Он перестал стричься и отрастил длинный хвост, как у всех хакеров. Маленький, проворный, как мышь-брюнет, он часто сравнивал себя с мышкой — его аналогом в мире животных.
— Я - мышь, — говорил он. — Да, мышь! Маленький и очень быстрый зверек с длинным хвостиком и вытянутым носом.
И приплюсовывал сюда мышь компьютерную.
За окном застывали его бессонные ночи, одна за другой. Уставая, Илья оглядывал комнату, вытянутую в длину и узкую в ширину. Здесь никогда не закрывалась форточка и, оставаясь в неподвижности, зарастала пылью и паутиной. Со стены смотрел привезенный из Краснодара календарь с куполами и переливающимися на солнце крестами, хотя Илья не особо тянулся к непознанному миру веры предков, критично считая себя не таким глубоким человеком. Мирно сопела Лидочка.
В нем появилось нечто от Плюшкина. Всюду валялись ненужные предметы. Пылилась груда огромных бутылок от джин-тоника, лежали старые платы от приемников, магнитные катушки — следы упражнений Ильи в технике.
Он быстро понял, что так недолго вылететь из института. Но денег на жизнь не хватало. Мать помочь почти не могла, только какие-то крохи. Лидочка с родителями была в очень напряженных отношениях. Так что из Дубны им тоже почти ничего не перепадало. Ходили они всю зиму в легких демисезонных пальтишках. В институте их, как всех студентов, кормили бесплатно — огромная радость и подспорье, спасибо ректору. Но вечерами и по субботам и воскресеньям, когда занятий не было, очень хотелось есть…
Илья попробовал устроиться на работу наладчиком компьютеров в организацию с военным уклоном. Протекцию составил один из охранников общежития, пожалевший отощавших студентов.
Кадровик — офицер ФСБ в отставке — по долгу службы начал настойчиво проверять Охлынина "на вшивость":
— Молодой человек, а на что вы у нас рассчитываете? Долго ли будете здесь работать? Думаете у нас сделать карьеру? Это сложно.
Илья почему-то решил показать остроумие и тем кадровика купить:
— Ну, один из ваших тоже начинал офицером ФСБ, а дошел даже до президента страны!
Но кадровик юмора не понимал, счел реплику за нахальство и на работу Илью не взял.
Весеннюю сессию Илюша не сдал. Надвигались беспросветность и настоящая нищета…
18
После одной из очередных встреч великого поэта Охлынина с читателями к нему подошла молодая светловолосая женщина. Улыбнулась… Что-то знакомое мелькнуло в ее улыбке…
— Вадик, ты меня еще не забыл?
Он напряженно силился вспомнить, щуря близорукие глаза.
На редкость фигуристая дама, хорошо одетая и прекрасно державшаяся. Кто это? Откуда? Тайники памяти оставались незыблемыми.
— Я Лена, — сказала женщина. — Ты Краснодар еще помнишь? Нашу редакцию? Свою бедность? Я давно слежу за твоими успехами, читаю твои книги, смотрю выступления по телевизору, слушаю песни…
— Ленка! — обрадовался Вадим. — Откуда ты взялась? Слушай… — он слегка смутился. — Я ведь до сих пор не вернул тебе долг… Уехал и забыл…
…Уезжал он чересчур стремительно, словно боялся не успеть. И панически боялся последнего разговора с Тамарой, как боятся люди выхода на пенсию или приговора суда. Вадим мучился, не зная, что придумать, какие слова лучше подобрать… Ариадна помочь ему не пожелала. Взглянула насмешливо, иронически посоветовала не дрейфить — ты, в конце концов, мужик! С тем Вадим и улетел в родной город Краснодар, чтобы предстать пред ясными очами жены Тамары, ни о чем пока не подозревающей.
На долю большинства женщин обычно падает куда больше горя и страданий, чем на долю мужчин. У них есть силы и возможности проявлять свои способности, действовать, работать, мыслить… Тем и утешаться. Женщины, как правило, остаются на месте, груженные заботами, привязанные к дому и детям. Одни со своей болью и скорбью. Любить, страдать, жертвовать собой — вот что всегда было и остается сутью и уделом женщин.
Вадим боялся первого взгляда Тамары и ее первых слов. Хотя своих первых слов он боялся куда больше. Но глаза женщины, которую он любил так недолго… Да и любил ли вообще?
В самолете он пытался найти какой-то более-менее подходящий вариант объяснения… Но как можно растолковать женщине, что ее бросают?! Что нашлась на свете и лучше, и прекраснее, и умнее?.. И что жена — уже бывшая — теперь мужу не нужна точно так же, как не нужен ее ребенок?.. Нет на свете таких слов, которые могли бы это объяснить… Кроме того, брошенная женщина не верит словам. И ум человеческий плохо переваривает любую правду в чистом виде
Тамара искренне обрадовалась, увидев мужа. Словно успела соскучиться за два дня. И верила она ему безоговорочно. Это терзало Вадима больше всего.
— А Илюшка пробует садиться! — радостно сказала Тамара. — Говорят, еще рано, а он пытается! И ничего с ним поделать нельзя! Такой упрямый!
Она засмеялась. Заглянула мужу в глаза. Удивилась… Запнулась… Растерялась…
— У тебя что-то случилось?
— Да… — пробормотал он. — Мне надо тебе кое-что сказать…
— С институтом нелады?! — всплеснула руками Тамара. — Ну и пусть! Не переживай! Поступишь на следующий год! А если на заочку? Это проще. И мне легче — ты будешь уезжать только на сессии. Какая разница, что окончить? Была бы бумага! Писать ты все равно пишешь.
Она все сказанное им принимала за чистую монету, потому что сама оставалась добра и наивна.
— Тома… — с трудом выдавил из себя Вадим, — я тебя обманул… Институт ни при чем… Да еще слишком рано о нем говорить, творческий конкурс бывает весной… Я летал к женщине…
Жена взглянула недоуменно. Какая женщина? Что за ерунда? Этого не может быть… Так не бывает…
Она еще не знала, как бывает на свете.
В соседней комнате заорал Илюшка.
— Иди! — обрадовался Вадим. — Парень кричит…
Тамара машинально провела рукой по лицу, словно не слышала.
— Подожди… Я ничего не понимаю… Какая женщина?.. Откуда она взялась? Где ты с ней познакомился? Ведь ты летал в Москву в первый раз…
— На вокзале… — пробурчал Вадим.
Тамара вытаращила изумленные глаза:
— На каком вокзале? Она проститутка?! А ты шляешься по вокзалам?! Я тебя поздравляю! Вадим, а как же я?! Как же Илюшка?!
— Он кричит, слышишь? — беспомощно повторил Вадим.
— Ты любишь ее? — вдруг спросила Тамара.
— Мне так кажется… — пробормотал Вадим. — Все произошло неожиданно… Она ехала на юг вместе с матерью… Ты можешь поминать меня лихом, я заслужил.
Тамара встала:
— Собирай вещи и выметайся!
И вышла из комнаты.
Вадим старался не вспоминать свой отъезд, похожий на бегство.
…- На самом деле, — сказала Леночка, — тебе рано или поздно все равно пришлось бы уехать из Краснодара. Что там сидеть сиднем с твоим талантом? Ты теперь известен на весь мир. Илюшку ты видишь? Он часто бывает у тебя?
— Как ты изменилась… — пробормотал Вадим. — Похорошела… Тебя не узнать… А что ты делаешь в Москве?
Он лгал, но немного.
Леночка польщенно усмехнулась:
— Живу, что же еще? Довольно давно. Вышла замуж. У меня две дочки-школьницы. Не работаю.
— Значит, муж выгодный?
Лена вновь плутовато улыбнулась:
— Значит… Догадаться нетрудно. Давай встретимся!
Она предложила это так просто, естественно, как само собой разумеющееся, что Вадим удивился. Хотя он давно ничему не удивлялся и жил своей собственной, спрятанной от Ариадны жизнью. Их связывало прошлое, сильно потускневшее от времени чувство, да общая тайна творчества. Древнее, чарующее и могучее влечение бесследно исчезло. Стерлось, как монета, состарилось и умерло, как умирает все на этой Земле. Сменилось сокровенным равнодушием друг к другу.
Вадим довольно быстро понял, что не любит Ариадну и никогда не любил. Простое вокзальное увлечение — у кого не бывает! — подогретое статусом ее отца… Да и она моментально отрезвела, охладилась, излечилась от своей влюбленности. Хотя иногда Вадим ловил на себе ее чересчур внимательные взгляды и начинал подозревать, что ошибается, Ариадна не остыла до сих пор… И старательно отгонял эту догадку подальше от себя.
Он изменился, вел свободный и разгульный образ жизни. Фанатки окружали его и ловили всюду: на улице, возле машины и здания ЦДЛ, на вечерах, после выступлений и концертов… И отдавались легко и восторженно, очевидно, при этом воображая, что переспали с гением русской поэзии, по таланту равным Блоку или Пастернаку.
В последнее время Ариадна ударилась в модную нынче эзотерику, стала читать Блаватскую и Рерихов, изучать индийскую философию и искать нирвану.
Понаблюдав как-то внимательно за ее занятиями йогой, Вадим вполне справедливо заметил:
— У тебя пока лучше всего получается лишь одна поза — поза трупа!
Ариадна обиделась. Она постоянно твердила о карме и безмерно надоела этим Вадиму.
— Карма, карма! — однажды не выдержал он. — Ты обратила внимание на нехорошее звучание этого слова? Он каркает!
Ариадна махнула на него рукой.
Однажды Инга с любопытством заметила ему без всякого укора:
— Ты всегда так резко и злобно говоришь о женщинах!.. Тогда почему полжизни проводишь возле них?
— Почему, почему… — проворчал Вадим. — Да потому, что они меня интересуют. На редкость привлекательная тема! Врачи наблюдают болезни, а моя клиника — женщины.
— Интерес исследователя? — усмехнулась Инга. — Ведь явно не целителя…
— Пожалуй… Любопытно находить и изучать в них то, что меня от них отталкивает, и то, что к ним притягивает. Наверное, с такой же ненормальной увлеченностью медик принимает яд, чтобы попробовать его свойства.
— И я — одна из твоих подопытных зверюшек… — хмыкнула Инга.
— А ты хотела стать единственной? Извини за прямоту, но этого не удалось добиться ни одной женщине на Земле… Так устроен мир.
Женщины… Вадим часто не мог определить, где притворство и где правда в их словах и поступках. Подружки казались ему вполне искренними, хотя нередко бессознательно и очевидно лгали в разговорах, оставаясь правдивыми, так же неосознанно, в своих ощущениях. Честные и обманчивые одновременно, грубоватые и заботливые, преданные и подлые — они легко безотчетно шли на поводу у своих неуловимых побуждений.