— Хорошо, я узнаю, — согласился Раух. — Но если это так, Мюллер будет настаивать, что ему нужен здесь свой человек. Ты же знаешь, у него везде понатыкано.
— Пусть пришлет другого, а эту перебросит куда-нибудь, — решила Маренн. — Она слишком много знает, Фриц. Когда мы уедем, боюсь, Ивану с Юрой от нее не поздоровится. Да и всем остальным тоже. Очень рьяная особа. А так будет новый человек. И распиши ее проступки посочнее, чтобы на взыскание тянуло. Обязательно упомяни, что я рейхсфюреру жаловаться буду. А Мюллер знает, что буду. Чтобы она, сдавая пост наследнику, не очень старалась. Обиделась, что не оценили.
— Я понял задачу, — согласился Раух. — Однако в связи вот с этим, — он слегка помахал телефонограммой, — все усложняется. Как я понимаю, встреча назначена, хотят и предварительно на двадцатое августа, может быть, еще перенос на двадцать пятое, так как итальянцы пока не подтвердили. Но в самое ближайшее время начнется подготовка. А значит, здесь окажется не только медсестра Беккер, от агентов службы безопасности будет не продохнуть. Мюллер и Гейдрих задействуют весь штат.
— Да, но на это время совершенно очевидно, что никаких зачисток проводить не станут, — заметила Маренн. — Гейдрих еще должен быть нам благодарен, что мы остановили Олендорфа, а то что бы он сейчас показывал фюреру и дуче, сожженные села и свежеезакопанные могилы? Фюрер, конечно, очень даже за зачистку восточных территорий, и даже сам по себе и не прочь посмотреть на результаты. Но вот европейской прессе он, конечно, показывать это не готов, а особенно дуче, у которого, как известно, нервы слабые, очень эмоциональный. Это все для отчета на бумаге, а не своими глазами смотреть. А тем более участвовать. А на бумаге все красиво. «Дранг нах Остен» в действии.
— Ну а что там с этими красноармейцами и фрейлейн Варей? — спросил Раух. — Они все еще в сторожке у лесничихи? Фюрер поедет по шоссе. А значит, сторожка попадает в зону охраны. На несколько километров вокруг все проверят до последней елочной иголки. Выставят оцепление. Сжигать не будут, но арестуют всех подозрительных. Что сказал Иван?
— Да, они в сторожке, — подтвердила Маренн.
— Им надо возвращаться на остров, где они были, и там сидеть как минимум до конца месяца. Насколько я знаю всю эту историю с визитами фюрера, начинают недели за две, а потом еще неделю все досматривают, не проскочили ли какие-то агенты.
— Командир этих большевиков плох, — сообщила Маренн. — На остров его нести нельзя. Он вообще не жилец, как я понимаю, если ему срочно не сделать операцию. Иван попросил Пелагею сказать им, что операцию может сделать немецкий доктор. Но как они к этому отнесутся — неизвестно. Есть вероятность, что вообще откажутся. Как сказал Иван, там, в сторожке, с ними Варя. Не исключено, что они будут полагаться на нее. Но командиру необходима операция. Даже по описанию я понимаю, что идет сильнейшее воспаление. Надо удалить все некротические ткани, организм уже не справляется с заражением, вот-вот начнется сепсис. Сульфаты и антибиотик помогут, только если убрать очаг заражения.
— А пока ты это будешь делать, у какого-нибудь бойца не выдержат нервы и он, вспомнив, как немцы убили его друга недавно, например, всадит тебе пулю в лоб с рыданиями, — продолжил Раух мрачно. — У него, видите ли, нервный срыв, а ты — труп. Это вполне реально. Мои условия остаются прежними, — добавил он. — Если делать операцию, то на нашей территории или на нейтральной. С их стороны — только один человек с оружием, и я. Тоже с оружием, естественно.
— На нашей территории? — переспросила Маренн. — Это где? В госпитале? Это невозможно. Да и как его довезешь? А на нейтральной территории — это где? Как ты себе представляешь?
— Например, в машине. В машине с открытым верхом, чтобы не было очень тесно. Ты сможешь оперировать в машине? — спросил Раух серьезно. — Это возможно? Я буду сидеть за рулем, их человек — рядом со мной, под моим контролем.
— Но мне потребуется ассистент, возможно, — возразила Маренн.
— Придется обойтись без него. Не верю, что ты не сможешь. В крайнем случае попросим эту фрейлейн Варю. Но не хотелось бы. — Раух слегка поморщился. — Неизвестно, как она себя поведет, когда окажется не наедине с нами, а среди своих, к тому же с оружием. Так что придется справляться одной, Мари. Во всяком случае, это надежнее.
— Я думаю, Иван поможет, — решила Маренн, помолчав. — Его все равно надо брать с собой переводчиком. Иначе нам не объясниться с ними. Ему же большого резона надеяться на большевиков нет. Он из бывших дворян, его уже арестовывали, доверие к нему низкое. Попадись он в лапы НКВД, ему сразу припишут предательство, даже если он его и не совершал. Так что он скорее на нашей стороне, я думаю.
— Возможно, ты и права. Но надо быть очень осторожными. И с Иваном тоже, — предупредил Раух. — В сложившихся обстоятельствах люди склонны действовать скорее на эмоциях, чем по разуму. Могут взыграть патриотические чувства, не исключаю. Что говорить об Иване, когда свои землю носом роют, чтобы донести. Вот взять эту медсестру Беккер, например. — Он усмехнулся. — Ладно, подождем. Решать тебе. Ты старший по званию, и тебе делать операцию. Но то, что я предлагаю — самое надежное в создавшейся ситуации. Сейчас пошлю запрос по поводу этой Беккер, — пообещал он. — Кроты в норе здесь нам совершенно ни к чему, это правильно.
До вечера никаких известий от лесничихи не поступило. Воспользовавшись передышкой, Маренн вышла на полукруглую террасу, окруженную невысокими мраморными колоннами. Довольно широкая, она служила крышей для входа в дом, и выйти на нее можно было из трех комнат второго этажа, в том числе и из малой гостиной Свирских. Вокруг царила тишина. Заросший сад смотрелся сверху как безбрежное море зеленой листвы, подернутое сизой дымкой вечернего тумана. Багряные лучи заходящего солнца золотили извилистую ленту речки вдалеке.
— Можно представить себе, как Свирские вот в такие теплые летние вечера сидели всей семьей здесь и пили чай с вареньем, глядя на округу, — произнесла Маренн и, облокотившись на перила балюстрады, закурила сигарету.
— Красиво. Наверное, степенно беседовали о событиях дня. Никто и представить себе не мог, что однажды этот дом опустеет, сад зарастет так, что превратится в лес, а их любимое озеро — в болото. Я никогда не устаю удивляться, как беспощадна природа. Несмотря на все наши представления о ней — мол, она такая хрупкая, страдает от человека. Как только человек перестает ей сопротивляться, она мгновенно ставит его на колени. Вот, например, тяжелые болезни — это тоже природа. Без всякой войны инфекция способна выкосить добрую половину человечества. Страшная стихия. И как все стихийное, беспощадна. Просветители были тысячу раз правы — только разум может ей противостоять.
— Ты думаешь, у Свирских действительно была возможность вдоволь мирно беседовать? — Фриц подошел к ней и встал рядом. — Как я понял, отношения у них в семье были сложные, запутанные, папаша шалил немало, не исключено, что прижил и детишек на стороне, а это тоже наследники, претендующие на состояние, которое давно уже превратилось в прах. Сынок Казимир тоже жил на широкую ногу. Использовали приданое Потоцких, чтобы залатать дыры, да все равно не хватило. Думаю, они больше спорили по вечерам, чем предавались философским беседам.
— Может быть, ты и прав, — согласилась Маренн.
— Я здесь уже четвертый день, нам так ни разу еще и не удалось побыть наедине. — Фриц понизил голос и положил руку поверх ее руки.
— Здесь нет такой возможности, — ответила Маренн, все так же глядя на реку. — В госпитале я не могу себе позволить ничего подобного.
— Ну да. Не хватает отеля «Кайзерхоф». — Фриц усмехнулся. — Но и там ты соглашаешься не часто. А здесь у нас тоже есть отель — наша машина. Это прекрасная вещь. Поднял верх — отель, опустил — операционная. Поедем сейчас. — Он притянул ее к себе, целуя шею.
— Куда, в лес? — Маренн пожала плечами. — Поедем. Но не сейчас. Сейчас, я думаю, нам придется отправиться в другом направлении. Я почему-то уверена, что лесничиха придет.
— Я хотел тебе сказать, что так тянуть нельзя. Однозначно.
— Хочешь, чтобы я ушла от Отто? — Повернув голову, она взглянула на него. — К тебе? Хорошего не будет. Ты сразу окажешься вот там, — она указала рукой на восток, — в первом эшелоне у Дитриха. — А я — здесь, на посту вместо медсестры Вагнер.
— Я — скорее всего, — согласился Фриц, — но ты — ни в коем случае. Рейхсфюрер не позволит.
— Но тогда и в «Кайзерхофе» мы встречаться не сможем. Мне придется ездить на свидания на фронт — это будет лучше? Во всяком случае, комфорта значительно меньше.
— Ты же не любишь его.
— Кого? Отто? Почему-то все так думают. — Маренн покачала головой. — Все знают лучше, чем я. Конечно, то, что он забрал меня из тюрьмы, несколько смущает, человеку неприятно быть обязанным. Но если бы он не забрал, мы бы с тобой вообще никогда не познакомились, а Джил, возможно, давно не было бы в живых. Это трудная история. Здесь не решается просто. И можно сказать, по большому счету я не могу выбирать свободно. Я должна принимать все так, как есть. А кого я люблю или нет — неважно. Решись я на свободный шаг — что последует за этим? Неоправданный риск — зачем? Ведь ставкой может стать жизнь моей дочери. Так что лучше давай сменим тему, — предложила она.
— Но ты обещаешь, что еще до того, как мы уедем…
— Обещаю. — Маренн остановила его. — Я и сама этого хочу. Но не всегда мы можем делать то, что хочется.
— Что ж, тогда порадую тебя новостями из Четвертого управления. Пришла ориентировка на Беккер, — сообщил Раух. — Она действительно их агент. Я изложил твое желание, чтобы ее перевели отсюда в ближайшем будущем. Мне обещали, что доложат самому группенфюреру. Думаю, Мюллер пойдет тебе навстречу. Заменит ее. Он же знает, что ты настырная Мари. — Фриц снова наклонился к ней.
— Простите, фрау Сэтерлэнд…
Сзади послышались шаги. По характерному пристукиванию сразу можно было узнать Пирогова.