Ксав въехал на парковочное место задним ходом, чтобы нам было хорошо видно воду, взял несколько одеял и подушек с заднего сиденья и сказал:
– Ты идешь, Харпер?
Мы уже больше часа лежим в кузове грузовика Ксавье с открытой задней дверью, смотрим в небо, смеемся и обсуждаем все, кроме важных вопросов.
Мы не говорили о признаниях или о моей репутации, которую вываляли в грязи.
Мы просто болтаем на кровати из одеял, жуя трехнедельные Jolly Ranchers[17], которые у Ксава завалялись в машине. Притворяясь, что охота на Зака и Лав не находится в самом разгаре, а вся школа не пытается нас поймать.
– Гребаные облака, – пыхтит Ксавье, когда море звезд над нашими головами исчезает за толстым слоем тумана.
– Не проверил погоду на сегодня, да? – поддразниваю я.
С дьявольской ухмылкой на губах Ксав поворачивает голову, чтобы посмотреть на меня, и одним вопросом заставляет мою кожу гореть:
– Ты серьезно думаешь, что я был способен думать о погоде после того, как трахал тебя пальцами у стены?
Мои щеки нагреваются до невообразимой температуры.
– Итак… Дьюк, да? – Я откашливаюсь, моя внезапная смена темы только подпитывает сексуальную ухмылку на его лице. – Я полагаю, что баскетбольная стипендия – мечта всей твоей жизни?
– Еще бы, – он снова обращает свое внимание на небо. – Мы с папой говорили об этом с тех пор, как мне исполнилось пять. Не могу представить, чтобы я занимался чем-то другим.
– Я этому завидую, – признаюсь я. – Тому, что у тебя есть цель, страсть. Хотела бы я иметь что-то подобное.
– Ты ждешь, что я поверю, будто девушка, которая знает все, не имеет представления, что делать с остальной частью своей жизни? – насмехается Ксав.
– Я серьезно, – я пихаю его локтем. – У меня никогда не было возможности понять, в чем моя фишка, понимаешь? – Мои глаза расширяются. – О боже, а что, если у меня ее нет?
Ксав смеется глубоким смехом, от которого у меня сбивается пульс.
– У всех есть какая-то фишка, Харпер, – он смотрит на меня сквозь темноту. – Просто некоторым из нас требуется больше времени, чтобы найти ее.
Я киваю, на моих губах появляется робкая улыбка.
Я очень хочу верить ему.
– А что насчет тебя? – Ксавье возобновляет разговор. – Что там с твоей стипендией? Я видел твой дом, Ви. Твои близкие явно неплохо устроились.
– Это их деньги, не мои, – я пожимаю плечами. – С того дня, как мы узнали, что моя сестра умеет петь, я поняла: мне придется самой о себе позаботиться.
– Эшли, да? – спрашивает Ксавье.
Я выгибаю бровь, задаваясь вопросом, откуда он знает имя моей сестры. Ксавье даже никогда не виделся с Эшли. Она никогда не присутствовала на наших детских встречах – была слишком занята тем, что выслушивала крики преподавателей по пению.
Ксав никогда не видел и моего отца.
Кертис Д’Амур содрал бы с себя кожу, но не стал бы посещать «воскресные бранчи». Он всегда оставался дома, чтобы тренироваться к своей следующей гонке.
Ксавье быстро улавливает суть моего недоумения.
Он ухмыляется.
– Я расспрашивал о тебе. Засуди меня.
Мой желудок трепещет.
– Правда? – хихикаю я. – Кого ты спрашивал?
– Тео, – усмехается он. – Огромная ошибка, между прочим. Он просто не мог заткнуться, рассказывая о твоей сестре.
Я улыбаюсь и сжимаюсь одновременно, вспоминая, как Эш и Тео пожирают друг друга в ванной Финна. Понятия не имею, что я чувствую по поводу этих двоих, хотя это не имеет значения.
Даже если бы между ними и правда произошло что-то еще, это никогда не станет чем-то большим, нежели физическая близость. Эшли ни за что не подпустит Тео достаточно близко, чтобы между ними появилось что-то настоящее. Особенно сейчас, когда она так близка к тому, чтобы уехать из города со своим менеджером Робом и покорить музыкальную индустрию.
– Она такая, – киваю я.
– Не хочу быть слишком прямолинейным, но… разве весь смысл иметь знаменитую сестру не в том, что тебе не нужно беспокоиться о деньгах?
Я фыркаю от смеха.
Он точно не знает Эстер Харпер.
– В нормальной семье, возможно. Моя мама считает, что мне нет смысла устраиваться на работу. Если бы это зависело от нее, я бы до конца жизни оставалась девочкой на побегушках у Эшли.
Ксавье морщится.
– Я так понимаю, что эта стипендия – твой билет на свободу?
– Динь, динь, динь! – подтверждаю я, и он смеется.
Некоторое время мы снова молчим, глядя на небо и миллионы звезд, скрытых плотными облаками. Если бы не несколько фонарных столбов, освещающих местность, мы бы ни хрена не смогли разглядеть. Я чувствую себя спокойно. Умиротворенно. Пока я украдкой не бросаю взгляд в сторону Ксавье. И чувство вины гложет меня.
– Есть кое-что, что ты должен знать, – я чувствую, что обязана сказать. Он заслуживает правды, к черту последствия.
Его взгляд тут же перемещается на меня.
– Я была не совсем честна с тобой ранее… – Мне нужна передышка, чтобы справиться с нервами. – Я нарушила договор. Я поняла, кто ты, задолго до того, как мы договорились встретиться в спальне Финна.
Ксавье садится, черты его лица темнеют от шока и гнева.
– Ты что? – выплевывает он.
– Мне так жаль, – слова льются рекой. – Знаю, что должна была сказать тебе, но это вышло случайно. Я никогда бы не сделала этого специально, клянусь.
Мои извинения нисколько не смягчают его гнев.
– Ксав, скажи что-нибудь, пожалуйста.
Твердый как камень, он делает длинный глубокий вдох.
А затем начинает безудержно смеяться.
Какого черта?
– Я просто издеваюсь над тобой, Ви, – задыхается он от слишком сильного смеха. – Я уже давно знаю.
– Что? – выпаливаю я. – Как?
– После того как я поцеловал тебя в гараже Финна, я начал думать о всех тех случаях, когда твоя личность была прямо перед моим гребаным лицом, и я понял, что ты наверняка знала. Это было единственное, что имело смысл. Возьмем, к примеру, вечер розыгрышей от выпускников, после которого мы застряли вместе. «Лав», – он изображает кавычки в воздухе, – очень кстати начала расспрашивать меня о девушке, с которой я был. Красивая ли она, нравится ли мне. Наверно, ты наименее хитрый человек на земле, Харпер, ты это знаешь?
– Это говорит парень, который не догадывался обо всем до последней секунды!
Он смеется:
– Эй, в свою защиту скажу, что ты вводила меня в заблуждение на каждом шагу. Притворялась, будто не ходила на вечер розыгрышей от выпускников, чтобы запутать меня, и все такое. Я до сих пор не могу понять, как ты вообще узнала, кто я.
– Легко, я пошла на работу.
Его растерянный взгляд обращается ко мне.
– Я работаю в школьной библиотеке, – уточняю я.
– Черт, правда? – он поражен.
– Правда.
– Я так понимаю, ты видела, как я искал книгу?
– Нет, это была моя коллега. Я работаю только в вечернюю смену, – объясняю я. – Так получилось, что она сказала мне, что ты приходил искать книгу… остальное ты уже знаешь.
Он молчит в течение нескольких секунд, словно погрузившись в глубокие раздумья.
– О чем ты думаешь? – спрашиваю я.
– Думаю, что твоя работа в библиотеке многое объясняет. Например, то, что ты всегда могла ответить на мои письма.
– Так ты не сердишься? – я кусаю нижнюю губу. – Из-за того, что я нарушила договор?
– Нет, – пожимает плечами он. – Я говорил тебе, что случится какое-то дерьмо и мы все узнаем, сами того не желая. И я был прав, не так ли?
Я киваю.
Тишина окутывает нас.
Я пользуюсь случаем, чтобы сесть и распустить туго затянутый пучок на макушке. Ксавье смотрит на меня, когда мои розовые волосы ниспадают по плечам. Я ловлю себя на том, что некоторое время осматриваюсь по сторонам. Спокойный ручей и знаменитые источники.
– Что-то не так? – замечает Ксавье.
– Нет, просто… – Я выдыхаю, скорее принимая ностальгию, чем страшась ее. – Мы с папой постоянно приезжали сюда.
Лицо Ксавье искажается.
– Твой отец… Это о нем ты говорила в своем признании?
Мое сердце сжимается в груди.
– Да, о нем, – отвечаю я несколько минут спустя. – Он покончил с собой, когда мне было девять.
Ксавье бледнеет.
– Мне чертовски жаль, Ви. Я понятия не имел. Ты хочешь уйти?
Его горячая ладонь обхватывает мою, и только тогда я осознаю, насколько у меня замерзли руки, но я бы не стала ничего менять.
Я хочу остаться здесь, на пустой парковке рядом с источниками, с Ксавье Эмери, держащим мою холодную руку.
– Нет, тут идеально, – качаю головой я. – Не думала, что когда-нибудь буду снова улыбаться в этом месте. Спасибо, что доказал мне, что я ошибалась, придурок.
– Не называй меня так, – он сдерживает ухмылку.
Ксавье переплетает наши пальцы, сжимает мою руку и ложится на кровать из одеял. А потом дергает меня за руку, чтобы увести за собой вниз, и кивком подбородка призывает лечь поближе.
Мой пульс учащается, я кладу голову на его торс, наслаждаясь звуком его бьющегося сердца и восхитительным запахом его одеколона. Ксав обнимает меня за плечи, прижимая к своей груди.
– Ты жалеешь об этом? – я задаю вопрос, который не дает мне покоя.
– О чем жалею? – он проводит пальцами по моим волосам.
– О признаниях. О Лав, о Заке – обо всем.
– Честно?
Мгновение молчания.
– Да.
Я не ожидала, что подтверждение причинит мне такую боль.
Конечно, он сожалеет об этом.
Это может разрушить его жизнь.
Я могу разрушить его жизнь.
– Я жалею, что написал это гребаное признание о своей маме. Если станет известно, что я Зак, ее могут… – Он не может заставить себя сказать это, но ему и не нужно. Мы говорим о возможном тюремном сроке для директора Эмери, если Ксавье разоблачат. – Ладно, а ты жалеешь?
– Я определенно жалею, что не была более осторожна, – я горько усмехаюсь. – Не перестаю думать, что, если бы мы просто были начеку, ничего бы этого не произошло и мы…