— Фрау Сэтерлэнд, — в комнату заглянула медсестра Вагнер. — Сообщают, что транспорт вышел из боя, — сообщила она. — Следуют к нам. Группа охраны прибыла. Они преследуют нападавших. Бой все еще идет.
— Спасибо, Гертруда, — ответила Маренн, бросив быстрый тревожный взгляд на Рауха. — Начинайте подготовку раненых, — распорядилась она.
— Слушаюсь, господин оберштурмбаннфюрер.
— Этот бой нам не помеха, — произнес Фриц, как только дверь за медсестрой закрылась. — Мы поедем другой дорогой.
— Но они приведут охранный отряд в сторожку, — заметила Маренн. — Приведут за собой, отступая. А трогать политрука, тащить его сейчас на остров — это смерти подобно. Боюсь, что полиция, придя следом, обнаружит там всех обитателей.
— Может быть, спрятаться в лесу? — негромко предложил Пирогов.
— Не поможет, — возразила Маренн. — Это бой. Стрельба будет сильная и во всех направлениях. Не угадаешь с местом.
— Может быть, оторвутся? — спросил Пирогов.
— Может быть, — кивнул Раух. — Но все зависит от того, какими силами идут, как с боеприпасами. А по вашим товарищам в сторожке мы знаем, что у отступающих отрядов с этим тяжеловато. К тому же они наверняка устали. С боем они, конечно, будут двигаться медленнее, но это ничего не меняет. Они придут к сторожке. И не исключено, что с полицаями. Взгляни, — он показал Маренн карту. — Слева от них шоссе, по которому постоянно движутся патрули, идут войска. Здесь им пути нет. Справа — чаща, в которой Иван-то хорошо ориентируется, а они — нет, к тому же болото, то самое, на котором остров Сигизмунда находится. Туда они тоже не сунутся, побоятся. Остается идти вдоль дороги. И надо думать, так они и поступят. А это прямая дорога к сторожке.
— Значит, надо, чтобы они оторвались от преследователей и пришли к нам обходными путями, — сообразил Пирогов. — Я пойду в сторожку, — засобирался он. — Надо послать им подмогу. Где они сейчас ведут бой, покажите мне еще раз, господин офицер, — попросил он — Знаю это место, — кивнул, взглянув. — И Микола знает. Вот пусть он с солдатиком им навстречу идет да через чащу проведет их. Полицаи-то в бурелом не полезут, у них Миколы нет. — Он усмехнулся. — Решат, что мол, сами там сдохнут, в болотах-то. Отстанут. А мы тем временем с Кольцовым к туннелю поспешим, вас там встретим, а потом уж с ними в сторожке свидемся.
— Вы думаете, унтер-офицер согласится на ваш план? — спросила Маренн с сомнением.
— А что же остается? — Пирогов пожал плечами. — Политруку еще дней пять покоя нужно, трогать его нельзя. Личный состав у Кольцова тоже всего ничего, раз-два и обчелся, желторотики, пацаны. Уж сколько в том отступающем отряде, не знаю, но полицаев-то явно нагнали достаточно, чтобы и с теми расправиться, и с этими. Силы-то неравные. А это что значит? Значит, что приди они в сторожку — все, крышка. И Светлову, и всему отряду, и Миколе с Пелагеей, и Варе. И Юре моему — Он вздохнул горько. — Так что полагаю, что согласится Кольцов. Ничего другого не остается. Всем туда на подмогу бежать — смысла нет, всех перемолотят. Единственный выход — обмануть, оторваться от них, чтоб след потеряли. А это только с Миколой можно, который каждое деревце в чаще знает.
— Наша операция в этом свете более серьезное значение приобретает, — заметил Раух. — Нападение в туннеле отвлечет охранный отряд от поисков. Они перекинутся на нас. Ну а тот отряд уйдет. Уведет их лесник. Если все получится, как вы, Иван, говорите.
— Так все и будет. Мы же тоже в лес глубоко нырнем, не сыщут. А потом с тем отрядом соединимся. Все, пошел я, — засобирался снова Пирогов. — Надо торопиться. Думаю, согласится со мной Кольцов. Другого выхода просто нет…
— Фрау Сэтерлэнд, — в гостиную заглянула медсестра Вагнер. — На проводе опять штандартенфюрер Олендорф, — доложила она. — Соединить?
— Подождите, Иван, — остановила Маренн Пирогова. — Сейчас опять все может измениться. Да, Гертруда, соединяйте, — разрешила она и взяла трубку. — Я вас просила звонить, только когда вы выполните все мои требования, штандартенфюрер, — начала она сразу резко. — Вы отрываете меня от подготовки к эвакуации.
— Именно поэтому я и позволил себе занять ваше драгоценное время, — произнес Олендорф холодно, на этот раз казалось, что он вот-вот зашипит. — Я выслал вам копию приказа, подписанного начальником штаба Рундштедта. Водой и провиантом пленных обеспечат. Копию доставит мой офицер по особым поручениям. Он уже выехал. Жду вас, фрау Сэтерлэнд, в условленное время, и на этот раз — без отговорок. — Последняя фраза прозвучала категорично. — Мне и так очень часто приходится идти у вас на поводу. Больше — не получится, имейте в виду. Не сомневайтесь, что я составлю соответствующий рапорт.
— Вы требуете, чтобы я выехала с вашим офицером? — спросила Маренн так же холодно.
— Нет, — ответил Олендорф. — У него еще есть поручения. Приезжайте сами в условленное время. Дело в том, что фотограф задерживается в Черкассах, — сообщил он нехотя. — Он ведет там съемку для журнала по заданию министерства пропаганды и прибудет вместе с вами. «Очень надеюсь, что тебя он сфотографирует, а вот меня — нет, — подумала Маренн. — Так что будете красоваться в газете с генералом Понеделиным без дамы».
— В пятнадцать тридцать по местному времени, и ни минутой позже, — все так же холодно добавил Олендорф. — Ваш самолет прибудет в семнадцать. Так что времени у вас достаточно. Ясно?
— Ясно. Буду, — резко ответила Маренн. — В пятнадцать тридцать, — и повесила трубку.
Несколько мгновений все молчали. Было слышно, как в коридоре медсестра Вагнер отдает приказания санитарам, готовясь к эвакуации.
— Что ж, все ясно, — заключил Раух. — Картина полностью ясна. Сейчас посланец Олендорфа привезет нам копию приказа начальника штаба Рундштедта. И даже если он не привезет и его подстрелят по дороге или он подорвется на мине, — он криво усмехнулся, — это уже ничего не меняет. Явиться в Уманский лагерь в пятнадцать тридцать нам все равно придется. Раз с приказа сняли копию, он существует. Спорить бесполезно. Другое дело, исполнят ли его? Могут и не исполнять. Но проверить это нам не удастся. Они выполнили условие — извольте ехать, фрау Сэтерлэнд. А то, знаете ли, терпение рейхсфюрера не беспредельно. Кто бы сомневался.
— Что ж, мы поедем, — согласилась Маренн.
— Но не доедете, — закончил за нее Пирогов. — Не отчаивайтесь. Не может быть, чтобы этот изверг в отглаженном мундирчике с белоснежным воротничком и в пенсне, — как он сюда явился, — одержал верх. Добрых людей все же больше. И хотя не к месту, конечно, все эти рассуждения о добре и зле, когда вокруг столько горя, разрушений, смертей, но разве добро, сострадание кто-то отменял? Кто-то отменял благодарность, любовь, преданность? Нет. Просто люди в страхе, отчаянии забывают, что надеяться надо всегда. И бороться. Вы не доедете до него, и он не восторжествует. Я вам обещаю, фрау Сэтерлэнд. — Пирогов прижал руку к груди. — Пусть мне даже одному с Пелагеей придется это сделать. Все, платки взял, автомат взял, рожки взял. — Он похлопал по сюртуку руками. — Сейчас по черной лестнице на поляну, — повторил скороговоркой, — а там через калитку — до Миколы. Пошел. А вы, фрау Сэтерлэнд, — обернулся к Маренн, — ждите Графа. Я уверен, что он прибежит. И это будет означать, что все наши договоренности в силе. Прощайте. — Пирогов направился к двери. — Еще раз спасибо за все.
— Подождите, Иван.
Маренн порывисто встала, подошла и обняла его.
— Наверное, больше не увидимся, — проговорила она негромко. — Вам тоже спасибо. Постарайтесь остаться в живых. Берегите Юру.
— И вы постарайтесь, фрау. — Голос Пирогова дрогнул. — Как оно дальше пойдет, ведь никто не знает. Россия страна большая, уверен, не хватит у Гитлера силенки до Урала докатить, даже если Москву возьмет и Ленинград. А там еще полстраны осталось. Обязательно назад покатится, пусть даже мы и не доживем. — Он глубоко вздохнул. — Но тогда вы, фрау Сэтерлэнд, тоже оставайтесь в живых, я вам желаю. Да вы останетесь, я верю. — Он прижал Маренн к себе. — Ведь Бог же есть, как бы трудно в это ни верилось сейчас, он не допустит, чтобы вы ушли с земли, ведь вы — ангел, не тот с иконы, что с крыльями, вы — ангел в человеческом лице. В делах ваших, мыслях… Вы обязательно переживете эту войну и поможете всем другим, кто выживет. Ну а я, даст Бог, дождусь освобождения Родины и Юру в жизнь выпущу. А больше-то мне ничего и не нужно. Можно помирать.
— Фрау Сэтерлэнд, прибыл офицер штандартенфюрера Олендорфа, — доложила Вагнер.
— Пусть подождет, — распорядился Раух.
— Он говорит, что очень торопится…
— Пусть подождет.
— Слушаюсь.
— Идите, Иван. — Маренн поцеловала Пирогова в колючую щеку. — Я, вы знаете, особенно в Бога не верю, но сейчас и мне хочется сказать: пусть он сохранит вас и Юру во всех испытаниях.
— Прощайте, господин офицер. — Пирогов протянул Рауху руку. — Я не так давно вас знаю, но кажется мне, что вы хороший человек. В нутре своем таким остались. Не дали себя испортить. А это при вашей службе много значит. Значит, что сила есть душевная противостоять. Желаю вам тоже жить. Любить фрау, — добавил он смущенно. — Уж не знаю, как там у вас все устроено. И кто ее супруг. Но вы — человек достойный. Берегите ее.
— Спасибо, Иван. — Раух пожал руку Пирогова с искренней теплотой. — Вы тоже боритесь, живите, берегите Юру.
— И если будет трудно, обращайтесь к медсестре Вагнер, пока она здесь, — напомнила Маренн. — Я ей еще раз скажу.
— Я помню, спасибо. — Пирогов кивнул и направился к двери. Маренн показалось, что он хромал сильнее, чем обычно.
— Мы вас проводим. — Она грустно улыбнулась. — Посмотрим на вас в окно. Никогда не смотрели. Ну, раз уж вы открыли нам тайну, посмотрим.
Пирогов вышел. Дверь закрыл быстро, казалось, даже намеренно — чтобы не оглядываться. Спустя минуту они увидели его уже на поляне. Сильно прихрамывая, он шел по покрытой августовской росой траве к разрушенному фонтану. Дойдя до разбитой статуи Аполлона, остановился. Осторожно достал из кармана оба платка, которые ему дала Маренн, один положил у поребрика. Второй платок снова спрятал в карман. Повернулся. Несколько мгновений смотрел на окна гостиной. А затем исчез в кустах разросшейся вокруг фонтана дикой малины.