Дорогая Лав, я тебя ненавижу — страница 22 из 66

Шестнадцатилетний Ксавье выглядит очаровательно, как и ожидалось.

Нет, то, что переворачивает мой желудок вверх тормашками и сдавливает горло паникой…

Это его второе имя.

Имя, которого я никак не ожидала.

Ксавье Закари Эмери.

11Авина


Большинство мам в субботу утром первым делом говорят своим дочерям «Доброе утро» или «Ты хорошо спала?». Большинство мам спрашивают, что ты хочешь на завтрак или какие у тебя планы на день…

Но моя мама…

Моя мама дает мне список дел.

Иногда нужно забрать одежду сестры из химчистки. Иногда – отвезти Эшли на раннюю фотосессию.

На этот раз она отправила меня в город за минеральной водой, потому что считает, что вода из-под крана никуда не годится, а Эш нужно много пить во время ее частного урока танцев.

Моя мама настаивает, что быть хорошей певицей ничего не стоит, если ты не умеешь танцевать, поэтому Эшли должна стать «настоящей исполнительницей», чтобы иметь шансы в Лос-Анджелесе.

И вот я здесь, стою в очереди в нашем местном продуктовом магазине с пятью бутылками воды Fiji. К несчастью для меня, все население Сильвер-Спрингс одновременно решило зайти в продуктовый магазин, и очередь растянулась на мили. Побарабанив несколько минут по ручке тележки, я достаю свой телефон из кармана худи и выбираю чат с Заком.

Предполагалось, что я буду его избегать. Я должна была удалить его номер, как только выпрыгнула из грузовика Ксавье прошлой ночью. Но я этого не сделала.

Я не смогла.

Вместо этого я семь часов проворочалась в постели, повторяя полное имя Ксавье и пытаясь опровергнуть собственные теории.

Ксавье. Закари. Эмери.

Закари, как… Зак?

Нет, должно быть, это просто совпадение. Ксавье не может быть Заком. Просто не может. И даже если бы был, это было бы неважно, потому что я никогда не напишу ему снова и…

Мой телефон оповещает о сообщении.

Зак

Я не утопился в чаше с пуншем вчера вечером…

Просто на случай, если тебе интересно.

Я злюсь на себя за эту улыбку.

И бешусь за то, что ответила сразу же после того, как пообещала, что больше никогда не буду с ним разговаривать.

Лав

Да не особо. Но спасибо.

Его ответ приходит через десять минут.

Зак

А ты не ранняя пташка, да?

Лав

Просто удивлена, что ты все еще пишешь мне.

Зак

А почему бы и нет?

Лав

Ну, не знаю, может, потому, что ты сказал, что наш договор об анонимности обречен на провал?

Зак

Как и все в этой жизни.

Лав

И что это значит?

Зак

Подумай об этом. Наша жизнь заканчивается, потому что наши сердца и тела в какой-то момент просто отказывают. Но это не значит, что мы не должны наслаждаться ею, пока она длится.

Лав

Спасибо, доктор Фил[12].

Зак

Рад помочь.

Лав

То есть ты хочешь сказать, что не волнуешься из-за того, что я узнаю, кто ты? Вообще нет?

Зак

Нет, вообще нет.

Лав

Несмотря на все личные подробности, которые ты мне рассказал?

Зак

Нет. Если этому суждено случиться, так и будет. Я ничего не смогу с этим поделать.

Он говорит, что, если мне суждено, я узнаю его.

Но упрямый голос в моей голове кричит…

А что, если я уже?

Очередь начинает продвигаться, и, по моим расчетам, я буду на кассе минут через пять, а то и меньше.

Зак

Я к тому, что всегда могу перестать тебе писать. Если это то, чего ты хочешь.

Ты хочешь, чтобы он перестал тебе писать?

Будь честной, Ви.

Хочешь?

Нет.

Нет, не хочу.

Лав

Я просто говорю, что с этого момента мы не должны говорить друг другу, где находимся. Думаю, прошлой ночью было СЛИШКОМ опасно.

Зак

Согласен.

Лав

И больше никакого обсуждения таких специфических штук, как татуировки. Так будет слишком легко понять, с кем говоришь, а мы не просто так заключили договор.

Зак

Да, мэм.

– Мисс? – кассир привлекает мое внимание, и я вздрагиваю, понимая, что следующая. Ничего не ответив, я засовываю телефон в карман джинсов и выкладываю бутылки с водой на кассу.



Лаймово-зеленую машинку Дии никогда нельзя было назвать «утонченной». Я всегда замечала ее еще издалека – и днем и ночью, независимо от погоды, но я все равно сомневаюсь в том, что видят мои глаза, когда сворачиваю в тупик, ведущий к моему дому, и замечаю ее «жук» на подъездной дорожке.

Я моргаю один раз.

Второй.

Она и в самом деле здесь.

В моем доме.

В 10:30 утра в субботу.

Я занимаю последнее свободное место на парковке, прежде чем тянусь к задним сиденьям, чтобы взять многоразовые пакеты с продуктами. Как бы я ни старалась, не могу придумать разумное объяснение ее присутствию здесь. Может быть, она что-то забыла у меня дома, когда мы тусовались в последний раз?

Возможно, свою верность.

Я иду ко входной двери, и мои попытки успокоиться провалились, едва я переступаю порог. На первый взгляд, кухня пустует, но, повернув голову, я обнаруживаю, что Диа сидит на бархатной скамейке у входа.

Корзинка с мини-маффинами покоится у нее на коленях.

Я гадаю, как расценивать ее визит, пока знакомый аромат яблочно-пекановых маффинов не говорит мне о ее намерениях. Она принесла мои любимые – дикое предположение: она пришла извиниться.

– Привет, – Диа вскакивает на ноги, ее полные губы складываются в робкую улыбку.

– Привет?

– Твоя мама впустила меня, – объясняет она. – Потом ей пришлось уйти, чтобы проследить за уроком танцев Эшли.

Она указывает на потолок, точнее, на студию наверху, где каждые выходные проходят занятия Эш.

Песня Бейонсе Partition эхом разносится по всему дому, вплоть до кухни, и я закатываю глаза до другого измерения.

В этом вся мама.

Боже упаси, чтобы дорогой профессиональной преподавательнице танцев, которую она наняла – женщине, в буквальном смысле ставившей хореографию для некоторых самых громких имен индустрии, – доверили правильно выполнять свою работу.

– Я просто решила принести тебе маффины, – Диа жестом указывает на подарочную корзинку – ее версию белого флага.

Я глупо пялюсь на нее.

– Что ты на самом деле здесь делаешь, Даймонд? – я сразу перехожу к делу.

Она морщится оттого, что я называю ее полным именем, ставит корзину на скамейку позади себя, а затем с болью выдыхает:

– Пытаюсь не потерять единственного друга.

Я жадно слушаю ее.

В спортивных штанах, старом кардигане и с растрепанным пучком на голове она выглядит так, будто не смыкала глаз по меньшей мере двадцать четыре часа. Еще я уверена, что некоторые из темных пятен у нее под глазами – остатки вчерашнего макияжа.

Она плакала?

– Я не единственный твой друг. У тебя есть Лейси, помнишь?

Она издает издевательский смешок.

– Больше нет.

Я хочу спросить, что она имеет в виду. Спросить, что случилось после того, как я ушла. Но я не могу – очень сильно болели свежие раны.

– Прости, Ви. Я была ужасной подругой, – ее глаза полны сожаления. – И я говорю не только о прошлой ночи. Я говорю обо всем выпускном классе.

Я больше не в силах смотреть ей в глаза, однако чувствую, будто с моих плеч только что сняли тысячетонный небоскреб.

Может быть, для нас еще не все потеряно.

– Если быть честной с самой собой, то я была ужасной подругой с того момента, как переступила порог дома Финна прошлым летом. Я изменилась. Я знаю, что изменилась.

Она права.

Она изменилась.

С того дня, как она пришла ко мне и сообщила, что встречается с Финном Ричардсом, я пыталась убедить себя, что я сошла с ума. Что, не желая принимать новый мир Дии, я стою на пути перемен. Перемены – это нормально, говорила я себе.

Перемены – это часть жизни.

Перемены нужно приветствовать.

Я просто хочу, чтобы нашей дружбе тоже не пришлось меняться.

– Я так увлеклась. Мне хотелось прожить тот подростковый опыт, о котором все говорят, попробовать что-то новое, и я… – Она медлит. – Я так сильно люблю тебя, Ви, но я всегда чувствовала, что должна скрывать от тебя эту часть себя. Ту часть, которая хочет совершать ошибки, целовать не тех парней. Ту часть, которая время от времени хочет уходить в отрыв.

– Я что-то не так сделала?

– Нет, просто… ты всегда такая сдержанная. Ты не любишь внимание, не помешана на парнях, не хочешь иметь ничего общего с популярностью. А из-за твоего отца алкоголь… – Она морщится, будто слова оставили кислый привкус у нее во рту. – Я не могу не чувствовать себя чудовищем потому, что хочу всего этого. А когда я начала встречаться с Финном… – Она вздрагивает при упоминании его имени.

Этот игрок и правда уничтожил ее.

– Он заставил меня почувствовать, что это нормально – поддаваться порывам. Быть с ним было похоже на кайф, которого я никогда раньше не испытывала. Но потом кайф закончился. И я пыталась получить это чувство в другом месте, пыталась сохранить его как можно дольше… неважно, какой ценой.

Она начинает плакать.

Вот почему она хотела попробовать ту дурь.

Чтобы сохранить то чувство.

– До тех пор, пока прошлой ночью ты не ушла. И я поняла,