а повертаться боюся. Може, и не жива уже та дивчина. Даже имени ее не знаем. Помоги, Иванко!
— Далеко ли Брама эта? — спросила Маренн, выслушав Пирогова. — У меня в восемь утра обход и две операции назначены, а перед этим жду санитарный транспорт с ранеными. Не исключено, что среди них найдутся и изрядно покусанные, как я сейчас понимаю, а не только с ожогами и с пулевыми и осколочными, как обычно. — Она грустно улыбнулась.
— Здесь пешком минут сорок будет, — ответил Пирогов. — Князь Сигизмунд Роганович, дед моей госпожи, намеренно рядом с урочищем усадьбу строил, чтоб на охоту ездить близко. Заядлый охотник был.
— Не исключаю, что прогуляться, пока тихо, было бы и неплохо, но времени нет. — Маренн посмотрела на часы. — На машине можно там подъехать?
— Да, — кивнул Пирогов. — Лесная дорога есть. Я поеду с вами, — предупредил он.
— Тогда подождите меня у дороги, — решила Маренн. — Я дам указания медсестре Беккер, возьму свою санитарную сумку и медикаменты, и поедем.
— Ой, спасибочки, дякую, — запричитала тетка Пелагея, вытирая глаза краем платка. — Вот есть Бог на свете, говорила ж я!
— Идем, идем, — подтолкнул слегка ее Иван Петрович, — нечего тут выть, сырость разводить. Только внимание лишнее привлекать к себе. А корзинку с салом забери. Вон стоит, — показал он. — Пригодится еще.
Машина поднялась на холм и остановилась под сенью высоких вековых дубов.
— Все, стоп, дальше дороги нет, только тропинка к сторожке, — вполголоса предупредил Пирогов. — Выходим.
Маренн взяла автомат, санитарную сумку.
— Вылазь, вылазь, Пелагея. — Пирогов помогал спуститься лесничихе. — Осторожно, юбку раздерешь.
— Так-ми то на авто-то не издим, все на возу с кобылою привычнее, — оправдывалась та.
Звонко щелкнув, на капот упала шишка. Маренн вскинула голову. Ярко-рыжая белка сидела на ветке и с любопытством смотрела вниз, задрав хвост.
— Тьма-тьмущая их тута, — пояснила лесничиха, — и война им не война. Поки желудь не созреет, старые шишки лущат. Идемте, идемте, пани доктор, я дорогу покажу. — Она слегка поклонилась.
Маренн обошла кустарник.
— Вот что, Иван Петрович, — сказала она Пирогову серьезно. — Спросите у фрау, не найдется ли у нее какой старый плащ или салоп, я бы накинула на свой мундир. А то придет наша подопечная в сознание, а перед ней — враг, так все наши старания зря, считайте.
— Я понимаю, — кивнул Иван Петрович и, наклонившись к Пелагее, зашептал ей на ухо.
— Дам, дам, — закивала та.
Когда подошли к небольшой избе на поляне, сквозь узорчатую листву дубов засверкали первые проблески солнца — светало. Маренн показалось, что где-то рядом журчит вода.
— Здесь ручей? — спросила у Пирогова.
— Источник. Называют Серебряный, — объяснил Пирогов. — Существует поверье, что в давние времена один из князей Свирских, обидевшись на сыновей, решил их наказать и закопал в этих местах драгоценный сундук с серебром, трофеи от военных походов. Мол, без наследства останутся. Сыновья искали, искали клад, да так и не нашли. Но это сказка, а на самом деле вода эта на серебре вправду настоена, где-то жила серебряная проходит. Лечебная — быстро раны заживляет.
— То верно, — подхватила Пелагея. — Вот я как деда своего вылечила? По ликарям не ходили мы. Мочила бинты в ручье да перебинтовывала, вот все и зажило. Если дивчина наша жива до сих пор, так тоже благодаря водичке этой.
— Мать, ты, что ли? — На крыльце показался высокий старик с седым чубом на бритой голове. Правую щеку и бровь перерезал глубокий шрам. — Ты кого привела-то!!
Увидев Маренн, он сердито сдвинул косматые, седые брови.
— Я тебя за ликарством посылал, а ты немца привела! — рука потянулась к большой тяжелой рогатине с заржавевшим наконечником. — И ты, Иванко! — Он метнул гневный взгляд в сторону Пирогова.
— Погоди, Микола. — Пирогов, успокаивая, взял его под руку. — Не горячись. Это пани доктор. Она немцев не приведет. Она поможет.
— Вот размахався, таки и зашибет — не заметит, — жалобно произнесла Пелагея.
— Пани дохтур? — недоверчиво переспросил Микола. — Гляди, Иванка. Вон в селе говорять, скоро каратели нагрянут. Все будут жечь огнем. Разозлили сильно их прикордонники с псами, что их солдат покусали. Бабы сказывают, народ в лес повалил, со всем скарбом, со скотом, даже с псами дворовыми. Боятся…
— А ты почем знаешь? — недоверчиво спросила Пелагея. — Неужто в село сбегал?
— Нет, куды мне! — Микола махнул рукой. — Сама знаешь, каков я бегун. Наталка, почтальонша на ручей за водой прибегала. Ни, в дом я не пускал ее, — сообщил он быстро, заметив, как жена нахмурилась. — Какие теперь гости? Так, наболтала на крыльце и дальше побегла.
— Иван Петрович, спросите, что с раненой, жива ли? — озабоченно сказала Маренн. — Времени мало.
— А что раненая твоя, Микола, не опоздали мы? — спросил Пирогов вполголоса.
— Зараз салоп принесу. — Пелагея кинулась в сарай напротив дома. — Не королевичный, знамо дило, да какой есть. Не знесудьте.
— Благодарю, — кивнула Маренн. — Мне подойдет любое.
— Живий, — подтвердил Микола. — Раны ей водой из источника промываю, на том и держится. Щени ейные тоже в здравии. Просыпалися, я им еще молока дал, так и спят.
— Вота пани, прошу.
Пегалея поспешно вернулась к крыльцу, держа в руках широкий войлочный жакет с ярко-красной вышивкой на груди.
— Пидходить?
— Да, вполне, — кивнула Маренн, хотя сама едва не утонула в одеянии. «Но это только на короткое время», — подумала она.
— Ну, веди, Микола, веди, — торопил лесника Пирогов.
— Прошу, прошу. — Тот прихрамывая, распахнул дверь. Маренн сразу почувствовала запах сушеных трав, недавно испеченного хлеба. Пирогов вошел первым. Маренн — за ним. Горница была чистой, справа виднелась белая печь с лежанкой, у стены скамейка, у окна стол, покрытый скатертью с вышивкой. На полках аккуратно расставлена глиняная посуда. В красном углу иконы, покрытые рушником, с зажженными перед ними свечками.
— Вот она, страдалица. Взгляните, пани доктур.
Пелагея подвела Маренн к скамье, на которой лежала молодая девушка в обмундировании Красной армии. Осторожно откинула одеяло.
— Вы присядьте, присядьте, фрау Сэтерлэнд. — Пирогов подставил деревянный табурет.
— Света надо больше. — Маренн открыла санитарный саквояж и, надев марлевую повязку на лицо, внимательно осмотрела девушку.
— Так электричества у нас нема. — Микола развел руками. — Лучину жжем, щепу.
— Иван Петрович, подержите фонарь. — Маренн достала из саквояжа круглый армейский фонарь с двумя батареями и, включив, передала Пирогову. — Так-то лучше. И еще один стул подвиньте, — попросила она. — Инструмент положить.
— Ну уж как и заслипит! — Старый лесник даже прищурился.
— Вот сюда светите, Иван Петрович, — попросила она. — Я скажу, мы вовремя успели. Еще пара часов, и процесс стал бы необратим. Вижу два поражения: сквозное в плечо, с вовлечением большого объема мышечной ткани, и слепое в брюшной полости. Пуля застряла внутри, ее надо срочно удалять, иначе развивается сепсис. Кроме того, сюда попали куски обмундирования, это тоже не улучшает положение. Иван Петрович, будете ассистировать, — обратилась она к Пирогову. — Сейчас я введу наркоз и начнем.
Маренн достала контейнер, в котором в спирту хранились шприцы, сделала укол. — Пока наркоз подействует, я обработаю плечо, — решила она. — Кроме того, сейчас надо поставить капельницу с физраствором, чтобы организм не обезвоживался. Фрау, подойдите, — попросила она Пелагею. — Будете держать бутылку. Но только держите ровно. Сейчас я установлю катетер.
— Таки як же так? — всплеснула руками Пелагея. — А неученая я.
— Держи, говорят тебе, — прикрикнул на нее муж, — и стой спокойно. А то все дергаешь, як кобыла, в стороны.
— Лесник сказал, в деревню придут каратели, — сообщил Пирогов, пока Маренн промывала рану девушки на плече. — Жители бегут в дубраву. Обещают всех пожечь из-за того, что помогали пограничникам здесь.
— Та ж Наталка сказала: вот таких, как она, — Микола показал на раненую, — полоненных видимо-невидимо за лесом в карьере собрали и охраняют там, без воды, без еды. Волчья яма место называется. Не сотни, тысячи. Цильная армия. И генералы с ними, все в одну кучу. Комиссаров расстреливают. Бабы здешние ходили, хотели им хоть хлебушка дать, так нет, всех автоматным огнем прогнали. Пекло адское, мрут люди, как мухи.
— Шо ж буде? — всхлипнула Пелагея.
— Держи ровно!
— Мои полномочия велики, Иван Петрович, — ответила Маренн, когда Пирогов перевел ей слова лесника, — но не безграничны. И касаются в основном медицинской части. На айнзацгруппы СС, а также отряды полиции я никакого влияния оказать не могу. К сожалению. Единственное, что я могу сделать, — добавила она, помолчав, — это сегодня же послать сообщение своему руководству в Берлин, что на этой территории находится целебный источник и усадьба Свирских может быть использована как санаторий для лечения солдат и офицеров СС. А это значит, что, скорее всего, айнзацгруппы обойдут это место стороной. Кому же будет приятно пить целебную воду на выжженном пустыре? Я это сделаю. Обещаю вам.
— Это уже много, фрау Сэтерлэнд. Это спасет людей здесь.
— Будем надеяться. — Маренн вздохнула. — Вот я удалила пулю. — Она бросила ее в контейнер для отходов вместе с окровавленным тампоном. — Сейчас все продезинфицирую, и наложу повязку. Физраствор надо, чтоб прошел до конца, вся бутылка, так что еще следует подождать. — Маренн посмотрела на часы. — Но времени немного есть. Я оставлю все необходимое для перевязок. Надо будет делать два раза в день. И обязательно промывать рану. Думаю, скоро фрейлейн придет в себя. Переведите, Иван Петрович, — попросила она.
— Усе, усе сделаем, не беспокойтесь! — затараторила радостно Пелагея и, отдав бутылку с физраствором мужу, забежала за печку. — Вже як благодарнии мы, фрау дохтур. Вот калачика сладкого возьмите, варенья яблочного, — суетилась она.