернувшись, махнул рукой и, вспрыгнув на борт, скрылся в люке танка. Экипаж уже был на месте. Мотор заработал. «Панцерваген» медленно выполз из ангара и пополз по улице, встраиваясь в общий поток. Штефан снова показался в люке и несколько мгновений молча смотрел на мать. Ветер трепал светлые волосы под черной пилоткой, прижатой к голове наушниками. Потом он отвернулся, что-то заговорил в микрофон и исчез в танке.
— Госпожа оберштурмбаннфюрер, шарфюрер Лимах.
Рядом с Маренн остановился мотоциклист. Затем — еще один.
— Прибыли по приказу группенфюрера для сопровождения, — доложил старший.
— Хорошо. — Маренн кивнула и повернулась к Рауху. — Идем?
— Да, пора.
Они направились к машине, стоящей на обочине. Раух сел за руль. Некоторое время пришлось ждать, пока пройдет техника «Лейбштандарта», чтобы развернуться. Затем съехали на дорогу, с трудом вписавшись в продавленную колею, и поехали через поле к шоссе. Мотоциклисты следовали за ними. Несколько минут ехали молча.
— Как ты думаешь, когда Олендорф получит известие, что операция отменяется? — спросила Маренн и, опустив стекло, закурила сигарету.
— Думаю, сегодня, — ответил Фриц, глядя на дорогу. — Наверняка он и сам уже доложил об инциденте Гейдриху. Уверен, что боевого задора у него сильно поубавилось. А тут еще и наша бумага с резолюцией рейхсфюрера. Им надо время, чтобы переварить все это. Придумать, как действовать дальше. Но вряд ли Гейдрих будет настаивать, чтобы зачистка в этих местах все-таки состоялась. В прямое столкновение с Гиммлером он вступать не станет. Это не в его интересах. К тому же поле деятельности у него огромное, большевики откатываются на восток, часто оставляя территории без боя. Масса населения, пленные. Нет, он не станет связываться по пустякам. — Раух качнул головой. — Ну, санаторий так санаторий. Потом разберемся. Новые задачи на подходе. Вот видишь, даже вводит технические усовершенствования. — Он криво усмехнулся. — Вручную уже не справляются.
— Это чудовищно, — откликнулась Маренн мрачно. — Я уже столкнулась с этим в Польше. Айнзацгруппа Небе пыталась применить угарный газ для умерщвления стариков в доме престарелых в Варшаве. Он находился недалеко от госпиталя, где я работала. Там мне удалось вмешаться и остановить их. Но в других местах… меня не было. — Она вздохнула. — Насколько я помню, это был такой герметичный фургон, буксируемый трактором. В него из баллонов подавался угарный газ. А на фургоне была нанесена издевательская надпись «Кофейня Кайзера Вильгельма». Якобы пирожные развозят. Они заталкивали туда старых, психически больных, ущербных, с их точки зрения, людей. А теперь постараются затолкнуть целые народы.
— Если Гейдрих возьмет верх и станет новым рейхсфюрером, то, скорее всего, так и будет, — согласился Раух. — Но очень надеюсь, ему этого не позволят. Партия против него собирается солидная. Это и промышленники, и дипломатический корпус. Все, у кого еще остаются связи с Западом и им надо сохранить лицо. Да и внутри СД тоже найдутся не последние фигуры. Тот же Мюллер. Хотя и пытается усидеть на двух стульях. Но рано или поздно выбирать придется. Не говоря о самом рейхсфюрере. Гиммлер тоже не собирается уходить на пенсию в ближайшее время. Если говорить прямо, для него отставка — это смерть. От него просто избавятся. На следующий же день. Ампула в рот — и готово. Чтобы не было альтернативы. Так что предстоит борьба не на жизнь, а на смерть. На полном серьезе.
Машина подъехала к воронке на шоссе, оставленной снарядом Штефана. Олендорф и его подручные уже покинули место проведения операции, оставив водителя и несколько солдат охранения, которые тоскливо наблюдали, как тягач дорожной полиции вытягивает из кювета опрокинутую бронемашину. Тут же, неподалеку, кучками собрались полицаи. Покуривая, перебрасывались комментариями. Вдруг несколько пуль царапнуло крышу машины. Полицаи бросились врассыпную. Раух прибавил газ. «Мерседес» буквально пролетел над краем воронки, чудом не задев ее колесом.