— Неллу? Неллу привезли? Нелла! — раздался голос Вари.
— Какую еще Неллу? — спросил мужской голос.
— Подождите! Граф! Нашу Неллу привезли.
Собака на руках Пирогова громко заскулила и вдруг стала вырываться.
— Опустите ее, Иван, — сказала Маренн, выходя из машины. — Она уже все поняла. Теперь не удержите.
— Но она ж ходить не может, — растерялся Пирогов, но поставил овчарку на землю.
— Где она? Где Нелла?
Варя появилась на крыльце.
— Ты тихо, тихо, слаба еще! — приговаривала Пелагея. — Дай освещу хоть, ступенька тут. — Она подняла лампаду.
— Нелла! — Варя сбежала вниз. А из-за двери с лаем выскочил Граф и бросился к дубам на опушке.
— Ну вот, сейчас нас загрызут, — мрачно пошутил Раух. — Может быть, сядем в машину?
— Нет, ни в коем случае. Ты только посмотри…
Увидев Графа, Нелла заскулила и изо всех сил старалась ползти ему навстречу, отчаянно перебирая передними лапами. Пес подлетел стрелой и, упав рядом, тоже скулил, облизывая морду Неллы.
— А мы еще сомневались, устраивать ли эту встречу, — сказала Маренн. — У меня комок в горле.
— Неллочка, Неллочка, жива, милая моя! — Варя подбежала и, держась за раненый бок, опустилась на колени. Почти с человеческим плачем собака бросилась ей в руки. Варя прижала ее к груди. По бледным щекам девушки катились слезы.
— Неллочка, дорогая, — шептала она. — Спас нас Женя, спас обеих. Сам погиб, а нас спас. Будем вместе теперь всегда. Всегда-всегда. Не бойся, я никогда тебя не оставлю.
Собака тихо скулила, а Варя плакала. Граф, прижавшись к ноге хозяйки, безмолвно лизал ей руку. Несколько мгновений все стояли молча, глядя на них. Потом Пирогов подошел.
— Вот, а вы сомневались, что с Альмой, то есть Неллой, все в порядке, — сказал негромко. — Здравствуйте, Варя.
— Здравствуйте, Иван Петрович. — Девушка подняла голову. — Нет, я верила вам. Не сомневалась ни секунды, что вы правду говорите и Нелла жива. Но очень по ней скучала.
— Давайте я отнесу собаку в дом, — предложил Пирогов. — Одной вам не справиться. Ходить она пока не может самостоятельно. Но я уверен, вы ее выходите. Она быстро поправится.
— А как же Юра, ваш мальчик? — Опираясь на руку Пирогова, Варя встала. — Он, наверное, очень расстроен. Но я сдержу слово, — уверила она. — Щенки уже подросли, окрепли. Выберите любого. Я согласна.
— Спасибо вам, — кивнул Пирогов. — Признаться, я рассчитывал на это. И обещал Юре. Рад, что вернусь к нему не один, а с собачьим малышом. Но сейчас нам надо торопиться, фрау доктор ждет. — Повернувшись, он указал взглядом на Маренн. — Расскажите, как там этот раненый офицер. Мы не опоздали?
— Не знаю. — На бледном лице Вари проступила грусть. — Биение сердца очень слабое. Я колола его иглой — реакции нет.
— Зрачки на свет реагируют? — спросила серьезно Маренн. — Вы проверяли?
— Да, пока да, — ответила Варя.
— Тогда идемте быстрее. — Маренн взяла саквояж и решительно направилась к дому.
— Куда?! — Раух попытался остановить ее. — Сначала надо все проверить.
— Некогда проверять, — отмахнулась она. — Скоро он умрет. И мы здесь уже будем не нужны. Вы сможете ассистировать мне? — спросила Варю, обернувшись. — Мне потребуется помощь.
— Да, конечно, — растерянно ответила та. — Но, знаете, я плохо понимаю по-немецки. — Она смутилась. — В школе учила. Сказать что-то могу. И учителя хорошо понимала. А вот настоящих немцев совсем не понимаю, как выяснилось.
— Это не страшно, — успокоила ее Маренн. — Иван будет рядом, и он будет переводить.
— Туточки, туточки, пожалуйте, пани дохтур. — Пелагея, поджидавшая на крыльце, распахнула дверь в дом и подняла лампаду, освещая дорогу. Маренн поднялась на крыльцо. Первым в дом, виляя хвостом, юркнул Граф. Внутри послышались мужские голоса. Было ясно, что красноармейцы все видели в окно и теперь спорили.
— Стой. — Раух крепко схватил Маренн за руку. — Дальше ни шагу. Пусть первыми пройдут они. — Он указал взглядом на Варю и Пирогова, державшего на руках Альму. — Они — свои. Пусть разберутся. Знаешь, выстрел — это секунда. Рисковать я не могу.
— Господин офицер прав, — поддержал Фрица Пирогов. — Это будет вернее. Мы с Варей войдем первыми. Я посмотрю, что там и как. Вы ждите здесь, на крыльце.
— Долго ждать некогда, — предупредила Маренн. — Спасать некого будет.
— Я понимаю, — кивнул Пирогов. — Мы быстро. Мы все объясним им. Идемте, Варя, скажете мне, куда положить собаку, чтобы удобнее, — попросил он девушку. — Пелагея, свети. В сенях у тебя тоже темновато.
— Так ночь-полночь, откуда же свету взяться? — затараторила та. — Прошу, прошу, гости драгоценные.
— Что ты все трещишь? — одернул ее из-за спины Микола. — Людям до тебя, что ли? Входи, Иван Петрович. Вон туда, к печке, клади собаку. Там у второго пса подстилка, и щенки там. Там ей место покудова.
Пирогов и Варя вошли в дом. Оставшись на крыльце, Маренн слышала, как заскулила Альма, увидев щенков. Как громко переговаривались Пирогов и еще какой-то мужчина. Их перебивал то голос Вари, то голос Миколы. Наконец все стихло, послышались шаги. В сенях появился Иван. А за ним — высокий военный средних лет в красноармейском обмундировании. Кобура на портупее расстегнута, но в руках — только фуражка. Маренн взглянула на Рауха. Тот держал автомат наготове, но, увидев, что русский явно не собирается нападать, опустил ствол.
— Старшина Кольцов. — Русский надел фуражку и отдал честь. — Вы доктор? — спросил у Маренн. Пирогов перевел.
— Да, я, — подтвердила она. — Этот офицер со мной. — Она указала на Рауха. — Охрана.
— Я понимаю, — кивнул тот. — Входите.
— Я войду первым, — предупредил Раух. — Ты — за мной.
— Хорошо, — согласилась Маренн.
Держа автомат наготове, Фриц прошел в сени. Маренн следовала за ним. Знакомая продолговатая комната была тускло освещена. Около окна она увидела красноармейцев. Они собрались группой. Двое сидели на лавке, остальные стояли. Лица серые, уставшие. Обмундирование порвано. Вдруг послышался шум, упало ведро, и вслед за этим — крик:
— Сволочи! Сволочи! Они убили мою сестру в Гродно, всех убили!
Парнишка лет семнадцати вскочил со скамьи, вскинул винтовку. Раздался выстрел. Маренн инстинктивно бросилась в сторону — и вовремя. Пуля, чиркнув над головой, врезалась в косяк двери и, отскочив, разбила пузатый кувшин с рассолом на полу. Вслед за этим послышался собачий рык. Граф вскочил на ноги и, ощерясь клыками, встал перед Варей, преграждая путь к хозяйке.
Больно стукнувшись ногой о край скамьи, Маренн успела заметить, что Раух вскинул автомат, и еще мгновение — он изрешетит парнишку пулями. Она бросилась вперед и отвела ствол.
— Не надо! Я запрещаю!
Очередь прошла по стене. Послышался звон битой посуды.
— Матерь Божия! Что сотворилося-то! — взвизгнула Пелагея. — Господи помилуй! Господи помилуй! — Она отчаянно крестилась.
— А ну, отставить! — закричал Кольцов. — Боец Соколов! Отставить!
— Что ты, парень, не надо, не надо, слышишь! — Пирогов как мог быстро подошел к юноше, схватил в охапку. — Что же ты делаешь? Что делаешь? Ты сейчас себя погубишь, командира своего погубишь, всех погубишь, — приговаривал он.
— Они сестру убили, Наденьку. Ей всего семь лет было, — проговорил юноша срывающимся голосом и разрыдался.
— Да, война. Но как же бороться? Сейчас выжить надо, — продолжал Пирогов, гладя его по спутанным волосам. — Надо выжить. И другим помочь. Командиру своему. Ты ведь сам знаешь, до своих уже не дойти. Надо здесь, в тылу, сражаться. Люди есть, знамя есть, вот командира вылечит доктор — станете полноценным отрядом, местные потянутся. Будет у кого защиты просить. А так — что? Придут каратели — сожгут сторожку, лесник с женой пострадают. А ради чего — ради минутной слабости? Терпи, мальчик, терпи. Терпеть надо. Ну, успокойся.
— Иван, скажите лесничихе, чтобы налила ему воды, — попросила Маренн и, наклонившись, раскрыла саквояж. — И вот дайте успокоительное. — Она протянула пузырек с таблетками. — Иначе все это плохо закончится.
— Ой, чуточки не убили пани доктора! — запричитала Пелагея. — Ой, як же то? Горшки побили.
— Молчи, — одернул ее Микола, — не до горшков сейчас.
— Иван, почему все остались здесь? Мы же договаривались, что остаться должен один, — резко спросил Раух.
— Они гарантировали, что опасности не будет, — растерянно ответил Пирогов и, налив воды, заставил красноармейца выпить лекарство. — Вот господин, то есть товарищ Кольцов лично…
— Фриц, он же почти ребенок, оставь, — вступилась Маренн. — Мы только теряем время.
— Мы действительно обещали. — Кольцов подошел к Рауху и, на удивление, произнес на немецком, хотя и с акцентом. — Я понимаю. Стажировался в Польше в тридцать девятом. Язык немного изучал перед этим. Я приношу извинения. Он — юнец совсем. Из другой части. Прибился к нам при отступлении. В Гродно у него вся семья погибла. Сам натерпелся. Не выдержали нервы.
— Если бы фрау доктор не успела наклониться, спасать вашего командира было бы некому, вы понимаете? — спросил Раух.
— Я понимаю, — подтвердил тот.
— Фриц, хватит. Займитесь своими людьми, унтер-офицер, — распорядилась Маренн. — Надеюсь, вы сумеете взять их под контроль. Сейчас нам некогда выяснять отношения, вспоминать утраты. Ведите к раненому. У нас каждая минута на счету. Фрейлейн, — она позвала Варю, — помогите мне надеть халат. Иван, оставьте этого юношу его командиру. Подойдите ко мне, вот возьмите. — Она вручила Пирогову фонарь. — Будете держать. Света здесь явно недостаточно.
— Вот политрук. То есть наш раненый…
Варя подвела Маренн к широкой скамье у стены, на которой лежал офицер в посеревших, промокших от крови бинтах.
— Иван, свет! — приказала Маренн.
Одного взгляда было достаточно, чтобы понять, что положение раненого критическое. Маренн проверила пульс, зрачки.
— Пульс значительно снижен, — констатировала она. — Тридцать ударов. Сознание спутанное. Сильная кровопотеря. Предагония. Очень долго тянули. — Она бросила недовольный взгляд на Кольцова и его подчиненных. — Варя, немедленно ставим капельницу с физраствором, и я введу лекарства, которые поддержат работу сердца. Затем займемся раной. Вот инструменты. — Она достала из саквояжа металлический контейнер. — Подготовьте. И все старые бинты надо снять. Я должна осмотреть рану.