Он со всей силы ударяет Ксавье по лицу, и я вскрикиваю, моя рука в непроизвольном порыве взлетает ко рту. Ксав в шоке отшатывается назад, покачиваясь так, словно вот-вот потеряет равновесие, но в последний момент восстанавливает контроль над телом. По-королевски разозленный, он рывком поднимает голову и вытирает кровь со рта тыльной стороной ладони.
– Ты хоть понимаешь, что ты натворил? – мистер Эмери орет во всю мощь своих легких, ноздри раздуваются от ярости. – Ты разрушил наши жизни, сынок. До этого мы были совершенно счастливы.
Черты лица Ксавье искажаются от отвращения, ярость пульсирует в набухшей вене на его шее.
– Подожди… Ты хочешь сказать… ты, мать твою, знал? – кричит Ксав.
Мистер Эмери стискивает зубы, раздумывая, стоит ли раскрывать секрет, к которому Ксав никогда не был готов.
Наконец он говорит:
– Конечно, я знал.
Это подтверждение служит детонатором для взрывного гнева, который слишком долго дремал в Ксавье. Подражая жестокости своего отца, Ксав сжимает костюм мистера Эмери в кулак и кричит в нескольких сантиметрах от его лица:
– Так ты знал все это время? Ты знал, что она трахалась с несовершеннолетним? С моим другом?
У мистера Эмери, который немного ниже ростом и далеко не такой мускулистый, как его сын, нет другого выбора, кроме как признать свое поражение:
– Я знал о водопроводчике и соседе, но я не знал о парне, клянусь.
Совсем не убежденный, Ксав отпускает костюм своего отца и сильно толкает его, что заставляет дорогого папочку напрячься, чтобы восстановить равновесие.
– И что? – шипит Ксавье. – У вас двоих был какой-то хреновый договор об изменах? Ты с самого начала знал, что она трахается со всеми этими неудачниками, и тебя это устраивало?
Мистер Эмери испустил долгий вздох.
– Я узнал об этом два года назад. Однажды вечером я пришел домой и услышал, как они занимаются этим наверху. Сначала я был в ярости. А потом вышел и вернул им должок. Я убедил себя, что теперь мы квиты. Я даже планировал рассказать ей, прежде чем подать на развод, но потом… я просто… не остановился.
Ксав выглядит так, словно ему только что насильно скормили кусок реальности, который он не может переварить. Его мать изменяла его отцу – это одно. А то, что оба его родителя изменяют друг другу, – это совершенно другая история.
– Ну же, сынок, – мистер Эмери делает шаг вперед. – Ты ведь и не предполагал, что я был с Хэнком все эти ночи, правда?
Ксавье отшатывается, его губы на мгновение приоткрываются.
– Но… как ты мог остаться с ней?
– Послушай, – мистер Эмери подходит ближе. – Когда твоя мама забеременела тобой сразу после старшей школы, я сделал серьезный шаг. Женился на ней. Научился быть отцом. Это было несложно. Я хотел тебя, моего мальчика, мою гордость и радость. Но когда она начала трахаться с прислугой, я думаю, это заставило меня понять, что… То, что я хотел ребенка, – он медлит, – не означает, что я хотел жену.
Глаза Ксавье налиты кровью, его кулаки сжаты так сильно, что костяшки пальцев побелели как мел.
– К тому же у нас общий дом. Работа в одной школе. Все было просто. Знакомо. И я не хотел начинать все заново с кем-то другим, поэтому играл роль идеального мужа. Осыпал ее любовью, чтобы она ничего не заподозрила и мы могли продолжить жить как прежде. Ты бы удивился, насколько встревоженной становится женщина. Она буквально дышала мне в затылок, постоянно спрашивала, куда я иду. Как будто переносила на меня свои проступки.
Его отец подавляет смешок.
– Хотя теперь это не имеет значения. На планете нет ни одной чертовой школы, которая бы взяла нас на работу после этого. Не говоря уже о том, что твоя мама идет ко дну. Попрощайся с Сильвер-Спрингс, парень. Это точно, черт возьми, больше не наш дом. – Отец Ксавье поворачивается, чтобы уйти, но останавливается в двух шагах, его полные ненависти глаза сверлят меня. – Надеюсь, она того стоила.
Уходя, мистер Эмери захлопывает дверь, и тишина возвращается на свое законное место, опускаясь на нас.
Но она длится недолго.
– Мне так жаль, – я говорю это серьезно.
– Неважно, – Ксав ведет себя невозмутимо, но я чувствую его боль. Он хватает меня за талию обеими руками, прижимая мои бедра к своим. – Важно только то, что тебе не нужно уезжать.
– Ксав, я… Мы так не договаривались. Мистер Холл сказал, что я должна рассказать ему, кто ты, или он лишит меня стипендии.
– И ты это сделала.
– Что? Нет, я…
Он целует меня в губы, чтобы я замолчала.
– Я отозвал его в сторону до твоего прихода. Сказал ему, что ты убедила меня признаться и он обязан тебе всем. Мы заключили сделку. Я согласился взять на себя полную ответственность, если только они не будут упоминать твое имя. Дьюку ни хрена не нужно знать.
В этот момент я заливаюсь безудержным плачем.
Отчасти потому, что никогда в жизни не испытывала такого облегчения.
Но также… потому, что я никогда не чувствовала себя такой виноватой.
– Ты спланировал это? Когда? – шмыгаю носом я.
– Как только Диа сказала мне, что ты уезжаешь.
Я в полном ошеломлении, и мне требуется время, чтобы все осознать.
– Они могут делать со мной все, что, черт возьми, захотят, Ви, но не с тобой – никогда с тобой.
– Но… А как же ты? – мой голос надламывается. – Твои мечты? Твоя стипендия? Тебе не нужно было этого делать, Ксав. Я была готова уехать. Я была не против.
Ксавье смеется и заключает меня в объятия, упираясь подбородком мне в макушку.
– Ну, это чертовски плохо, потому что я против.
Выплакав все глаза, я обмякаю в его объятиях, зажав окровавленную ткань его рубашки между пальцами и вдыхая его запах. Его разбитые губы кажутся слишком суровыми, поэтому я оставляю легкий поцелуй на нетронутом уголке его рта.
Он сам это сказал.
Все полетело к чертям.
И это будет продолжаться.
Завтра, на следующей неделе, в следующем месяце.
Разница в том, что… теперь мне все равно.
Потому что я нашла человека, ради которого стоит пройти через огонь.
– Я люблю тебя, Эл, – шепчет Ксавье, проводя большим пальцем по моей нижней губе, и я смеюсь над этим прозвищем.
– Я люблю тебя, Зи, – хриплю я.
Он улыбается.
Я улыбаюсь.
Затем я мысленно перекладываю Ксавье из ящика «То, что я любила и потеряла» в совершенно новый.
Такого у меня никогда раньше не было.
Мой любимый ящик всех времен.
То, что я любила и сохранила.
Эпилог
– Ты еще можешь передумать, понимаешь? Пока не слишком поздно, – Диа идет за мной, неся коробку с надписью «ХРУПКОЕ» к грузовику Ксавье, припаркованному у входа.
– Черт, ты права. Давай перенесем все обратно в общежитие, – фыркаю я, затаскивая тяжелую коробку в багажник машины. Я едва успеваю закрыть заднюю дверь, когда Ксавье, который уже десять минут разговаривал по телефону с нашим арендодателем, заканчивает звонок и обходит грузовик, чтобы встретить нас.
– Все готово? – Ксавье обхватывает меня сзади за талию и прижимает к своей груди. Я по-девчачьи хихикаю, когда он осыпает поцелуями все мое лицо.
– Осталась одна коробка. – Я поворачиваю голову через плечо, чтобы поцеловать его, наши губы двигаются медленно и чувственно в непревзойденной синхронности.
– О, черт возьми, нет, – посмеиваясь, вмешивается Диа. – Она моя еще несколько минут. Руки прочь, Эмери.
Диа уже собирается разнять нас, как вдруг рингтон ее телефона раздается по пустому кампусу – преимущество переезда через две недели после начала летних каникул. Большинство студентов уже разъехались.
Мы с Ксавом отстраняемся друг от друга как раз вовремя, чтобы увидеть, как Диа достает свой телефон и проверяет имя звонившего. Ее губы растянулись в улыбке, которая, однако, не достигла ее глаз.
Это тот самый Случайный Парень.
Должно быть.
– Неважно, продолжайте сосаться. Я скоро вернусь, – дразнит Диа, отдаляясь от нас и прижимая телефон к уху. Я откидываю голову на плечо своего парня, наблюдая, как моя лучшая подруга все глубже зарывается в яму отрицания.
– Это ее новый парень? – спрашивает Ксав, его губы на уровне моего уха. Он пользуется возможностью поцеловать мою шею и прикусить зубами чувствительную кожу за ухом.
Я содрогаюсь всем телом.
– Скорее это временное решение постоянной проблемы, – поправляю я.
Диа, может, и злится на меня за то, что я съехала из нашего общежития и поселилась с Ксавом за пределами кампуса, но мы обе знаем, что ей не помешало бы иметь комнату для себя – становилось все труднее и труднее протаскивать Ксавье к себе каждый раз, когда мы возбуждались.
Кроме того… двухъярусные кровати.
Не сексостойкие.
Конечно, мы с Ксавом не очень нежны в постели, ладно, мы животные, но я никогда не забуду, как мне пришлось объяснять Дие, почему верхняя койка была сломана. Я возместила ущерб, но она не давала мне покоя несколько месяцев. Даже сейчас понимаю, что никогда этого не забуду. Серьезно, однажды она расскажет эту историю на моей свадьбе.
– Ты сказала ей, что он вернулся в город? – спрашивает Ксавье.
От этой мысли у меня мурашки бегут по коже.
– Нет. И не собираюсь, – отвечаю я.
Последнее, что сейчас нужно Дие, это возвращение в ее жизнь Финна, мать его, Ричардса, особенно учитывая все то, что сейчас происходит с ее семьей. Финн был и всегда будет слабым местом Дии. Ее эпическая, возможно токсичная любовь. Меня не волнует, что он вернулся в Сильвер-Спрингс после того, как исчез с лица земли, – это чуть не убило Дию.
Боже, это было почти год назад.
Безумие, как быстро все меняется.
Тогда Ксавье выступал на коктейльной вечеринке, открывая миру свои самые сокровенные тайны. Последовавшие за этим события оцениваются на твердую десятку из десяти по шкале безумного дерьма. Слухи распространились по городу как лесной пожар, и к утру понедельника каждый студент Истона знал личность Зака.