Пианино с желтыми клавишами у окна. То, что клавиши желтые, отчего-то меня удивило. Пришло сравнение с зубами. Должно быть, пианино совсем старое, раз зубы у него такие желтые.
Возле инструмента два обшарпанных стула для учителя и ученика.
Уже много после, когда я выучился играть и пальцы сами скользили по клавишам, я часто смотрел в окно и представлял, как через щели в раме просачиваются звуки, танцуют в воздухе и через открытые форточки попадают в дома и квартиры. Задумавшись, я забывал о том, что надо сидеть смирно, держать спину, я покачивался под эти звуки. А еще нередко, доверившись пальцам, играл, вперив взгляд в потолок. Трещинки и облупившаяся штукатурка помогали мне сосредоточиться и доиграть без запинки. Я доверяю звучанию музыки в моей голове.
Учительница возвращала меня из мечтаний.
Позапрошлой зимой окно, в которое я любил смотреть, играя, разбили и неумело заклеили. Задувало. Завхоз обещал, что примет меры, но я целый месяц играл, закутавшись в бабушкину шаль, пальца мерзли и не хотели разгибаться.
Бабушка настаивает, чтобы я поступал в музыкальное училище. Она переоценивает мои способности. Вот Алек дома не занимается, опаздывает на занятия, а как играет! Точно пальцы его были созданы для игры на инструменте.
Все явственнее сознаю, что моя жизнь будет связана с книгами.
Виктор – Кларе20 июня 1938
Дорогая Клара!
Твой папа прав: важно знать свои корни.
Что касается костемольного завода, то его запах – лишь мелочь по сравнению с тем, что произошло здесь давным-давно (это мне бабушка рассказывала). Представь себе: внезапно обрушилась огромная груда костей. Как это могло случиться? В стене образовалась трещина. Работницы предупреждали начальство, да все без толку.
Однажды, ближе к концу рабочей смены, стена под давлением костей рухнула. Прибежали люди с округи, стали разгребать завалы. Кого спасли, а кто задохнулся. Кровь, кости, раздавленные тела. Девять женщин погибли.
Управляющего заводом тогда едва не растерзали. Уцелел благодаря отцу прекрасного писателя, Льва Абрамовича Кассиля.
Бабушкиной подруге повезло, сломанной ногой отделалась, а несколько работниц завода погибли. Среди них мать почтальонши тети Шуры, Галкина бабушка. Тетя Шура из-за этого в детском доме оказалась, потому, должно быть, ожесточилась. Да разве можно тем оправдать ее отношение к Галке? Галка все время в синяках.
Однообразные будни страшно надоели, но такова моя жизнь, пора привыкать.
С уважением, Виктор
Бабушка решила, что мой ум достаточно окреп (выражение бабушки), и достала из закромов “Божественную комедию” Данте. Первая часть называется “Ад”, я прочитал несколько песен. Отчего это комедия, мне невдомек, но написано хорошо.
Когда-то я в годину зрелых лет
В дремучий лес зашел и заблудился…
Виктор – Кларе26 июля 1938
Дорогая Клара!
На меня сегодня напала тоска – гложет целый день безо всяких на то причин. Состояние удручающее. Полагаю, что тоска – следствие лености ума и душевной распущенности. Отложил Мамина-Сибиряка, читаю Дюма. И как бы ни было интересно, сможет ли королева-мать добраться до Генриха Наваррского, с трудом удается сосредоточиться на тексте. Мысли растекаются, и я растекаюсь вслед за ними.
Что это за недуг? За окном солнечно, птицы поют, вода в Волге теплая… Каникулы! Мне бы печали не знать, а я сижу в четырех стенах, и тошно, и сил никаких.
Говорю себе: “Эх, Виктор Палыч, Виктор Палыч, что за буржуазные замашки…”
Уже темнеет, а я сел писать тебе письмо. Бабушка говорит, что письма помогают, когда на человека нападает тоска. Можно было бы поискать себе собеседника, да где его найти?
Как твоя жизнь, Клара?
Расскажи мне что-нибудь веселое, иначе я совсем зачахну.
С уважением, Виктор
Клара – Виктору4 августа 1938
Здравствуй, Витька!
Мне бы хотелось повеселить тебя, да настроения не те. Сложно целый день с бабушкой. Такие странные вещи она творит. То утюг на плиту поставит, то вещи из окна выбросит. А вчера, пока я купалась, вышла из дома, хотя ей запрещено ходить одной. Как я перепугалась! Соседка привела ее обратно. Она только вышла из подъезда, сразу же потерялась.
Бабушка Алевтина не всегда была такой. Она одна маму воспитывала, сама управляла гостиницей, была и за хозяйку, и за кухарку, когда придется. Мама бабушкой так гордится! И я помню бабушку другой – всегда при деле, с гордой осанкой, волосы аккуратно убраны.
Я мечтала, что вырасту и стану такой же, как бабушка. И никто мне будет не указ! Буду сама зарабатывать на жизнь, ни от кого не зависеть. И замуж не пойду. Зачем мне муж? Мама всегда с папой советуется, прежде чем сделать что-то важное. Если он против, она отказывается от задуманного. Мне советчики не нужны!
Да что я все не о том. Ходили с Гертрудой в парк, долго сидели у пруда. Гертруда предлагала идти дальше, но я завороженно смотрела, как утки плещутся и поочередно влезают на корягу. Вот подплыли две утки, переглянулись между собой, кому вперед лезть. Знают ведь, что место есть только для одной. Одна взобралась на затонувшую ветку, уткнулась клювом в грудь, почесала живот, бока, спину.
Возле коряги образовалась очередь. Утка юрко спустилась в воду, на корягу забралась другая. Та же процедура. Намочить клюв, почистить покрышки. Селезень с синими перьями – красавец. А как извернулся!
Я готова была просидеть так весь день, но Гертруда сказала, что нам пора.
Одну меня никуда не отпускают. Я устала твердить, что мне пятнадцать, я уже не маленькая. Мама считает, что с моей легкомысленностью со мной непременно что-то приключится. Скорее бы домой.
Клара
Случился у нас с бабушкой великий спор. В который раз на мои жалобы бабушка ответила фразой: “Иисус терпел и нам велел”. Очень не нравится мне, что бабушка всюду приплетает Бога. И отказывается смотреть на вещи с позиции логики.
Призвал ее рассуждать здраво. Если Бог может все, зачем ему причинять страдания собственному сыну? Он либо жестокий, либо вовсе не всемогущий.
Бабушка злится и говорит, что я ничего не понимаю. К Богу из головы не прийти, только сердцем.
Пятнадцать лет.
Я родился в августе, когда все на дачах, в пионерских лагерях и в деревнях. В день рождения особенно остро ощущаю одиночество. Хочется вычеркнуть этот день из календаря. Восемнадцатое число и следом двадцатое. Как было бы хорошо.
Для чего я родился на свет? В чем радость существования? Разве не в том, чтобы чувствовать связь с другими? Все мы винтики в огромном механизме…
Нередко в минуты душевного упадка представляю собственные похороны. Кто бы плакал по мне? Только бы раньше бабушки не умереть, иначе ее сердце не выдержит.
Странно это – не жить. Никогда больше не глядеть в окно, не читать книг, не чувствовать, не касаться. А что, если смерти нет? Есть только жизнь – бессмысленная и безысходная.
Клара вернулась. После трех месяцев разлуки заново с ней знакомлюсь.
Вчера она зашла за мной, и мы отправились на пляж. Долго шли по горячему песку подальше от загорающих, пока Клара не произнесла: “Здесь!”
Я расстелил покрывало и сел. “Ты что, и купаться не будешь?” Зеленая Волга не вызывала ни малейшего желания заходить в воду. “Посмотрим”. “Смешной! Зачем тогда пришел?”
Клара отошла всего на пару метров, повернулась ко мне спиной, стянула трусы под юбкой, натянула низ купального костюма. Я должен был отвернуться, но стоял и смотрел как завороженный. Юбка соскользнула по бедрам к щиколоткам.
Она расстегнула блузку, вытащила руки из рукавов, дотянулась до застежки бюстгальтера, расстегнула его и бросила на траву. Натянула верх купального костюма и резко повернулась ко мне. Я не успел отвести взгляд. Должно быть, выражение лица у меня было глупое, потому что Клара рассмеялась.
– Витька, ты чего?
И бросилась к реке.
Я остался сидеть на берегу. Мне было неловко переодеваться в плавки. Вдруг Клара заметила бы… Я сидел и порывисто дышал.
Пытаясь отвлечься, бросал камни в воду.
– Иди сюда, – кричала Клара.
Она вышла из воды. Через мокрый купальник проступили очертания груди. Я готов был провалиться сквозь землю.
– Ну, ты чего расселся? Вода теплая, пойдем!
И потащила меня к Волге.
Я купался как есть. В рубашке и брюках.
Мы дурачились, и я схватил Клару за кисти. Какие у нее тонкие руки. Я впервые заметил, как сильно наши тела отличаются друг от друга. Нет, я и прежде замечал, и все же… Клара тонкая, изящная, ее кисть вдвое тоньше моей. А какие узкие плечи… Какая вся она хрупкая.
Солнце палило немилосердно, и пока мы дошли до дома, одежда высохла. Будет ли когда-нибудь в моей жизни еще один столь счастливый день?
Клара – Виктору14 сентября 1938
Ох, Витька, зря ты это. Она же теперь от тебя не отстанет.
Виктор – Кларе14 сентября 1938
Дорогая Клара!
А что мне оставалось делать? Человек плачет, а от людей ни грамма сочувствия.
Может, и впрямь зря?
О том, что Галкин отец повесился, бабушка сообщила, пока я собирался в школу.
В тот день Галка зашла в класс и, как обычно, прошла вдоль ряда к последней парте. Первый урок, второй, третий, все уже как будто и забыли о страшной новости, и вдруг Галка заплакала. Прямо посреди урока. Клавдия Степановна сделала вид, что ничего не происходит. Рев становился напористей. Продолжать урок было невозможно. “Давайте сделаем перерыв”, – предложила Клавдия Степановна.