Его ответ приходит моментально.
Зак
Не надо. Пожалуйста.
Зак
Мне нужно, чтоб ты отвлекла меня прямо сейчас.
Лав
От чего?
Он не отвечает.
Следующие пятнадцать минут я провожу в размышлениях. Дерьмо… неужели я и правда беспокоюсь о нем? Прежде чем я успеваю опомниться, мои пальцы набирают второе сообщение.
Лав
Зак, что происходит?
Зак
Я слышу их.
Сначала я не могу собрать все воедино.
Пока не нашлось очевидное объяснение. Он только что рассказал мне, что его мама все портит. Это то, что он слышит? Свою маму с… кем-то другим?
О боже мой.
Лав
Срань господня. Твоя мама?
Проходит еще пять минут, прежде чем он отвечает.
Лав
Зак???
Зак
Прости, меня сильно рвало.
Лав
Это ужасно. Я не знаю, что еще сказать.
Зак
Просто скажи, что останешься.
Лав
Я останусь.
Представив Зака, слеш, возможно, Ксавье, запертого в своей комнате и пытающегося заглушить звуки того, как его мать изменяет отцу, меня начинает подташнивать. Я умираю от желания спросить его, почему она трахается с каким-то неудачником, когда ее ребенок дома, но воздерживаюсь, боясь разбередить его раны.
Единственное объяснение, которое я вижу, – она не знает, что Зак дома.
Лав
Хотела бы я обнять тебя прямо сейчас.
Зак
Честно предупреждаю, если бы ты обняла меня, другая часть меня, вероятно, обняла бы тебя…
Я фыркаю.
Эти парни, клянусь.
Никогда не смогу понять, как они могут в одну секунду обсуждать серьезные темы, а в следующую говорить о сексе. Хотя что-то мне подсказывает, что он просто отвлекается. Отчаянно пытается думать о сексуальном сценарии, который не включал бы его мать.
Лав
УСПОКОЙСЯ, МАЛЬЧИК.
Лав
Ты даже не знаешь, как я выгляжу, помнишь?
Зак
Мы это уже проходили. Я на 99 % уверен, что ты в моем вкусе, Эл.
Моя грудь сжимается, когда перед глазами мелькает образ водительских прав Ксавье. Ну, если Зак тот, о ком я думаю…
Он тоже определенно в моем вкусе.
Я ненавижу то, что хочу разорвать его душу и глубоко погрузиться в самые темные уголки его разума. Разобраться в нем. Понять, что заставляет его работать. Я не должна быть такой любопытной. Мы буквально заключили договор, пообещав не проявлять излишнего интереса.
Лав
У тебя когда-нибудь умирали близкие люди?
Проходит 10 секунд.
Зак
Так вот как ты говоришь о пошлости? Если да, то нам, вероятно, стоит поработать над этим.
Мне неловко от того, как громко я смеюсь над его сообщением.
Лав
Я серьезно, придурок.
Зак
Никто больше не говорит «придурок».
Лав
А ты кто? Полиция придурков?
Зак
Следовало бы ею стать. Звучит забавно.
Лав
Я задала тебе вопрос, придурок.
Зак
Прекрати меня так называть. Я потерял дедушку, когда мне было пять лет. А ты?
Лав
Папу.
Зак
Что случилось?
Лав
Он был болен.
Что? Это правда. Он был болен от жизни. На моем экране появляются точки, когда он пишет ответ, но я не хочу больше это обсуждать, поэтому снова меняю тему.
Лав
Ты веришь в фатум?
Зак
Как в судьбу?
Лав
Да.
Зак
Не совсем.
Лав
Значит, с тобой никогда не случалось чего-то настолько безумного, что это казалось нереальным? Чего-то, что заставляет тебя задуматься – вдруг все происходит по какой-то причине?
Зак
Например?
Лав
Не знаю. Например, из-за опоздания на рейс не сесть в самолет, который позже разбивается?
Зак
Не-а, не могу сказать, что со мной когда-нибудь случалось что-то настолько странное.
Лав
Ты понимаешь, что единственная причина, по которой мы сейчас разговариваем друг с другом, это то, что я написала письмо ненависти учительнице и случайно оставила его в книге?
Зак
Это ничего не доказывает.
Лав
Хорошо, а как насчет того, что время идеально совпало и мы могли продолжать обмениваться письмами и признаниями через книгу на протяжении нескольких недель?
Зак
Ладно, это было странно, признаю.
Лав
Ты скучаешь по этому? По письмам?
Зак
Я не думал об этом с тех пор, как мы перестали. А что?
Лав
Просто я скучаю.
Я поражена собственной честностью.
Поражена, но тем не менее это правда.
Я скучаю по тому, как писала ему письма. Не имея ни малейшего представления о том, кто их получает. Я скучаю по возможности смотреть на любовь детства, не задаваясь вопросом, является ли он моим тайным другом по переписке.
Я скучаю по тому времени, когда Зак был просто Заком.
Лав
Не пойми меня неправильно, мне нравится общаться с тобой по телефону, но не могу отделаться от ощущения, что все было намного проще, когда мы были просто двумя детьми, пишущими глупые признания в книге.
Ему требуется десять минут, чтобы ответить.
Зак
Тогда давай продолжим.
Лав
Ты серьезно?
Зак
Как и инфаркт.
Лав
Так что? Каждый оставляет в книге по одному признанию в неделю?
Зак
Почему, черт возьми, нет?
Лав
А если кто-то найдет их?
Зак
Не найдут. Мы будем вытаскивать наши маленькие грязные секреты из книги по ходу дела.
Зак
Но больше никакого дерьма в стиле PG-13. Я хочу чего-то стоящего. Давай играть по-крупному, или расходимся, Эл. Что скажешь?
Я взвешиваю все «за» и «против» более пяти минут. Дать ему больше информации о себе – это определенно безумие. Мы и так уже ходим по тонкой грани. Играем с огнем каждый раз, когда нажимаем «Отправить».
Одно неверное движение, и все наши благие намерения могут рухнуть вместе с нашим договором об анонимности. С таким же успехом я могла бы дать ему свой номер социального страхования, раз уж ввязалась в это дело.
Ты обещала, Ви.
Ты обещала, что перестанешь бояться.
Сейчас и начнем.
Лав
Я согласна!
12Авина
Тогда
Мой папа однажды сказал мне, что некоторые вещи в жизни происходят будто в замедленной съемке. Например, тот короткий момент, когда ты впервые встречаешься взглядом со своей второй половинкой. Или та доля секунды, когда ты раньше времени переходишь улицу и кто-то удерживает тебя на месте.
Он все время повторял, как редко это случается.
Он говорил, что надеется, как однажды я и сама испытаю легендарное «слоумо». Так же, как было с ним, когда он выиграл свою первую автомобильную гонку, а еще лучше, когда он увидел, как мама идет к алтарю в день их свадьбы.
Папины «слоумо» были потрясающими.
Мои же, наоборот…
Добавьте стакан виноградного сока, любимое белое платье моей сестры, телевизионное шоу, которое будет транслироваться по всей стране, и вот оно.
Невообразимый кошмар семилетней девочки.
Я до сих пор слышу крики моей матери, когда я споткнулась о собственные ноги и стакан выскользнул у меня из рук. Представьте пятно от фиолетовой жидкости, которая пропитала платье Эшли. Почувствуйте укол боли, когда я порезала палец, пытаясь поднять бокал, – кажется, будто мой детский мозг решил, что уборка бардака поможет восстановить платье за тысячу долларов.
Да, все это происходило как в замедленной съемке, но это раздражение в глазах моей мамы, разочарование, стыд за то, что ее дочь – недотепа мирового уровня, остались навсегда. Ненависть в ее голосе, когда она намекнула, что я сделала это нарочно.
– Я не специально, честное слово, – прохрипела я после тридцати минут ада, который моя дражайшая мамочка обрушила на меня, и выбежала из дома.
Я была босиком, но ничего не чувствовала, пока мои маленькие ножки ступали к красному клену за сараем на заднем дворе. Ни мокрой травы под пальцами. Ни открытого пореза. Ни крови, стекающей по руке.
Ничего.
Мне нравилось туда ходить – поправочка: мне нравилось прятаться там всякий раз, когда мама упрекала меня за то, что я не была идеальной. Старое дерево было моей надежной гаванью. Оно было местом, где можно спокойно поплакать, убежищем, где мама никогда не могла меня найти.
Где никто никогда не обнаружил бы меня.
По крайней мере, я так думала