— Все хорошо, все хорошо, не бойтесь, это только укрепит вас и успокоит, укрепит и успокоит… маленькая доза мескалина… шучу, шучу.
Вколол иглу мне в бедро, не торопясь впрыснул лекарство, похлопал меня по плечу и закивал, как китайский фарфоровый бог счастья.
— Замечательно держитесь! Нервы как канаты. Другой бы на вашем месте… Поешьте немного, вот, тут, на подносе, а потом садитесь в кресло и поговорим… и погутарим… надо вам кое-что объяснить… а уж вы потом решите сами, что мы будем делать… да-с, сами решите.
Я съел булочку с маслом, выпил стаканчик апельсинового сока, встал, надел пижаму, подошел к окну.
— Мало что изменилось, не правда ли, капитализм только испортил их, — задумчиво заметил толстяк, — дома постарели, а их обитатели… сами увидите. Сходите на кухню… поройтесь в холодильнике… ощутите, что вы в реальности, а не в страшном сне. Мы постарались все в квартире оборудовать так, как тут было в вашей прошлой жизни, чтобы облегчить вам вхождение в жизнь новую, так сказать… Телевизора у вас тогда не было, и мы решили обойтись без него. И компьютера, конечно, тоже не было… зато радио, пожалуйста, слушайте сколько угодно, ваша Спидола к вашим услугам. На улицу выходить я вам сегодня не рекомендую, но завтра, будьте любезны, вы не заключенный и не заложник. А сейчас я готов ответить на все ваши вопросы. Устраивайтесь поудобнее в кресле… Спрашивайте, мальчики, спрашивайте.
Не знал, с чего начать. Ударил наугад:
— Марк и Борис живы?
Колобок-Бабель поморщился. После затянувшейся паузы каркнул негромко:
— Да.
— Они в Москве?
— Да.
— Они работают на вас?
— Какой вы догадливый! Штирлиц просто!
— Что вам от меня надо?
— Никак не могу поверить, что вы этого не знаете в мельчайших деталях.
— Что конкретно? Фильм, интервью, покаяние?
— Умница. Фильм уже монтируют… интервью пойдет отдельно. И еще кое-что.
— Сроки?
— Как раз на ваше Рождество, за несколько дней до Нового года покажем по всем программам. С переводом на английский и другие языки.
— Что будет, если я откажусь?
— Не откажетесь.
— Почему вы так уверены?
— Не откажетесь.
— Кто?
— И ваш сын и его жена и ваши внуки, и ваша первая жена. И… сюрприз… ах-ах… ваша Марика… все они у нас… и от вас зависит их судьба, здоровье. Мы не будем приносить вам каждый день на блюдечке пальчик… или глазик… но… кто знает, что придет ему в голову? Он ведь у нас мечтатель… пудинг наш кремлевский… не без игривости, знаете ли… может такое придумать, чего и в ваших рассказах не встретишь.
— Почему я? Я не фотогеничен.
— Шармант! А вы подумайте, почему вы. Вы сами виноваты! Сами на себя все и навлекли… и никого не вините, кроме самого себя. Тщеславие-с. Референты прочитали текстик ваш… да-да, о наших лондонских гешефтах… кое-что подчеркнули… и ему на столик положили на газетный. Он прочитал и решил вас, так сказать, лично пригласить.
— Очень лестно! А потом, что будет? Показательный процесс и казнь? Как неоригинально!
— У нас, как вы, наверное, знаете, не казнят. Процесс — конечно будет, но исход его будет зависеть от вашей готовности с нами работать. Палитра широкая. От пожизненного карцера… до освобождения и посильного вспоможения. Можем эту квартиру вам подарить… и писать позволим… и опубликуем хорошим тиражом.
Тут я не выдержал и хрястнул Колобка по толстой морде кулаком. А когда он упал, пнул его ногой в круглый живот, а потом бил по голове тумбочкой, пока он не сдох. Помочился на его окровавленный труп.
Шутка! Я конечно его и пальцем не тронул. Вопросов больше не задавал. Через час проговорил с трудом:
— Не трогайте моих, сегодня же освободите сноху с внуками, все сделаю как надо, будете довольны, и еще… дайте мне денек осмотреться и очухаться. Не убегу, не бойтесь.
— Понимаю, понимаю, что не убежите. Тихими стопами. Сейчас позвоню кое-куда, согласую и вам волю руководства сообщу.
Толстяк ушел на кухню и разговаривал там с кем-то по мобильнику минут десять. Вернулся сияющий.
— Ну вот, все согласовал, и денек для вас добыл, хотя были возражения, да-с, были-с. Сноху с внуками выпустим, как только закончим фильм и интервью, остальных — после процесса, завтрашний день ваш. Дома вы одни, а если погулять захотите или куда съездить, будет машина за вами следовать, с двумя сопровождающими, да, да, в штатском конечно, и подвезет вас, куда прикажете, и на всякий случай… Вы уж, пожалуйста, тут Джеймса Бонда не разыгрывайте, наше сопровождение воспринимайте как… персональную охрану. Москва, она такая… продырявить могут живот… в ваших же интересах здоровым и бодрым оставаться… да-с здоровым и бодрым. Вот вам мобильник для связи со мной… эту кнопочку нажмете, а потом вот эту… простенькое устройство. Смотрите, не навлеките беду еще на кого. Что же, разрешите попрощаться… как говорится, приятно было познакомиться… еда в холодильнике. Да, забыл сказать… не пугайтесь, если… как бы это получше сформулировать… если что-то будет не так, как вы себе представляли, даже совсем не так… даже невозможно и фантастично. Принимайте все спокойно и все-все будет хорошо.
Тасманский тигр
Перед тем, как лечь, обошел квартиру. Обстановка действительно напоминала ту, что была у нас когда-то. Темный трехстворчатый шкаф, купленный в мебельном на Ленинском. Красная двуспальная тахта. Торшеры.
Штук тридцать книжных полок на стенах. Старые книги… добрые, единственные мои друзья… вы одни помогли не задохнуться в затхлой брежневщине, ощутить, не выходя из советской тюрьмы, радостную истому бытия свободного человека. Фолкнер, Пруст, Гессе, «Острова в океане»… с полсотни Литературных памятников… читабельная треть Всемирной литературы… десять томов «Махабхараты», Диккенс, Чехов, Дневники писателя… Булгаков, Торо, Бирс, Платонов, Рембо… даже крохотную «Лолиту» и огромного двухтомного «Дон-Кихота» с иллюстрациями Доре раздобыли чекисты.
Старый папин финский письменный стол. На боку процарапанные шилом в день смерти Брежнева слова из Библии:
— Мене, мене, текел, упарсин.
Кухня только какая-то не такая, с прибамбасами, а у нас была простенькая. Холодильник «Саратов». А внутри — почему-то одни немецкие продукты, знакомые йогурты из Лидла, сыры и колбасы из Альди. Плита «Лысьва». Тарелки и чашки итальянские.
…
Открыл дверь на лестничную клетку, а там красный огонек пляшет.
— Вы кто?
Темнота ответила:
— Не узнал, что ли, жидок?
— Старлей?
— К вашим услугам. Но теперь я для вас просто Гена. Буду вас охранять. А внизу, в машине — изнывает от скуки Петро. Зубы точит на вас.
— Пусть лучше себе шишку точит в Зимней сказке!
— Да вы стали тут у нас храбрецом, товарищ Розен!
— Кофе хотите?
— Рад бы, но не положено. Вы потом Колобку проболтаетесь, и мне по шапке дадут. Нет уж, теперь вы — овечка, а я ваш охранник-волк. Такое у нас распределение ролей. Ложитесь спать, не думайте ни о чем, утро вечера мудренее, завтра погуляете, посмотрите на новую Москву, кое-что поймете, может быть, потихоньку все и разрешится. Больше ничего вам сказать не могу, они там считают, надо, чтобы вы сами… Спокойной ночи!
Гена захлопнул дверь, а я к лежбищу своему потянулся. Мучительные вопросы терзали меня как августовские мухи.
Не лгал ли подонок Колобок? Неужели всех моих действительно в заложники взяли? И сына и его семью, которая меня и в глаза не видела? Первую жену? Бедную Марику из Франции похитили? Или с теплохода? Подводную лодку что ли посылали?
Надо бы позвонить по нескольким телефонам, которые случайно не забыл. Может, прямо сейчас и звякнуть? Нет, предупредил тебя Бабель: «Не навлеките беду еще на кого. Попросишь кого-нибудь о помощи и его тотчас схватят и к остальным — в кутузку».
Что он имел в виду, когда говорил — кое-что поймете? Что еще тут понимать? Сцапали, заложников взяли, шантажируют, опозорят, натравят на меня совков, а потом на площадь вытолкнут и народ меня на части разорвет.
Но для этого не надо было мои книги собирать и письменный стол у нынешнего хозяина изымать… да и квартира наверное не пустовала. Достаточно было меня арестовать и в крысятник. Что же у них еще на уме? Какого лешего они со мной возятся? Что будет «не так, как ожидаю»? Что «невозможно и фантастично»?
Да… тут все не так… все невозможно и фантастично.
Двор, дом, подъезд, квартира, книги… все какое-то ненастоящее!
И первая жена, Натка… что-то в ней было странное… неестественное… только вот что?
Понятно, что. Такой ласковой и страстной она с тобой и в первую брачную ночь не была!
Эта, теперешняя, Натка была такой, какой ты хотел видеть свою жену тогда, в семьдесят восьмом. И не постарела она совсем.
Надо отоспаться.
…
Заснул… и вот, лежу на песке, на краю крутого невысокого обрыва… кругом провалы, осыпи, по берегам пересохших потоков возвышаются конические башни, похожие на положенные друг на друга толстые оладьи из глины и коричневого песка. Ландшафт этот я узнал… видел его с Масады… только там все светлое, искрящееся, соляное, а здесь темное.
Серо-лиловое сумеречное небо то и дело озаряют электрически оранжевые сполохи. Никакой растительности, кроме перекати-поля. Карстовые ямы зияют… из них доносятся странные глухие звуки. Скорпионы? Посмотрел на свои пальцы… под ногтями грязь… это не мои руки… шестипалые… с перепонками. Ноги тоже не мои, вытянутые, как у баскетболиста, жилистые ходули… каждая с двумя коленями. Верхнее смотрит вперед, а нижнее назад.
Встал, отряхнулся, побежал… прыгнул… в прыжке раскрыл перепончатые крылья и спланировал как летучая собака. Приземлился неудачно. Лег на спину… стемнело… на небе показались незнакомые созвездия… взошли сразу две Луны, обе полутемные, фиолетово-свинцовые.
Кто-то дернул меня за руку и что-то гортанно пропел… это было такое же существо, как и я… самка… она приблизила свою голову с крупными зазубренными мандибулами к моей шее, как будто принюхиваясь… затем мотнула головой, как бы давая знак — за мной… прыгнула и полетела.